Литерный эшелон с купейными вагонами и грузовыми платформами в ноябре 1950 года шел на всех парах на восток по расписанию военного времени. На платформах в ящиках с надписями: "Комбайны - братскому народу Китая" стояли новейшие и секретные истребители МиГ-15 со снятыми крыльями, в вагонах - молодые офицеры и технический состав. Недавно знакомые. В этот поезд отбирали лучших пилотов из разных частей. Среди них был и мой папа, старлей ВВС Борис Абакумов, недавно получивший знак "Военный летчик первого класса" и выбранный в командировку командиром полка Евгением Пепеляевым. А в воздухе их еще раз лично проверял трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб, который в феврале 1945 года сбил свой первый реактивный самолет над Одером. Ходили слухи, что он сбил над Германией и двух американцев, которые его по ошибке атаковали на свою голову.
Вскоре после воздушного парада в ноябре 1950 года над Красной площадью на аэродроме Кубинка отобранным летчикам было сказано: "Перед нами поставлена задача прикрыть границы СССР на дальних подступах". Это значило - впереди Корея, где полгода шла война. Пилоты в поезде с интересом рассматривали документы китайских добровольцев, полученных взамен своих. То, что предстояло сбивать бывших союзников по Второй мировой войне, им уже было понятно: каждому были розданы пачки рисунков самолетов ВВС США. Главная цель - бомбардировщики Б-29, главный противник - истребители F-86 "Сейбр". Все уже знали, что именно Б-29 сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, что на каждом 12 крупнокалиберных пулеметов и пушек, не даром их называли "сверхкрепостями". Задача перед пилотами ставилась предельно понятная - защитить от налетов мосты между Китаем и Северной Кореей, по которым шло снабжение войск, прикрыть с воздуха крупные промышленные районы и города.
О том, что Б-29 на тот момент были единственными в мире носителями ядерного оружия, в тот момент как-то не задумывались. И только много лет после этой войны летчики косвенно узнали о планах США ударить по СССР ядерными бомбами. И скрытая задача наших пилотов была, как выяснилось 30-50 лет спустя, перемолоть "сверхкрепости" над Кореей, не дав им шанса появиться в небе СССР.
Много лет спустя стало, хотя и не до конца, понятным, почему в карманах пилотов были документы китайских добровольцев. Когда в Корее началась война между Севером и Югом, СССР бойкотировал заседания ООН, где осуждалась Северная Корея за атаку на территорию южан. И решение о поддержке войсками ООН Южной Кореи было принято без участия представителя СССР, который не воспользовался правом вето. Эта история до сих пор покрыта мраком советской дипломатии тех времен. И в Южной Корее высадились объединенные войска под командованием американского генерала Макартура. Именно поэтому официально советских летчиков в Корее не могло быть - СССР не мог воевать против войск ООН. И когда на сессии Генассамблеи ООН американский представитель включал записи радиоперехватов с русским матом в воздухе, советская сторона отвечала твердо - предъявите хотя бы одного летчика, взятого в плен. Но ни один советский гражданин - ни пеший, ни летающий - в плен за все три года войны не попал даже по американским источникам. Американские пилоты и экипажи корейцам попадались часто.
Эшелон, который тащили паровозы, вез на войну секретные реактивные истребители и пилотов дивизии Кожедуба. В военных городках и частном секторе вокруг авиабазы Кубинка остались семьи. В том числе моя будущая мама с двумя малолетками и со всеми удобствами того времени - водой в колодце, туалетом на улице, печкой, колкой дров и стиркой в корыте. С женами пилотов были долгие беседы в политотделе: ни дети, ни родственники, ни соседи не должны знать, куда на самом деле уехали мужья, официально они на учениях в Средней Азии. И вообще это все ненадолго, максимум на два месяца. То, что командировка продлится почти два года и вернутся не все, никто знать не мог.
В Иркутске всех переодели в китайскую форму без знаков различия, выдали русско-китайские и русско-английские разговорники. Потом была Маньчжурия и китайский аэродром Аньшань, построенный еще японцами и, как потом выяснилось, основательно заминированный еще при строительстве. Взорвать его должен был смертник, когда самолеты МиГ-15 будут собраны и готовы к полетам. Но контрразведка сработала на этот раз отлично. А с прибытием совершенно секретной техники с советскими пилотами ужесточился и режим безопасности. Зато появились листовки с предложением 100 тысяч долларов за МиГ-15, который целым перелетит в Южную Корею. Охота за истребителем и живым летчиком из СССР шла предельно жестко и цинично до самого 1953 года. И только после окончания войны пилот Северокорейских ВВС перегнал МиГ-15 на юг. Но самолет к тому времени уже не был секретным и продавался во многие страны мира. А еще над аэродромом с воздушных шаров разбрасывали энцефалитных клещей. Летчикам кололи вакцину, которую, как говорили, закупали за валюту. А техники и механики, которые ждали самолеты на травке, заболевали. Пилоты потребовали, чтобы вакцину привозили на всех.
