Показанную в программе "Золотой маски" комическую оперу "Микадо, или город Титипу" последний раз ставил в России юный Станиславский. И теперь эта восхитительная вещица в репертуаре Свердловской музкомедии. Почему я заостряю внимание на ее неизвестности нашим театралам? Потому что в нашем музыкальном багаже образовалась зияющая лакуна. В России о "Микадо" знают, разве что, по кинокомедии Майка Ли "Кутерьма" (англ. "Topsy-Turvy"). Более того, мы не готовы к комическому, выраженному языком музыки. У нас почти не идут комические оперы Россини и Доницетти, где забавно все, включая приемы оркестровки, где сама музыка лукава, насмешлива, иронична и адресована тем, кто способен считывать юмор музыкальных парадоксов. У нас эти навыки так и не воспитались. Даже в беседах с музыкально подкованными консерваторцами я убеждался, что, привыкшие к фундаментальному Вагнеру и трагическому Верди, они не знают и не любят того же Россини - хотя с него началось целое направление в оперном творчестве. И уж тем более не готовы слушать прозрачного, лукавого и насмешливого Салливана - изящного до невесомости, но исполнительски сложного, не случайно эти авторы на афишах крупнейших оперных домов мира. И, конечно, совсем не готова воспринимать такой юмор большая часть столичной публики: стараниями репертуарной политики она стала консервативнее "провинциальной", для нее музыкальный юмор - что китайский мелос.
В спектакле екатеринбуржцев использованы микрофоны. Эта практика, идущая от мюзикла и заразившая все театры оперетты, снижает полноценность звуковой палитры, делает ее плоской: не столько слушаешь, сколько ищешь поющего глазами. Мы здесь застряли на полпути: если уж использовать подзвучку, то как в Метрополитен-опера, где об этом забываешь вообще. Или как в нашем "Норд-Осте", где звук перемещался по сцене вместе с актером. Но это дорого и требует мастерства звуковиков; наши театры обходятся "малой кровью" и сильно от этого теряют. Это относится и к показанному в Москве спектаклю "Микадо". А жаль. Потому что театр здесь в своей лучшей форме. Уже с увертюры радует неподдельная влюбленность в эту музыку, в это лукавство, заставляющее зрителей безотчетно улыбаться; звучание плотное и при этом легкое, шутливое: играют играючи (дирижер Антон Ледовский). Есть и "оркестр на сцене": в ролях бродячих музыкантов артисты популярной группы "Изумруд" (увы, микрофоны и это нивелируют, лишают пространственного звучания, которое могло быть упоительным). Восхитительны ансамбли: филигранное трио сестричек Ям-Ям, прописанные тонкой кистью дуэты. Ирина Цыбина в роли хищной придворной дамы в патетической выходной арии замечательно пародирует "гранд-оперу", хор динамичен, звучание его прозрачно и напоминает тонкую японскую вязь. К нам вернулись приемы классической оперетты, где оперный вокал сочетается с музыкальным говорком комика (Александр Копылов хорош в роли универсального министра Пу-Ба), где обязательна импровизация (эта функция передана автору либретто Аркадию Застырцу, снабдившему текст злободневными репликами), где есть доза музыкального хулиганства (повсюду рассыпаны цитаты из Чайковского, Дунаевского, Де Лиля и Уэббера). Смешно перемешаны времена, эпохи и континенты: кимоно с мини-юбками, веера с самокатами, мечи с мобильниками, драконы с белыми пуделями, семенящие походки с лихим степом на японских сандалиях-платформах. Стихия мюзикла торжествует в рисунке роли верховного палача-диетика Ко-Ко (Алексей Литвиненко с пластикой то японского ниндзя, то англо-африканской Багиры); его сугубо микрофонный голос прекрасно сочетается с оперным вокалом Анастасии Ермолаевой, играющей возлюбленную Ям-Ям. Спектакль, как и положено хорошей оперетте, идет по нарастающей, и во втором акте нам явится уже и сам император Микадо, грозный тиран и сумасброд: звездный выход Анатолия Бродского. И, наконец, поданный без малейшего пафоса главный герой - искатель приключений, певец и наследник престола Нэнки-Пу, чья теноровая партия сложна и требует развитой вокальной техники, - его обаятельно играет Владимир Фомин.
Для московского актера и режиссера Алексея Франдетти этот театр, похоже, стал вторым домом: "Микадо" он поставил после "Бернарды Альбы" Гарсиа Лорки и перед "Эвитой" Уэббера; все три спектакля амбициозны и для наших музыкальных сцен необычны. То, что "провинциальная сцена" более пригодна для смелых экспериментов, он, вероятно, оценил давно, как и готовность екатеринбургского академического театра к далеким от академизма решениям. "Микадо" сражает сочетанием японской "отрегулированности" ритмов и пластики с терпкостью хорошего сакэ и абсолютной раскованностью, позволяющей в только что сооруженный японский садик воткнуть развеселую клюкву в духе русских капустников. Тоскующим по тонкому английскому юмору напомню: его в этой комической импровизации, состоящей из актуальных острот и намеков, никогда не было. Была сатира на современное авторам британское правительство. С лукавым японским акцентом. То есть для всех времен и континентов - и тонко, и толсто, как у Свифта.