Ваш сольный концерт состоится в конце ноября, но вы уже познакомились с новым органом в Филармонии-2. Что скажете?
Хансйорг Альбрехт: Это очень интересный инструмент, большой электронный орган, построенный по особой системе. С ее помощью можно воспроизводить звучание разных духовых органов: раннебарочного из Северной Германии, органа Готфрида Зильберманна из Фрайберга - одного из высочайших образцов барочного органостроения, и современного симфонического органа. Самое главное - установить превосходную звуковоспроизводящую систему, а дальше на первый план выходит вопрос психологии восприятия. Мы слушаем глазами. На симфоническом концерте мы видим и слышим всех музыкантов, в концертном зале мы видим проспект (фасадную часть - Н.С.) органа. А без проспекта что мы видим? Это как если бы я говорил с вами сейчас, не видя вашего лица. Согласитесь, в этом есть что-то неестественное. Но если подобрать хорошие иллюстрации и проецировать на стены изображения разных органов, можно поведать публике интересные музыкальные истории.
Для России такой инструмент в новинку. Насколько распространена эта практика в мире?
Хансйорг Альбрехт: В Европе эта система появилась несколько лет назад, она называется "Хауптверк" (Hauptwerk), по имени фирмы, которая оцифровывает звучание знаменитых натуральных органов. Они приезжают и записывают звук каждой трубы, каждого регистра, каждого голоса органа так, что ты слышишь и нажатие клавиши, и "атаку" - мягкую у флейтовых регистров, агрессивную - у язычковых голосов. Интересно, что эта система пришла к нам из Америки, она отражает иной менталитет. Обычно все хотят иметь натуральный инструмент: скрипку, фортепиано, что угодно - чтобы чувствовать звук телом. А в таком органе нет труб и нет привычных вибраций, поэтому я не чувствую его телом, но сама попытка создать новый звук очень интересна. И это отличное решение для новых залов, ведь большой духовой орган стоит минимум 2 миллиона евро. Такой электронный орган может стать прекрасным компромиссом, а с хорошей звуковой системой типа Dolby Surround публика будет чувствовать себя, как в соборе.
Какие возможности такой орган дает слушателям?
Хансйорг Альбрехт: Несколько лет назад в Токио построили в одном зале три органа: итальянский ренессансный, большой немецкий барочный и симфонический. Три настоящих органа! Только для того, чтобы иметь возможность в одном концерте играть органную музыку от XI века до наших дней. Но это уникальный случай. Вообще-то менять инструмент во время концерта абсолютно невозможно. Мы привыкли, что и пианисты на одном инструменте играют разную музыку - Баха, Бетховена, Шопена, Чайковского, Рахманинова. А благодаря системе "Хауптверк" можно в одном концерте исполнять сочинения разных эпох, используя разные органы. Получается то же самое, как если играть Баха на клавесине, Шопена - на рояле, а Мессиана - на органе. Это очень интересно для публики. Таким образом она может углубить свои представления об исторических инструментах, вдохновлявших композиторов на создание музыкальных произведений.
Для своего первого концерта в Филармонии-2 вы выбрали "Гольдберг-вариации" Баха.
Хансйорг Альбрехт: Это было пожелание Филармонии. Я хотел сыграть органные транскрипции музыки Вагнера, но русские любят Баха. Во время больших гастролей по Сибири я в каждом концерте должен был играть его музыку. И Филармония хочет начать знакомство аудитории с новым инструментом именно с Баха.
А как вы думаете, почему русские так любят Баха?
Хансйорг Альбрехт: Я думаю, что ладовый строй русской музыки, ее минорность и мелодии православной церкви очень близки музыке Баха. Например, знаменитая тема до-минорной пассакальи (поет). Или Большая Фантазия и фуга соль минор (поет фрагмент Фантазии) - это же почти азербайджанская мелодия. И вот эта минорная мелодия (поет) - просто русская протяжная. Во всем мире очень любят Баха, но в Россию я приезжаю много лет и каждый раз вижу, как люди буквально благословляют Бога за то, что он подарил нам Баха. Мне кажется, это вопрос сердца, души и величия его музыки.
"Гольдберг-вариации" играют на разных инструментах - клавесине, фортепиано, органе. Чем может быть интересно их исполнение на новом органе Филармонии-2?
Хансйорг Альбрехт: Это сочинение дает возможность представить большое разнообразие тембров. Я сделал необычную регистровку, для меня каждая вариация - отдельная картинка из XVIII века. Например, маленькая принцесса у зеркала, которая думает "О, какая я красивая". Или армия перед замком, двое детей, играющих в мяч, прогулка через сад. А картина природы в последней вариации напоминает стиль Антонио Вивальди: вы слышите, как жужжат осы, буквально видите зеленые деревья, сад… Для всех картин можно найти особые краски в органе, и гораздо больше, чем на фортепиано или клавесине. Вот почему я люблю исполнять "Гольдберг-вариации" на органе.
Вы уже решили, на каком из инструментов будете играть?
Хансйорг Альбрехт: Думаю, что выберу симфонический, а не барочный. Он интереснее для публики и дает возможность "показать" больше разных картин. Да, коллеги могут возразить, что следует выбрать именно барочный инструмент, но почему не симфонический, если он богаче? У органа Зильберманна 44 регистра, у большого симфонического органа - на 15-20 регистров больше, а значит, и больше красок. Но как минимум один "бис" я буду играть на барочном органе.
То есть такой орган дает больше возможностей не только публике, но и органисту?
