Формально "Мешок без дна" - это экранизация рассказа Акутагавы "В лесу", который послужил также литературной основой для "Расемона" Акиры Куросавы. Но Хамдамов, конечно, превращает рассказ Акутагавы в по-настоящему авторское высказывание - тут и программное отсутствие нарратива, и многочисленные приветы классике кинематографа и живописи. Едва ли не первую главную роль в фильме сыграла Светлана Немоляева - легенда театра Маяковского и одна из актрис-талисманов Эльдара Рязанова.
Перед тем как отправиться в Роттердам представлять картину, Светлана Немоляева поговорила с обозревателем "РГ".
У Хамдамова вы впервые появились в кадре в фильме-призраке "Анна Карамазофф" почти 30 лет назад. А когда вы с ним познакомились?
Светлана Немоляева: Вот во время съемок нас и представили друг другу. У него ассистентом работал большой поклонник театра Маяковского. Он увидел меня в спектакле "Трамвай "Желание" и решил, что я непременно должна сыграть в фильме Хамдамова. Так я получила роль одной из соседок в коммуналке, в которую героиня Жанны Моро возвращается из лагерей.
Да, у вас там была отличная сцена с Петром Мамоновым.
Светлана Немоляева: А, вы видели? Ну вот как-то мы с ним нашли общий язык, заинтересовали друг друга. Уже после съемок Рустам пришел смотреть "Трамвай "Желание", после чего попросил меня озвучить Жанну Моро. Я согласилась с трудом, потому что тогда носила очки и ничего толком не видела. Мне себя-то озвучивать было дико сложно, я не могла никак в артикуляцию попасть из-за слепоты своей. А тут французский язык, совершенно другой. И тембр ему был важен низкий, потому что у Жанны Моро был абсолютно прокуренный мужской голос. Я ему говорю: "Ну зачем же вы меня зовете?" А он, оказывается, услышал, как в "Трамвае" я хрипела всю заключительную часть спектакля. Вот это ему и надо было. В конце концов, уговорил. И слава богу, я потом была рада всю жизнь, что с ним это сделала.
Две роли у Хамдамова - это выход за границы вашего привычного диапазона и амплуа. Потому что другие режиссеры видели в вас женщину хрупкую и утонченную, тогда как у него вы играете диаметрально противоположные образы. Он специально выводил вас, как это сейчас принято говорить, из зоны комфорта?
Светлана Немоляева: Мне просто повезло, когда мы познакомились, он не был в курсе, какие роли я уже играла. Он не видел ни фильмов Рязанова, ни других моих работ. А потом работа нас подружила, мы очень много беседовали, узнавали друг друга, поэтому другие мои роли были уже не очень важны. Есть четыре режиссера, благодаря которым мне есть чем гордиться. В театре - это Охлопков и Гончаров. В кино долгое время был только Рязанов. Но теперь еще и Хамдамов. Редко все-таки бывает, когда тебе сто лет в обед, а у тебя случаются такие замечательные роли. Да и не только в роли дело. Он мне очень много по-человечески интересных вещей говорил. Например, велел никогда не следовать моде. "В вашем образе обязательно должна быть mistake, ошибка". И он прав, конечно. Я это чувствую всей своей большой прожитой жизнью.
Для большинства Хамдамов - человек-загадка. Такой художник из башни из слоновой кости, пределы этой башни почти не покидающий. Каким знаете его вы?
Светлана Немоляева: Он очень закрытый человек. Не любит, чтобы с ним как-то откровенничали. Он закрывается, уходит в себя, как улитка. Он ранимый. Для него почти немыслимо появиться в обществе - боится, что его могут обидеть. Это даже не башня, а панцирь, в который он себя поселил. "Мешок без дна" наградили на Московском кинофестивале спецпризом жюри. И его очень настоятельно просили прийти на церемонию награждения, но он отказался. Получать награду позвали меня. И у меня со сцены случайно вырвались правильные слова. Я сказала, что Хамдамов - человек эпохи Возрождения, живущий в наши дни. Потому что ему подвластно все - и живопись, и уникальное видение мира, и нестандартные умозаключения. И его затворничество - его… Знаете, ему самому с собой интереснее, чем со всеми остальными, мне кажется.
