Константин Богомолов с первых же аккордов рассказывает "свою" историю в своем же фирменном эпатажном стиле. Он ставит русское либретто, написанное Владимиром Сорокиным, что публика читает в титрах.
Это первая работа Сорокина на территории музыкального театра спустя 13 лет после знаменитой оперы Леонида Десятникова "Дети Розенталя" в Большом театре. В его тексте "Триумфа" есть много виртуозно и жестко сформулированных законов жизни устами действующих стихий - Красота, Удовольствие, Бесчувствие, Время, которое свидетельствует: "Разнообразные куски бытия прошли через меня. Что осталось от них? Только прах! Мои челюсти мощны и ненасытны! Я всегда хочу есть!"
Богомолов, быть может, пытается сформулировать вещи болезненно-важные для человеческой популяции в XXI веке. О том, что ложь нас окружает, о склонности людей к насилию, предательству и притворству, о циничном взгляде на жизнь. Но меры в "бичевании" не знает. В спектакле есть сцены, которые пересказать язык не повернется даже в частной беседе...
Беда в том, что в спектакле Богомолова нет ничего созидательного. Он будто не понимает, боится чистой красоты, поэтому жестоко унижает и высмеивает ее - музыку Генделя. Но уничтожить ее все же не получается.
Те, кто мужественно не покинул театр в антракте, понимают, что все "скорби земные" (по Мережковскому) неожиданно закончились, как фактически "исчез" и спектакль. Режиссер сдался, не выдержав "сопротивления материала", отступил и дал услышать то, что хотел сказать Гендель. Но только тем, кто смог пройти через его "чистилище".
А изумительные образцы виртуозного пения были в исполнении корейских контратеноров канадской и американской огранки. Красивый альт Дэвида ДиКью Ли (Бесчувствие) с сочными "баритональными" нотами и удивительно андрогинный голос Винса И (Удовольствие) - несомненное достоинство премьеры. Рядом с ними испанский тенор Хуан Санчо (Время), хотя и поет "все, что надо", но выглядит заметно скромнее. При этом оркестр под руководством Филиппа Чижевского, облаченного в белый, как ангел, костюм с грифом Live, напоминающий спортивный, точен по звучанию, но концептуально скромен и не в состоянии "дуэльствовать" с режиссерской анархией. Отчего в спектакле побеждает Бесчувствие, тождественное смерти.