Человек растет
В вашей афише много спектаклей для старших подростков и "молодых взрослых". Обычно в ТЮЗах в провинции репертуар гораздо более… безопасный. Почему, как вам кажется?
Алексей Крикливый: Не знаю, просто я чувствую, что нашему зрителю (и нам самим, что самое главное) не хочется сидеть в такой узкой нише. Да, не будем скрывать, есть вещи, за которые нам дают субсидию. Но, по-моему, субсидия должна работать шире. Тем более мы молодежный театр, и в отличие от ТЮЗа… Вроде смысл у обоих понятий одинаковый. И все-таки, когда меняешь название, - начинаешь дышать по-другому. Ты понимаешь, что у тебя есть и "бебики", и школьники, и сложный период пубертата, - и не можешь остановиться на сугубо детских спектаклях. Человек растет, и мы как театр можем провести его до конца - до тех пор, пока разум в силе. Театр такое искусство… оно может случиться и не случиться. Но мне кажется важным, чтобы для нашей публики спектакль был не только развлечением, но и впечатлением. А оно может состоять из разного…
Вы ориентируетесь на то, каким "юным зрителем" были сами?
Алексей Крикливый: Да, и одно время мне это помогало, а сейчас начало ужасно мешать. Я понимаю, что когда был чуть помладше, то ворчал на старших коллег: мол, старперы. Теперь сам потихоньку становлюсь консерватором и бью себя по рукам, чтобы раскрыть сознание, не забыть, что, кроме моей точки зрения, есть еще чья-то. Молодежный театр, к счастью, спасает от жизни в "коробочке". И режиссеры, которых мы приглашаем на постановки, и артисты у нас - люди бойкие и любопытствующие. Не дадут заснуть… Сложно удержаться на стадии старта: мы же не можем угадать, станет ли этот спектакль художественным событием. Доверяем, но проверяем по восемь раз. А все равно хочется, чтобы коллеги рисковали. Обычно именно рисковые вещи получаются запоминающимися. В общем, не век же на своих ориентирах сидеть! Нужно смотреть, читать, наблюдать, чтобы не остаться в коконе всезнания. Даже если оно касается того, каким я был в детстве. Это же тоже большое заблуждение… Знаете, как бывает, когда взрослые приходят на спектакли с малышами и ищут тот спектакль, который они смотрели когда-то, и требуют его же для своих детей и внуков. А он уже невозможен по определению. Многое в жизни изменилось, скорость изменилась… Хочется от этой инерции восприятия избавиться. Пускай мои впечатления останутся со мной.
Ограничители внутри
А у вас есть как у главного режиссера незыблемые ограничения? То, чего вы и в своих, и в чужих спектаклях не допустите?
Алексей Крикливый: Есть вещи, исследование которых не является исследованием художественным. Например, какие-то психические болезни, отклонения и патологии. Клинические случаи. Вот это единственное, что может, наверное, останавливать. А все остальное, что касается человеческих движений, изменений… дыхания человеческого, - имеет право на жизнь. Любые художественные формы возможны - пожалуйста! Ограничители внутри у каждого должны стоять. Это не новая мысль…
Но к ней в последние годы приходится часто возвращаться в связи со скандалами вокруг театральных событий.
Алексей Крикливый: Ну, мы же все понимаем, что, когда происходят запреты художественных произведений, именно художественное стоит на последнем месте. Мы в Новосибирске прожили запрет "Тангейзера" Тимофея Кулябина. То, что происходило на сцене, имело наименьшее значение в конфликте вокруг спектакля. Потому что там работали совершенно другие интересы. Очень важно найти, как в театре говорят, исходное событие. В любом запрете спектакля оно может лежать очень далеко от вер, конфессий, увлечения историей или чем-то еще…
Вам приходилось идти на компромиссы, подстраиваться под публику и коммерческие интересы театра?
Алексей Крикливый: Без определенного компромисса невозможно, мне кажется. Другое дело - пропорции. Ты или понимаешь, чем дышит зал, или нет. У любого режиссера публика - как в банке, пусть и огромной, как у нас в городе-миллионнике. Я должен об этом думать, но потакать - не обязан. Конечно, я пытаюсь догадаться, кто придет на спектакль. Другой вопрос - угадаю ли… Ни один режиссер не захочет, чтобы его спектакль был никому не интересен. Просто надо найти своего зрителя. Иначе даже очень хорошая постановка задохнется от своей ненужности, невостребованности. Бывало, что мы долго тыкались… И вдруг спектакль начинал "взлетать", потому что пришли "те" люди, друзьям передали, аудитория оформилась.