Дивизию Кожедуба перевели на границу с Северной Кореей в первых числах апреля 1951 года. При перелете на аэродром Мяу-Гоу близ пограничной реки Ялуцзян был встречен американский разведчик РБ-45, который МиГи охранения атаковали, но не перезарядили оружие - "стреляли" из фотопулеметов. Привычки бить по самолетам недавних союзников, да еще в мирное время, еще не было. Психологический барьер был сломан, когда летчик Борис Образцов, смертельно раненный в живот, посадил самолет в поле. Командиру дивизии и замполиту не потребовалось крепких слов для подъема боевого духа. Ни у эскадрильи Бориса Бокача, ни у полка Евгения Пепеляева, ни в целом у дивизии Ивана Кожедуба с того момента не было вылетов без побед. 5 апреля командир звена капитан Борис Абакумов сбил свой первый F-86 "Сейбр". МиГ-15 изменили ход войны. Превосходства авиации США более не было.
12 апреля 1951 года американские ВВС подняли в воздух все исправные самолеты, чтобы разом уничтожить и мосты между Северной Кореей и Китаем, и этот надоевший "русский" аэродром, и МиГи в воздухе. В налете участвовали 28 "сверхкрепостей" Б-29 и 80 истребителей. Иван Кожедуб поднял навстречу всё, что было, - 48 МиГ-15. На аэродроме осталась лишь дежурная пара. Это был риск лишиться всей авиации сразу и аэродрома тоже. Но комдив знал, что в бой посылает асов.
20 минут спустя десять бомбардировщиков горели на земле, 15 были повреждены, развернулись и впоследствии списаны, 4 истребителя F-86 сбиты, число подбитых точно неизвестно, они, дымя, уходили в сторону моря, куда нашим пилотам было летать запрещено, чтобы самолет в случае аварии или неудачи в бою не захватил противник. В небе было такое количество парашютов, что многим участникам боя казалось, будто сбросили десант. Пилоты и члены экипажей из США, Австралии и других стран коалиции - более двухсот военных - попали в плен. Противнику удалось повредить лишь одну опору моста, которую в течение нескольких дней отремонтировали. Все советские летчики без потерь вернулись на базу. Некоторые МиГ-15 были с пробоинами. На самолете Бориса Абакумова их оказалось восемь. Одна из крупнокалиберных пуль застряла в переплете кабины. Та самая, которой теперь играет его внук. Поэтому на повторный вылет, когда была попытка реванша за разгром, папе дали самолет Кожедуба. Он был окрашен не в серебристый цвет, как все МиГи, а в матовый, что делало его издалека похожим на "Сейбр", что вводило противника в замешательство. В этот день капитан Абакумов разнес из пушки хвостовое оперение бомбардировщика и поджег истребитель. В том же бою свой "Сейбр" сбил и Сергей Макарович Крамаренко, будущий Герой Советского Союза и генерал-майор, который в ноябре 2018 года, обняв меня, рассказывал о папе на встрече ветеранов и родственников участников корейской войны в подмосковном Архангельском.
День 12 апреля 1951 года в истории американских ВВС назвали "черным четвергом", был объявлен траур. Самолеты в воздух не поднимались неделю. Участок границы вдоль реки Ялуцзян американцы окрестили "аллеей МиГов", где старались с тех пор не появляться даже при численном превосходстве.
Весь 1951 год провели в боях. С редкими выездами на отдых в Порт-Артур. Там, на военном кладбище времен еще русско-японской войны, уже было несколько десятков свежих могил боевых друзей. Отдых не давал восстановления сил. Нагрузки от двух-трех боевых вылетов на реактивном истребителе в день выматывают, вызывая либо апатию, либо наоборот - вспышки бессмысленного героизма. Медики все чаще констатировали хроническую усталость летчиков и многих отправляли в Союз. Оставались наиболее крепкие. Но пополнение и смена состава задерживались. И летать приходилось больше и больше. К концу декабря папа стал заместителем командира эскадрильи по летной подготовке и был награжден орденом Красной Звезды, двумя орденами Красного Знамени, медалью "За боевые заслуги" и китайским орденом. На боевом счету было пять официальных побед. К Новому году он планировал вернуться домой. Но солдат на войне только предполагает. Приехал Кожедуб с начальником политотдела дивизии Докучаевым и попросили - не приказали, а попросили остаться, чтобы помочь пополнению войти в строй. Остались папа и еще несколько самых опытных пилотов. Они летали уже на уколах глюкозы, стрихнина и мышьяка.