Хансйорг Альбрехт: Да. Исполняя на нем стандартную программу, например, Свелинка, потом Баха, Листа и французскую органную симфонию, я могу менять органы: вот ренессансный орган, затем баховский и симфонический. Но в "Вариациях" поменять инструмент трудно. Вариации разделены короткой паузой, и, даже если можно переключать органы нажатием одной кнопки, ждать 10 секунд, приговаривая "Ок, следующий орган, пожалуйста, загружайся" - это слишком. Возможно, "на бис" я смогу показать несколько разных инструментов.
В Зале имени Чайковского вы сейчас исполнили Мессу си минор Баха со своим мюнхенским Баховским хором и Камерным оркестром России. Чувствуется разница в стиле, в школе?
Хансйорг Альбрехт: Камерный оркестр России - фантастический коллектив, я познакомился с ним три года назад, это наш третий совместный проект. Струнники и духовики - молодые и очень гибкие музыканты. Советские музыканты послевоенного поколения исполняли Баха в абсолютно другом стиле: тяжеловесно, подчеркивая каждую долю. Была шутка про то, как Давид Ойстрах играл концерт для скрипки с оркестром (поет): con-cert! a-moll! für-so-lo-vi-o-li-no-und-orche-ster! Все доли акцентированы: та-та-та-та-та! Таков был стиль, рожденный тяжелым военным временем. Но времена меняются, и новое поколение ищет новые пути. Я часто бываю в разных городах России с мастер-классами и с интересом наблюдаю, как давление уходит и музыканты чувствуют себя все более свободными.
Для Камерного оркестра это первое исполнение Мессы си минор, огромного сочинения с множеством трудностей, но их исполнение соответствует европейскому уровню. Я часто бываю в Италии, там мало кто умеет так играть. Мы исполняем Мессу в большом зале, и наша интерпретация вдохновлена не только знанием принципов исторического исполнительства, но еще и великой драмой - историей смерти и воскресения Христа. Месса пронизана зеркальными отражениями, Бах постоянно дает два взгляда на одно и то же событие. Например, после пары Crucifixus (распятие) и Et resurrexit (Воскресение) эта антитеза повторяется. Confiteor - размышление о том, что такое смерть и могильная тишина, а Et expecto - как второе Воскресение. То же с Kyrie. Первое Kyrie вдохновлено современной барочной практикой, второе - старой нидерландской школой или парижской школой Нотр-Дам. Это хор в старом стиле на восемь голосов. В Мессе много разных техник композиции. Как и в "Гольдберг-вариациях", здесь каждый номер отличается от предыдущего. Мы привыкли к быстрой смене событий, пять минут не можем спокойно сидеть, но и в XVIII веке люди все время хотели чего-то нового. И Бах давал им это.
Сколько времени ушло у вас на изучение Мессы Баха?
Хансйорг Альбрехт: Мне было просто. В детстве я пел в хоре мальчиков в Дрездене, одном из лучших в Германии. Уже в четвертом классе мы исполняли мессу, а в пятом поехали в тур по Италии - 12 концертов за 14 дней. И каждый день Месса си минор, сложнейшая музыка. Каждый день после концерта ты, совершенно вымотанный, возвращаешься в отель, а утром на автобусе отправляешься в новый город и снова поешь Мессу. Так что эту музыку я, можно сказать, впитал с молоком матери. Позднее, начав дирижировать, я много читал о Бахе вообще и о Мессе в частности. Но главное знание пришло из детства. Я могу спеть с любого места любой голос без партитуры.
Сейчас вы возглавляете Баховский хор и Баховский оркестр в Мюнхене, но привезли только хор.
Хансйорг Альбрехт: Я надеюсь, что в будущем смогу привезти оба коллектива, ведь мы единый ансамбль. В 1968 году, ровно пятьдесят лет назад, Баховский хор и оркестр под управлением Карла Рихтера впервые приехали на гастроли в СССР. Тогда они тоже исполняли Мессу си минор. Мы получали приглашения в честь юбилея повторить тот знаменитый тур, но никто не мог это оплатить. В 1968 году было пять концертных программ: Месса, "Страсти по Иоанну", большая кантата, один оркестровый концерт и один органный - в Москве и в Ленинграде. Тогда посольство ФРГ и группа политических лидеров заплатили за это больше 250 000 немецких марок. Сейчас ни у кого не было денег. И вот мы снова тут с Мессой, но без нашего оркестра. Возможно, в будущем Валерий Гергиев, руководитель Мюнхенского филармонического оркестра, сможет нам помочь, ведь я действительно часто приезжаю в Россию. Каждый год в Академии имени Гнесиных даю органные мастер-классы, мне очень нравится работать с молодым поколением музыкантов.
Вы сказали, что молодые оркестранты очень открытые и гибкие. А молодые российские органисты?
Хансйорг Альбрехт: Они очень умные, у них особая школа, особенно в классе профессора Александра Фисейского. Фисейский - великий педагог, отец для всех своих учеников. Я знаю его больше десяти лет и наблюдаю, как он работает со своими студентами: тепло, с душой, но очень строго. Что не удивительно, ведь русские фортепианные традиции, идущие от Генриха Нейгауза, тоже очень строгие. Может быть, поэтому многие органисты здесь недостаточно свободны. Я выступал по всей России, вплоть до Хабаровска, и заметил, что все молодые музыканты хотят переехать. С востока страны - в центр Сибири, а оттуда перепрыгнуть, как через высокую стену, через Урал - в Москву или в Санкт-Петербург, а потом - в Европу. Но в Европе сложно найти хорошую работу даже с отличными оценками. Приходится начинать все заново церковным органистом в маленькой деревне. Однако в России пока не так много концертных залов с органами, и органисту получить работу очень трудно. Поэтому каждый год молодые люди из Сибири садятся на поезд, чтобы пересечь несколько часовых поясов и приехать в Москву.