Проект всех Парижских симфоний Гайдна (а за ними последуют и Лондонские) в исполнении Musica Viva - раритет для московской концертной афиши. Даже записи этого цикла можно пересчитать по пальцам.
Между тем в музыкальной истории эта серия гайдновских симфоний произвела в 1780-е годы фурор в концертной жизни Европы. Заказанные Гайдну самым большим европейским оркестром - парижским оркестром Олимпийской (масонской) ложи, симфонии были исполнены в Париже в Тюильри огромным для того времени составом музыкантов: только струнная группа - 40 человек (а всего в оркестре ложи было 80 человек). Парижский оркестр выходил на сцену в голубых камзолах, с мечами на боку. Дирижировал исторической премьерой знаменитый композитор, маэстро - мулат Жозеф Болонь, шевалье де Сен-Жорж.
Рудин с Musica Viva представляют Парижские симфонии в стандартном "гайдновском" составе (оркестр князя Эстерхази не превышал 25 человек): 10 струнных, флейты, гобои, фаготы, трубы, литавры, клавесин. Акцент Рудин делает на драматических контрастах, на детальном развертывании богатой музыкальной фактуры, тонком раскладе звуковой динамики и инструментальных балансов. Его Гайдн звучит объемно и контрастно, изысканно и драматично, полновесно и прозрачно, с юмором и набегающими, как волны, красивыми тутти.
Цикл Парижских симфоний Musica Viva открыли не первой по хронологии цикла симфонией, а следующей за ней - известной под названием "Курица" (N 83). Именно в ней Рудин увидел музыкальный разбег цикла, обаятельную гайдновскую игру с парижской темой - с мотивом, известным каждому парижанину тех времен (из пьесы Жана-Филиппа Рамо "Курица"). Гайдновский мотив, изображающий кивание куриной головы и стук клюва, с повторяющимися звуками гобоя и короткими форшлагами скрипок, звучал у Musica Viva с игривым, дразнящим задором.
Во второй части Andante обнаруживалась параллель с вивальдиевскими "Временами года", и звучание финального тутти напоминало раскаты грома. В Менуэте ощущалась игра "весовыми" категориями звука - контрастами легкого и тяжелого. А в финале оркестр набирал скорость и моторику бурного виртуозного движения, эффектного и драматичного одновременно.
Тот же сплав виртуозности и элегантности звучал и в Виолончельном концерте до-мажор, который исполнил сам Рудин. Гайдн написал это сочинение для своего друга Иосифа Франца Вайгля, одного из лучших виолончелистов XVIII века, игравшего в оркестре князя Эстерхази. Концерт у Рудина звучал с импровизационной свободой и яркой, объемной красотой звука, с воздушностью "ламентаций" и страстной энергией виртуозных пассажей и каденций.
Финалом программы стал "Медведь": Симфония N 82, остроумно соединившая в себе сложнейшую симфоническую ткань и язык буйного площадного веселья с танцующим ярмарочным медведем: образец гайдновского юмора. У Musica Viva этот финал получился в духе брейгелевских картин, с их многофигурным празднеством и яркими красками, обилием деталей, танцевальными ритмами и торжественной патетикой, наконец, косолапым переваливанием "медведя", увенчанного парадными звукам литавр - высший пилотаж радостного гайдновского симфонизма. Целительного в наши недобрые времена.