Вы выбрали Второй фортепианный концерт Шостаковича. Как итальянцы воспринимают его музыку, ведь это совершенно другая, неевропейская эстетика?
Александр Торадзе: Понимая, что вся западная музыка без них просто бы не существовала, итальянцы воспринимают все свысока, однако любят внедряться в глубины той или иной культуры. В Италии я много играл Прокофьева, причем не самые известные здесь концерты - Второй, Пятый, Четвертый - их воспринимать не так уж просто. А Шостакович - гений, поэтому они воспринимают его потрясающе. Когда ты делаешь что-то от всего сердца, когда музыка прошла путь внутри твоей системы, через душу, сердце, мозг - в любой стране люди воспринимают музыку, даже самую авангардную, великолепно. Главное - нужно очеловечить музыку.
Музыкальное произведение растет, взрослеет вместе с нами. Я это ощущаю. Сегодня я уже не тот, что был две недели назад, так же и концерт Шостаковича. Кстати, самый замечательный комплимент я однажды услышал от Максима Шостаковича - сын великого композитора. Больше 20 лет назад мы играли в Сантьяго, Чили, Третий концерт Рахманинова. Причем три раза подряд. После последнего концерта он мне сказал: "Ты знаешь, отец был бы тобою очень доволен. Потому что мы с тобой пять раз играли (три раза на концерте, плюс репетиции) - и пять раз ты играл по-разному!" А Дмитрий Шостакович обожал, когда его трактовали. Посмотрите фильм 1959 года, где запечатлена репетиция Леонарда Бернстайна с Нью-Йоркским Филармоническим оркестром: они репетируют финал Пятой симфонии Шостаковича в присутствии автора. Бернстайн дирижирует эту часть в два раза быстрее, чем Светланов, а это немыслимые темпы. Но Шостаковичу это нравилось - главное для него было не в указаниях метронома, а в эмоциях, в азарте!
В день вашего концерта в Палермо, в Москве отрылся концертный зал "Зарядье" - проект, который курирует Валерий Гергиев, с которым вас связывает многолетнее сотрудничество и дружба. Планируете ли вы концерты в ближайший сезон в Москве и Санкт-Петербурге?
Александр Торадзе: Свои концерты в России я никогда не планирую сильно заранее, но в том, что я приеду в Москву, если буду жив и здоров, у меня нет сомнения, с радостью этого жду. И "Зарядье" меня дико интересует. Я хорошо помню, как рождалась эта идея - несколько лет назад, после совместного концерта с Гергиевым, мы ужинали у Москва-реки, и он многозначительно показал в сторону Кремля и сказал: "Здесь будет зал", прямо как Петр Первый когда-то сказал о новом городе. И радость была, потому что великий Большой зал консерватории есть, и всегда будет, так же как и Зал Чайковского, который я особенно люблю за тонко настроенную акустику, но Москва огромна, ей просто необходим новый зал. Я счастлив, что российское государство поддержало этот проект. Без Гергиева мы бы еще долго ждали "Зарядье", а второй и третьей Мариинки вообще бы не было.
Помню, в конце 80-х Евгений Светланов держал речь на съезде композиторов. За несколько дней до этого легендарный дирижер, альтист Рудольф Баршай покинул Советский Союз. "Нет незаменимых людей", - сказал тогда Светланов в связи с Баршаем. Все оцепенели. А незаменимые люди есть. Сейчас одним из таких людей является Гергиев. Сколько он отстроил и, главное, озвучил концертных залов! С ним российская культура пошла ракетой вверх.
В следующем году конкурс Чайковского. Планируете ли снова приехать в Москву?
Александр Торадзе: Разговоры есть. С конкурсом Чайковского у меня много связано. На прошлом конкурсе я прослушал несколько сотен видео отборочного тура, затем около 60 - в Малом зале консерватории, вместе с моими коллегами Барри Дугласом, Питером Донохью и Борисом Березовским. И после - первый тур. Кстати, был один человек, который мне очень понравился (и я это отразил в своих оценках) - Андрей Коробейников, не прошедший во второй тур. Я был потрясен его исполнением 111-го опуса Бетховена.
Как развиваешься проект Вашей фортепианной студии в Индиане?
Александр Торадзе: Этот проект я завершил полтора года назад. Прежнее поколение выросло, а новое - уже другое. Да, мы сыграли огромный репертуар с моей студией - всего Рахманинова, Шостаковича, семь соло концертов Баха, все сонаты Скрябина, "Прометея", "Поэму экстаза" в наших переложениях, всего Стравинского, Прокофьева. Студенты моей фортепианной студии в Индиане играли в разных городах, на фестивале Рур в Европе, много в Грузии - это были монографические концерты, по 7-8 часов музыки (с перерывами, конечно), и публика всегда слушала до конца. Представьте, 15 человек по очереди исполняют все произведения одного композитора в хронологическом порядке, не пропуская ни одного произведения. В программу Рахманинова мы включали его аккомпанементы к романсам и виолончельную сонату. А в марафоне Прокофьева мы исполняли даже его Десятую Сонату. Да, у Прокофьева всего девять сонат. Но существует его набросок начала Десятой - полторы страницы текста, примерно 40 тактов. В этом концерте все участники собирались вокруг рояля к концу Девятой сонаты, звучали первые такты Десятой сонаты, затем музыка обрывалась…Все, композитор ушел. А ведь Прокофьев еще задумывал написать Двойной концерт! Я не сомневаюсь, что он думал о Рихтере и Гилельсе. Но идея не реализовалась. В 1997 году мы с моей студией приезжали по приглашению Гергиева с программой Стравинского в Петербург.
А чем вам было интересно выступить на фестивале в Палермо?
Александр Торадзе: Сицилия - особое место, регион невероятной красоты. Итальянцам здесь удалось сделать то, к чему стремится весь мир - объединить разные культуры, религии и мирное общение: здесь арабские и христианские церкви, отношение к евреям в Сицилии всегда было одним из самых достойных. В этом смысле Сицилия напоминает мне Грузию - там население тоже многослойное и многорелигиозное - армяне, азербайджанцы, евреи. В Сицилии все живут в едином пространстве, чего не скажешь о стране, в которой я живу много лет, США. Там сообщества остаются обособленными - афроамериканцы, индейцы существуют отдельно, и это болезненно сказывается на обществе в целом.