7 января 1952 года капитан Борис Абакумов, прикрывая атакующую пару заместителя командира полка Алексея Митусова, один вступил в бой с восьмеркой "Сейбров" на высоте 12 тысяч метров. Он связал их боем и дал друзьям возможность завершить атаку. И они уже спешили теперь к нему на помощь. Но было поздно. На одной из крутых петель организм не выдержал, пилот потерял сознание. Когда очнулся - по кабине уже стучали пули, приборная доска горела, левая рука не слушалась и тупо болела. Дернул рычаг катапульты и вновь потерял сознание от удара и недостатка кислорода. Потом папа говорил, что, если бы не усталость, он бы справился, они не умели так крутить пилотаж.
Пришел в себя уже ниже облаков. Не было сил выдернуть кольцо парашюта от потери крови. Пальцами перебирая тросик, открыл купол. Увидел, как на него для атаки заходит пара "Сейбров", а их отгоняет пара МиГов. И сам себе улыбнулся, когда правая рука метнулась к кобуре с ТТ. А потом парашют долго тянул его по заснеженным камням, раздирающим комбинезон и шлемофон. Подобрали его корейцы, которые увидели на лацкане значок с портретом Мао Цзэдуна и сообщили китайцам. Через несколько дней он был в госпитале - обмороженный, с простреленной рукой и большой потерей крови.
Уже в операционной он узнал, что за этот бой ему присвоено звание майора и он представлен к званию Героя Советского Союза. Приказ зачитал Кожедуб перед строем.
Но ни папа, ни Алексей Митусов, ни многие другие, кто был представлен к высшим наградам в 1952 году, их так и не получили. Кожедуб лично ходил по кабинетам в Москве, но верх взяла высокая политика: война шла к концу, СССР вновь заседал в ООН как миротворец, и роль "китайских добровольцев" следовало забыть. Для всех ограничились вручением орденов Ленина.
То, что Б-29 были перебиты "на дальних подступах", было уже неважно.
Дослуживал папа в Калуге заместителем начальника разведки дивизии, которая с воздуха прикрывала Обнинскую атомную станцию. Чтобы нынешнему поколению было понятно, американские высотные разведчики РБ-47 тогда летали над СССР как хотели, и их нечем было достать. Но одному не повезло, когда на земле дежурил подполковник Абакумов. Он хорошо знал поведение американцев и навел наши истребители так, что они с риском, но сумели задеть разведчика. Он был подбит и упал в районе Крыма.
В Калуге родился я, третий ребенок.
После отставки папа до пенсии жил в Жуковском, работал в ЦАГИ в лаборатории прочности летательных аппаратов. Иногда летал на планере в аэроклубе, куда я его затащил чуть ли не силой в начале 70-х. И тогда же уговорил его написать книгу. Сначала это была рукопись. Потом всем нашим подъездом - два Виктора, Андрей, Соня и я - начали перепечатывать. Делали по шесть "закладок" бумаги. Так книга разошлась сперва по городу, потом по стране. В 1997 году неожиданно из Курска прислали типографский вариант маленькой брошюры с названием "Неизвестная война", автор - Борис Абакумов. Как рукопись оказалась в Курске и кто ее издал, так и осталось неизвестным. Но тайное стало явным, и известие о том, что секретности больше нет, всколыхнуло волну воспоминаний участников. Появились книги, фильмы, в основе которых папина рукопись.
В ноябре 2018 года меня неожиданно позвали на встречу участников и родственников ветеранов Корейской войны 1950-1953 годов. Я думал, что давно разучился плакать, но когда увидел Сергея Макаровича Крамаренко и представился, он обнял меня, и мы долго сидели, а он рассказывал про бой 12 апреля. А потом организаторы встречи - писатель Игорь Сейдов и историк авиации Сергей Шестаков - подвели меня к трем женщинам и сказали - вам есть, о чем поговорить. Это была дочь Алексея Митусова Татьяна и его внучки. Алексей Иванович рассказывал им о последнем бое 7 января, как папа его спас.
Папа ушел зимой 1994 года. Был жестокий мороз. На кладбище собрались седые стройные мужчины с молодыми глазами, в летных куртках, фуражках и беретах. Кто из Ростова, кто из Иркутска, кто из Сызрани. Из пенсий выкроили денег на билет и приехали проститься. Девчонки спрашивали - это что же за поколение такое, что их мороз не берет? То самое поколение, которое прошло войны и не потеряло дружбы. Такого больше нет.
Или есть?