После очередей на выставку Серова выставочные блокбастеры Третьяковской галереи стали притчей во языцех. Но Верещагина в отличие, скажем, от Айвазовского или Серова не назовешь любимцем публики. Почему вы решили сделать его выставку именно сегодня? Вряд ли причина только в юбилее...
Зельфира Трегулова: Вы правы, мы не делаем "датские" выставки. И замысел персональной выставки Василия Васильевича Верещагина не вчера возник, а много раньше - еще до моего прихода в Третьяковскую галерею. На самом деле выставки последних нескольких лет предлагают совершенно новый взгляд на художника, вроде бы хорошо известного. Ретроспективы и Ге, и Серова, и Айвазовского, и Верещагина проходили, но больше четверти века назад. За это время изменился не художник - изменилась наша позиция.
Дело даже не только в том, что искусствоведы советских времен, говоря о художниках XIX века, вынуждены были расставлять идеологические акценты, подчеркивая критический пафос произведений. Соответственно, уходили в тень мотивы произведений, очевидные для современников автора, мотивы, связанные с состраданием человеку. Очевидно, что без знания Евангелия невозможно понять картины Николая Ге. Но менее очевидно, что, скажем, сюжет картины "Не ждали" Ильи Репина современники прочитывали в контексте "Явления Христа народу". Речь в принципе об обновлении оптики взгляда.
Собственно, эта же задача - открыть художника заново - стояла и перед кураторами, готовившими выставку Верещагина. Он был крайне успешным художником в свое время, в том числе в Европе. Шутка ли, 60 персональных выставок при жизни! Его первая персональная выставка была в Лондоне. В Париже он учился, у него там была прекрасная мастерская, которую он оставляет, отправившись на Балканскую войну.
Верещагина, много работавшего в батальном жанре, легко представить себе как этакого русского Киплинга или Захара Прилепина эпохи колониальных войн и "большой игры" России и Британии за сферы влияния в Азии.
Зельфира Трегулова: Представить можно все что угодно. Но если посмотреть на его картины, то вы увидите, что Верещагин, который участвовал в трех войнах и погиб на Русско-японской войне в Порт-Артуре в 1904 году, рядом с адмиралом Макаровым, свою главную войну вел как раз против войны. В Туркестанской серии есть диптих "После неудачи" и "После удачи", где на одном полотне мы видим отрубленную голову русского солдата, которая демонстрируется как трофей, а на другой - русский солдат раскуривает трубку рядом с трупами убитых защитников взятой крепости.
К слову сказать, первая выставка Туркестанской серии в Петербурге в 1874 году заканчивается грандиозным скандалом. Ею недоволен император. Генерал Кауфман, при котором Верещагин состоял в Туркестане, начал обвинять художника во лжи. Консервативные критики намекают, что Верещагин изобразил войну глазами "туземцев". Художник в отчаянии сжег три самые скандальные картины и уехал в длительное путешествие по Индии. Как раз в разгар этой истории все 250 картин, рисунков, этюдов, сделанных Верещагиным в Средней Азии, и покупает Павел Третьяков за баснословные 92 тысячи рублей серебром. Покупает, понимая, что Туркестанская серия Верещагина невероятно важный момент в развитии современного искусства. А Третьяков, давайте отдадим себе в этом отчет, собирал современное ему искусство.
Не меньше проблем было с Балканской серией, написанной во время Русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Посмотрите, как Верещагин трансформирует батальный жанр. В картине "Скобелев под Шипкой" на первом плане картины убитые и смертельно раненные солдаты, а где-то вдалеке скачущий перед строем на белом коне генерал. Вглядитесь в "Панихиду", которую до 1995 года музей не показывал. Батюшка в сопровождении офицера служит панихиду по погибшим солдатам, оставшимся на поле боя. Это поле уходит к горизонту. Страшная картина смертной жатвы с солдатами, полегшими, словно скошенные колосья, отсылает к фольклорному образу. Но одновременно тут можно увидеть те образы смерти, с которыми будут работать сюрреалисты.
Верещагин показывает, что война самое страшное, что только может быть. Мне кажется, очевидно, что это важнейший посыл его творчества.
Василия Васильевича, который отличался независимостью и горячим нравом, сравнивали с лейденской банкой, всегда готовой ударить разрядом. Вам не кажется, что выставка Верещагина сегодня тоже своего рода лейденская банка?
Зельфира Трегулова: Вы хотите сказать, что Верещагин очень современен? Безусловно. Тем и особенно интересен.
Другой вопрос, что у нас общество, к сожалению, сейчас поляризовано не хуже, чем лейденская банка. Отсюда крайности интерпретаций. Причем поводом может быть практически любая выставка от Фабра до "Оттепели".
Я за максимальную объективность, если хотите, непредвзятость позиции исследователя. В том числе при подготовке ретроспективы известных художников Верещагин точно заслуживает того, чтобы о нем и его наследии вспомнили. Он был невероятным человеком. Жившим на пределе. Он объехал полмира и пол-России. Оставил замечательные этнографические зарисовки, виды, сделанные по следам путешествий в Индии, Монголии, Японии, Америке. Даже писал портрет Рузвельта. Его наследие, художественное и литературное, огромно. Его прижизненная слава была очень велика.
Неужто такая личность и такой художник неинтересен? Неужто не заслуживает того, чтобы мы вгляделись в мир его произведений по крайней мере без предвзятости?
Верещагин одним из первых создавал выставку как театральное зрелище. Не было соблазна сохранить театральные эффекты экспозиции, придуманные им?