"Мешок без дна" - фильм, который создан для того, чтобы его трактовали совершенно по-разному. Взять хотя бы ваш образ - вы играете то ли Шахерезаду, то ли мойру, то ли смерть в обличье женщины…
Светлана Немоляева: И ни одна из этих трактовок не противоречит другой. Только, наверное, не смерть, а философские раздумья о неминуемом конце. Моя героиня в фильме произносит фразу, что фотографии - это предвестники смерти. Она в этот момент имеет в виду, что вот мы смотрим на эти снимки, так бережем их. А что останется, когда вы уйдете из жизни? Да ничего. И чтобы не переживать по этому поводу, она цинично предлагает выбросить их сразу в мусорную корзину. И вся ее роль сказочницы, как мне кажется, драматична с самого начала. Она - предвестница катастрофы.
А сам Хамдамов вам что-нибудь про вашу героиню объяснял?
Светлана Немоляева: Нет, мы как-то с ним понимали друг друга. Я не могу вам сказать, что я задавала ему какие-то специальные вопросы на этот счет. Договорились, что играю сказочницу, которая рассказывает князю истории. А все остальное и не нужно было проговаривать - я чувствовала все, что там было. И иронию этой истории, и ее существование над реальностью.
Раньше вы рассказывали, что для вас нет никакого противоречия между кино и театром, потому что театр для вас - дом родной, а кино - территория, на которую вы заходите время от времени. Это и по сей день так?
Светлана Немоляева: Да, потому что без театра я жить не могу. А если в моей жизни нет кино, то чувствую себя нормально. Ну, конечно, если долго без кино, начинаю скучать. Поэтому я в этом смысле счастливая актриса, потому что у меня ни разу в жизни не было периода, когда я оставалась без ролей в театре.
Это правда, что именно Карбаускис спас вас после смерти Александра Лазарева?
Светлана Немоляева: Да. Потому что он мне сразу предложил работу в "Талантах и поклонниках". Сразу. И я во все это погрузилась - репетиции, грим, спектакли. Иначе я бы не справилась. Несмотря на то что рядом со мной был сын вместе со всей семьей, утешение я находила только в работе.
Карбаускис руководит театром Маяковского уже почти семь лет. Как этот период изменил театр?
Светлана Немоляева: Саша очень удачно говорил, что всю жизнь проработал в одном здании, но в трех разных театрах. Сначала это был театр Охлопкова, затем театр Гончарова и потом театр Арцибашева. Конечно, от личности худрука очень многое зависит. Вот Миндаугас очень молодой, причем не только по годам, но и по нутру своему. Такой мальчишка с рюкзачком. Поэтому у нас нет такого, знаете, что вот, идет главный режиссер, гордо несет себя. Это было и у Охлопкова, и у Гончарова, царственность такая. Арцибашева десять лет на посту худрука тоже сильно изменили - в конце он уже мощно себя позиционировал. А у Миндаугаса этого и в помине нет. У нас теперь нет боязни главного режиссера, в труппе совсем другие отношения: более простые, демократические, доверительные.
Ролью своей жизни вы неоднократно называли Бланш Дюбуа в "Трамвае "Желание". Вы как-то рассказывали, что у вас была мучительная подготовка к этому спектаклю, когда вы знали, что играете его, вы с вечера предыдущего дня отключались от всего.
Светлана Немоляева: Да. Это просто невозможно. Надо было отойти от жизни, от суеты сует.
Сейчас не скучаете по этому состоянию, когда нужно отодвинуть все ради трех часов на сцене?