Ранние впечатления
В детстве в театр всех одинаково водят, мальчиков и девочек. А потом мужскую часть публики постепенно "вымывает" из театра. Можно ли с этим бороться (если нужно)?
Алексей Крикливый: Такое бывает, да. Я лично ненавидел, когда нас классом водили. Меня это всегда парализовало, я не мог нормально смотреть спектакль. С другой стороны, знаю людей, которых коллективные походы в театр, наоборот, подстегнули к тому, чтобы спустя какое-то время туда начать ходить осознанно. Тут не определить четко, что хорошо и что плохо. Поход с классом неизбежен и в ТЮЗах, и в молодежных театрах (да и, думаю, в больших драматических). Вопрос в том, что мы увидим на сцене, останется ли это в закромах сознания. Нельзя говорить - сегодня плохой зритель. Бывает, что зритель не туда попал, не туда зашел. Но вдруг и перед ним что-то мелькнет… Человек приходит с билетиком, и я все-таки думаю, что это билетик счастья. Зритель идет за впечатлениями. Идет с надеждой. Если из десяти спектаклей только два не оправдали ожиданий, то человек, повзрослев, не порвет с театром. А если купил всего два билетика и оба раза пролетел…
Что вас впечатляло в подростковом возрасте? Что вас "делало" как человека?
Алексей Крикливый: Ох… Музыка! Музыка. Нет, и литература, конечно. Я любил читать, просто в детстве очень важно, чтобы появился хороший проводник. Так же и бывает, что старший товарищ тебе подсовывает хорошие книги. В каждое время этот проводник свой. У меня тоже произошла чудесная встреча. Я был одним из первых, кто прочитал роман "Чапаев и Пустота", для меня это стало огромным впечатлением. Поскольку развивался я в 1990-е, Сорокин и Пелевин были нашими настольными книгами. Да и театр был прекрасный. Он и сейчас прекрасен, а тогда был Някрошюс… Все, сейчас у меня начнется вакханалия памяти!
Ну так это нормально. Не удивилась бы, если бы вы вспомнили какого-нибудь "Волка и семерых козлят".
Алексей Крикливый: А я до сих пор помню спектакль, который посмотрел в шесть лет в театре кукол. "Голубой щенок" - не по мультфильму, а как продолжение той истории. Я был заворожен необычной театральной формой и ворчал ужасно: как можно, должны быть куколки, а тут мир делали из каких-то предметов, прямо руками. Я ворчал! Я был ужасный консерватор! Но тот спектакль помню до сих пор. И таких ранних впечатлений у меня много, поэтому я думаю, что очень важно приводить ребенка в театр рано. Неважно, что он тебе скажет. Как говорит Татьяна Черниговская, все остается в памяти и потом начинает прорастать, если заложена благополучная почва. Вот ваш фестиваль "Маршак" - это такое вложение в будущее, которое принесет огромную пользу через 10-15 лет, когда вырастут вот эти все малыши, сегодня смотревшие на дракончиков. Вы будете самым счастливым городом в стране. Самыми счастливыми людьми на свете.
Нужно ли молодому зрителю специально готовиться к походу в театр?
Алексей Крикливый: Было бы, конечно, очень хорошо. Потому что театр очень сильно меняется. Нужно посмотреть хотя бы, какое поставили произведение. Не знаю, как вас, но нас в школе как-то "перпендикулярно" учили литературе. Вот как я не любил в театр с классом ходить, так же не любил всю эту могучую классику. И потребовалось огромное количество времени, чтобы преодолеть эту инерцию. Так что знакомство с первоисточником, может, и не всем поможет. Но мне кажется, что попробовать надо. Если идете на премьеру, хоть узнайте, про что там, соберите впечатления… Это необязательно! Понятно, что впечатление нужно иметь свое. Но какая-то подготовка внутренняя быть должна. Артист же готовится к выходу на сцену. Было бы неплохо и зрителю тоже что-то узнать. Хотя бы пьесу, контекст… Может быть, в результате человек приятно удивится, услышав, как ловко звучит текст Островского. Когда ты читал, думал: какая-то чушь, сплошные Арины Пантелеймоновны ходят, кому и зачем они нужны… Или там Катерина в "Грозе". А ведь потрясающая пьеса!