Зельфира Трегулова: Боюсь, что задрапировать стены бархатом нам не удастся. Еще кто-нибудь наступит, запутается, упадет... Мне очень хотелось положить ковры. Но настоящие музейные восточные ковры нельзя класть, не закрывая их витриной. В результате мы взяли лишь кое-что от верещагинской манеры показа. Рядом с его работами выставлены восточные одеяния дервишей, узбекские халаты, оружие... Архитектор Алексей Подкидышев строит экспозицию на контрасте яркости, цветовой насыщенности полотен художника и минимализма современной архитектуры.
Есть ли шанс, что кроме стандартного набора Рублев плюс Малевич имена других русских художников получили бы известность в мире?
Зельфира Трегулова: Да, и еще раз - да. К слову, Верещагин и сегодня востребован. Его полотно "Апофеоз войны" два года назад завершало в Пти-Пале экспозицию блистательной выставки "Искусство мира". Она открывалась трактатами VIII и IX веков времен Карла Великого из Национальной библиотеки в Париже, а заканчивалась "Апофеозом войны" как грозным предупреждением. Выставка была про военные конфликты и мирные соглашения.
Но если говорить о том, наследие каких художников из Третьяковской галереи более всего востребовано, то это не авангард и не иконопись. Скорее передвижники. В Шанхае с невероятным успехом идет выставка передвижников. Шанхайский музей один из самых старых знаменитых музеев с невероятной коллекцией древнего китайского искусства. Здесь показывают выставки из Лувра, Британского музея. К моменту окончания нашей выставки ее увидят примерно 550 тысяч человек. Осенью мы делаем выставку передвижников в Японии.
В ноябре открываем ответную выставку Третьяковской галереи в музеях Ватикана. Туда временно уедут 30 шедевров из постоянной экспозиции. Ватикан снял же для нас 42 шедевра из постоянной экспозиции. Долг платежом красен. Мы везем такие шедевры, как "Христос в пустыне" Ивана Крамского, "Голгофа" Николая Ге, "Не ждали" и "Крестный ход в Курской губернии" Ильи Репина. Кураторы Аркадий Ипполитов и Татьяна Юденкова, уверена, выстроят интересный, тонкий, умный рассказ о Евангельских мотивах в русской живописи.
В следующем году мы готовим огромную ретроспективу Репина, для которой собираем работы в том числе из музеев Европы. После Москвы выставка будет показана в Хельсинки и в Париже. Это к вопросу о востребованности какого-то другого материала помимо авангарда или иконописи.
Рамы заговорили
Верещагин тщательно продумывал не только картины, но и рамы, заказывая их у лучших резчиков (не только в России, но и в Германии, Франции, Англии) и снабжая надписями. Так, замысел самого известного полотна Верещагина "Апофеоз войны", в центре которого гора черепов с летающими над ними воронами, подчеркивается надписью на нижней части рамы: "Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим, будущим". Художник в письме критику В.В. Стасову (в марте 1874 года) этот "памятник" завоевателям назвал... сатирой: "Апофеоз войны" столько же историческая картина, сколько сатира, сатира злая и нелицеприятная (хоть бы и на самого себя как воина - я сам стрелял людей, буквально как куропаток, - что делать!), и весь ряд военных сцен, под общим названием "Варвары", скорее может быть назван эпической поэмой, в которой картины заменяют главы, тем более что события, из которых соткан сюжет, не все за один раз собраны и составлены в голове автора". А вот рамы трех картин Туркестанской серии "Окружили - преследуют", "Забытый" и "Вошли" предлагали зрителю комментарий уже не автора, а персонажей. Так, на раме картины "Забытый" были стихи народной песни "Уж как пал туман на сине море":
Ты скажи моей молодой вдове,
Что женился я на другой жене:
Нас сосватала сабля острая,
Положила спать мать
сыра земля...
Эти три картины были уничтожены Верещагиным после резких отзывов царя Александра II и генерала Кауфмана, который заявил, что такого факта (забытого на поле битвы солдата) просто не могло быть. Но публику "Забытый" потряс. Композитор Модест Мусоргский сочинил одноименную балладу на стихи А.А. Голенищева-Кутузова. А 19-летний Всеволод Гаршин, увидев работы Туркестанской серии на выставке 1874 года, написал стихотворение "На выставке картин Верещагина".
Существует лишь один прижизненный портрет Василия Васильевича Верещагина, да и тот недописан. Тем не менее он первым встречает зрителей на выставке в Третьяковской галерее. Портрет начинал Иван Николаевич Крамской, передвижник, знаменитый портретист, которому в 1833 году удалось уговорить Верещагина приехать ему позировать. После единственного сеанса Верещагин заявил, что его "больше калачами не заманишь"... Был ли тому причиной переменчивый нрав художника или холод в мастерской Крамского на Сиверской, неизвестно. Но следующего сеанса в окружении индийских вещей и ковров, которые предложил привезти Крамской, не состоялось. Но даже незаконченный портрет хорош...
"Японка" (1903)
Последние работы Верещагина были сделаны по следам путешествия в Японию осенью 1903 года. Среди двух десятков этюдов с натуры зарисовки храмов, жанровые сценки прогулок в лодке и традиционных японских праздников. Японка в праздничном кимоно на картине 1903 года готовится к традиционному празднику хризантем, отмечавшемуся в Стране восходящего солнца в начале осени. Менее чем через полгода художник уйдет на Русско-японскую войну, где и погибнет.