Каччари пожал плечами:
- Многие написали о Венеции великолепные вещи. Ваш Бродский, например. Но я с уверенностью назову вам автора худшего произведения о моем городе.
- Кто же это?
- Томас Манн.
- "Смерть в Венеции"?
- Именно.
- Но почему худшее?
- Потому, что это насквозь декадентский текст, не имеющий ничего общего с реальной Венецией и ее подлинным духом.
- А в чем, на ваш взгляд, подлинный дух Венеции?
- В том хотя бы, что этот город выжил среди воды, выстоял, превратился в столицу могущественного островного государства, и по сей день поражающую своей красотой. Это город сильных, веселых, бодрых, предприимчивых и трудолюбивых людей. Если бы это было иначе, Венеция давно погибла бы. Если бы ее духовный колорит соответствовал представлениям Томаса Манна, сегодня не существовало бы ни Сан-Марко, ни Санта Мария дела Салюте, ни многого другого, что так дорого каждому, кто хотя бы раз побывал здесь.
Я вышел из кабинета Каччари в глубокой задумчивости, в тот же вечер перечитал "Смерть в Венеции"... И потом несколько лет читал об этом городе всё, что мне было доступно, исключая путеводители и разного рода глупости, претендующие на глубокомыслие. Я не смог заставить себя дочитать всего одну книгу - "Только Венеция", зато книжка Рёскина стала настольной. Он объяснил мне то, о чем говорил Массимо Каччари.
"Они были изгнанниками из прекрасных древних городов и привыкли строить из их развалин - не в меньшей мере от тоски по ним, нежели от восхищения ими, - так что они не только освоились с практикой включения старых фрагментов в современные здания, но и были обязаны этой практике значительной долей великолепия своего города, а также всей прелестью ассоциаций, способствовавших превращению его из временного пристанища в родной дом".
Так писал Рёскин о ранних венецианцах, построивших этот удивительный город. Они были изгнанниками, потому что дома их были разрушены набегами гуннов, а семьи оскорблены или уничтожены конницами Аттилы. Они ушли жить на болота, куда не смогли доскакать конницы захватчиков. И там, на болотах, их незаживающая память и саднящее чувство утраты построили лучший в мире город, чудо на воде. Конница Аттилы не прошла на острова лагуны, но со временем здесь поселился дух "утонченного человека", попытавшийся снова изгнать или подменить образ реальных венецианцев. Вот как написал о тех реальных венецианцах Джон Рёскин.
"И если какой-нибудь чужестранец захочет постичь, как и при каком духовном настрое зародилось владычество Венеции, какая сила вела ее, завоевательницу, на завоевания, да не станет он оценивать мощь арсеналов и численность ее армий, да не станет он вглядываться в пышность ее дворцов и разгадывать тайны ее Советов; пусть он поднимется на верхний ряд каменных ступеней, окаймляющих алтарь собора Торчелло, и оттуда, подобно древнему кормчему, обозрит мраморные ребра доброго храма-корабля, и вновь населит его пустынные палубы тенями давно усопших моряков, и попытается ощутить их отвагу, которая наполняла их сердца, когда, вогнав в зыбкий песок сваи и отгородившись кровлей от гневного неба, все еще озаренного пламенем пожара, уничтожавшего их жилища, и, оказавшись наконец под защитой крепких стен, за которыми шумели волны и морские птицы хлопали крыльями среди чужих, враждебных скал, они объединили силу своих голосов...".
Это были сильные, живые, веселые, добрые и умные люди. Надломленными, прихотливыми и манерными их попытались сделать те, кто приехал сюда на готовое - обживать богатые палаццо Каннареджо и роскошные дворцы на Большом канале.
"Главное обстоятельство, свидетельствующее о серьезности мышления ранних венецианцев, многим читателям покажется достаточно неожиданным, - это пристрастие к яркому и чистому цвету, которое впоследствии, в измененной форме, приведет к триумфу венецианских школ живописи... Я не знаю другого закона, который действовал бы столь неукоснительно, как закон связи чистоты цвета с глубиной и благородством мысли".
Это тоже Рёскин, вставший на защиту настоящих венецианцев. Именно он помог своими "Камнями Венеции" понять многим и мне в том числе: великие города и великие страны рождаются великим повседневным трудом, внятностью мысли, ясностью взгляда, верностью семейным традициям, воспитанному вкусу, умеющему мгновенно отличить красивое, органичному пониманию того, что есть норма, а что - аномалия. Эти камни - краеугольные, они в фундаменте всего, что считается прекрасным.