Кто определил облик советских театров и домов культуры

Знаток итальянского Возрождения Петр Вайль рассказывал: "Палладианские здания - архитектурные эсперанто, пунктир цивилизации... Широкие ступени, ряд колонн, треугольник с барельефом, высокие окна". Белый дом в Вашингтоне, Большой театр в Москве, Дворец культуры металлургов в Нижнем Тагиле... Разными архитекторами все списано у Палладио. Почему?

В своих знаменитых трактатах он писал: "Здание должно выглядеть цельным совершенным телом". Однако верный рыцарь Возрождения, он изгонял из греко-римской древности язычество, а с ним и грубую физиологию телесности. В общественных зданиях и виллах Палладио царствовали широкие лестницы, но кухни и уборные были запрятаны, а то и вовсе вынесены за пределы строений, как нечто постыдное. Там предусматривались роскошные бельэтажи для знатной публики, танцзалы с колоннадами и площадками для оркестров, сады, террасы... Это было воплощением идеи красоты, мечты об идеальной и счастливой жизни. Целесообразность и приземленные хоть и естественные человеческие потребности не должны по замыслу Палладио соседствовать с архитектурой для возвышенного, прекрасного человека, который раз в году ест и не чаще отпирает дверь сортира.

Вот почему Палладио как стиль восторженно приняли в молодой советской России, а затем и в СССР. Идеологи производства нового человека, двоемыслия, пропаганды и агитации поняли: вот оно, то, что им надо позарез - бесплатное, коллективное счастье для всех при условии отсутствия индивидуальных человеческих пристрастий и частных интересов.

К тому времени, когда великий Палладио стал архитектором Венеции, знатные венецианцы переселялись с островов на терраферму - материковую землю. Колумб открыл Америку, и торговые пути пошли мимо Светлейшей, заставляя венецианских купцов становиться землевладельцами и выращивать на продажу злаки и фрукты. Бывшим купцам потребовались не дворцы на воде, а усадьбы на земле. И Палладио дал им эту усладу в виде великолепных домов с характерными колоннами, портиками, лестницами и окнами. Вслед за новыми венецианскими землевладельцами усадьбами в палладианском стиле стало обладать старое российское дворянство. От пушкинского Михайловского до набоковского дома в Рождествено под Гатчиной, - все было "срисовано" разноименными архитекторами у Андреа Палладио.

К примеру, замечательный Дворец металлургов в моем родном Нижнем Тагиле построен под руководством архитектора "Военпроекта" Владимира Емельянова. Правда, тогда мы - пацаны, жившие в послевоенном городе, производившем сталь и танки, ни о Емельянове, ни тем более о каком-то там Палладио ничего не ведали. Это теперь я понимаю, кто на самом деле был архитектором нашего Дворца культуры металлургов. А тогда...

...Тогда, в пятидесятые годы прошлого уже века, у пацанов нашего двора на Техпоселке было два реальных приключения. Первое - проникнуть незамеченными на шихтовый двор металлургического комбината и стащить настоящее боевое оружие, которое привозили туда с мест недавних боев на переплавку. Дело чертовски опасное: могли не только поймать, надрать уши, но и сообщить родителям (тут уже ушами не обошлось бы). Второе - проникнуть незамеченными во Дворец культуры и как в сказочной книге целый день скрываться от строгих вахтеров в многочисленных потаенных залах, анфиладах, зеркальных комнатах, широких и узких коридорах, в кулисах и полуподвалах, где размещались вестибюли. Иногда мы прятались в каких-то бельэтажах, в полной темноте, иногда попадали в какие-то залы, не понимая, зачем нужны предметы, которые там расположены. Мы, пацанва с Техпоселка, жившая в тесных комбинатских квартирах, а то и в коммуналках, конечно же, не знали, как пахнет натертый паркет. Этот диковинный запах сопровождал наши сказочные детские приключения во Дворце культуры металлургов. Часто они заканчивались тем, что нас ловили строгие вахтеры и за уши (опять же) выводили на свет божий, сопровождая эти выводы чудовищными угрозами. Но однажды я пришел во Дворец культуры на вполне легальных и легитимных основаниях.

Лучший выпускной класс лучшей школы города получил право провести во Дворце культуры выпускной бал. Ваш покорный слуга учился в той школе и в том классе. С оценками в аттестате проблем у меня не было, проблема была в другом: я не умел танцевать вальс. Решила проблему моя мама. Две недели подряд по вечерам после уроков она ставила в нашу домашнюю радиолу виниловую пластинку с песней "В лесу прифронтовом" и учила меня танцевать вальс. Моя мама оказалась очень талантливым хореографом. А я, помимо уроков вальса и мотива песни, хорошенько усвоил еще мотивы, по которым наши родители сражались с немцами на фронтах недавней войны. Удивительно, но там не было ничего ни про Родину, ни про Сталина. Там были куда более простые, обыденные и оттого убедительные и понятные слова:

"Так что ж, друзья, коль наш черед,-/ Да будет сталь крепка!/Пусть наше сердце не замрет,/Не задрожит рука./Настал черед, пришла пора,-/Идем, друзья, идем./За все, чем жили мы вчера,/За все, что завтра ждем.".

В сущности, они сражались за то, чтобы продолжать жить так, как они привыкли и как им хотелось. И если бы мне пришлось воевать с фашистами, то и я скорей всего воевал бы за наш дом, за маму с папой, за наш двор, за наши сказочные приключения во Дворце культуры, за вальс на паркете круглого зала, гениально придуманного далеким архитектором Палладио. Но это - "за то, чем жили мы вчера". А как насчет того, "что завтра ждем"?

Не так давно с моей взрослой дочерью и маленьким сыном я приехал в Нижний Тагил и пришел во Дворец культуры металлургов. Вахтера на входе не оказалось и мы беспрепятственно проникли в тот самый круглый зал с паркетом. Мои дети принялись веселиться и плясать, как вдруг откуда ни возьмись возникла строгая тетка-вахтерша и принялась орать на нас, как тогда в моем далеком детстве. Пришлось нам срочно сматываться. Но в качестве компенсации за понесенные моральные потери я твердо пообещал моим детям когда-нибудь оказаться вместе с ними на набережной венецианского пролива Джудекка, чтобы увидеть сразу два здания великого архитектора Палладио: церкви Сан-Джорджо Маджоре и Реденторе. На них можно смотреть сколько угодно. И никто нас не прогонит.