Светлана Немоляева: У меня сейчас совсем нет таких сил. Если заставить меня сыграть хотя бы одну из 11 картин этого спектакля, то я сразу упаду. Там передыха не было ни для головы, ни для сердца, ни для голоса. Ни одной секунды - весь антракт тратили на то, чтобы меня причесать и переделать грим, потому что я в первом акте постоянно плакала. Это был не спектакль, а дамоклов меч. Он был, с одной стороны, для меня счастьем творчества, потому что именно на нем я стала актрисой. А с другой стороны, это была пытка длиною 24 года, в 1970 была премьера, а в последний раз мы его сыграли в 1994-м. Причем это Саша настоял, чтобы мы прекратили его играть. Он боялся, что меня хватит удар на сцене, говорил мне: "Я хочу, чтобы ты была живая, нормальная, а не погибшая". Хотя Гончаров был против. Но и мы с Арменом (Джигарханяном, исполнителем роли Стэнли Ковальски. - Ред.) думали, что лучше закончить играть, когда зрители будут говорить "как жалко, что они не играют!", чем ждать пока они скажут: "О господи! Когда же они прекратят?!"
Вы стали кинозвездой благодаря ролям в фильмах Эльдара Рязанова. Но для меня до сих пор загадка, как вы смогли сохранить с ним хорошие отношения после неудачных проб на роль Нади в "Иронии судьбы". Сколько, кстати, их было?
Светлана Немоляева: Восемь. И после восьмой пробы он сказал: "Света, один бог знает, как сильно я хотел тебя снимать. Но, увы, хуже сыграть можно, но трудно". Но он же был при этом человек невероятного обаяния и искренности. У меня был такой пиетет перед ним, что обижаться я не могла. Поэтому эта его фраза меня тогда рассмешила.
Из современного кинематографа вас что-нибудь привлекает?
Светлана Немоляева: Я как-то остыла к нему. Особенно после работы с Рустамом. Когда у человека такой взгляд, такой видеоряд... Это просто явление. Я недавно была в Доме кино на вручении премии кинокритиков "Белый слон". В номинациях вместе с "Мешком без дна" были все громкие премьеры прошлого года - "Нелюбовь", "Аритмия", "Теснота". И во время оглашения на экране списка показывали короткий фрагмент из каждого фильма. Ну, я посмотрела. Это зрительный зал с очень сложными людьми - кинокритики вообще не самые добрые товарищи. Как только показали кусок из хамдамовского фильма, раздаются крики "браво!" и аплодисменты. Один приятель спросил: "Света, на какой бы фильм ты пошла после этих номинаций?" Я сказала: "Наверное, ни на какой". Потому что видеоряд Рустама - это какая-то параллельная вселенная, недосягаемая высота. И вдруг после этого картинка из других фильмов, где серое небо и два скучных лица друг напротив друга что-то говорят. Я не хочу обижать этих людей. Наверное, они делают хорошее кино, тем более они сейчас номинированы на "Оскары" и куда-то еще. Хорошо, что наше кино привлекает внимание за рубежом. Но самой мне это не будет близко ник никогда, потому что я за чистую эстетику - и не вижу ее ни у кого, кроме Хамдамова.
Светлана Немоляева, родилась в Москве в семье одного из первых выпускников ВГИКа Владимира Немоляева. Еще во время учебы в театральном училище им. Щукина актриса была принята в труппу театра им. Маяковского. Там она познакомилась с актером Александром Лазаревым, за которого она в 1960 году вышла замуж. Первая взрослая роль в кино - Ольга Ларина в фильме-опере "Евгений Онегин" Романа Тихомирова. Широкую известность Светлана Немоляева получила, сыграв в фильме Эльдара Рязанова "Служебный роман" (1977). Затем она появилась еще в трех фильмах Рязанова - "Гараж", "О бедном гусаре замолвите слово" и "Небеса обетованные". Сын Светланы Немоляевой Александр Лазарев-младший и ее внучка Полина Лазарева также стали актерами. С Полиной актриса сейчас регулярно выходит на сцену в спектакле "Таланты и поклонники". Внучка Немоляевой играет Негину - роль, которую сама Немоляева исполняла на сцене театра Маяковского в 70-х.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"