Совершенно очевидно: это этапное событие в истории русского балетного театра. Предложена новая методика общения с покрывшимся пылью классическим наследием. Его давно упрекают в окаменелости: прекрасные творения хореографов прошлого застыли в своем совершенстве и тиражируются снова и снова; копии различаются только уровнем подготовки и техникой исполнителей. Хореография двухсотлетнего Петипа, когда-то сражавшая смелостью, сегодня выглядит восхитительным, но музеем, где аромат тлена - элемент неизбежный и, пожалуй, необходимый. Сергей Вихарев в содружестве с Павлом Гершензоном - критиком, теоретиком и практиком балетного театра - предпринял попытки не дотошной реставрации музейных экспонатов, а их творческого переосмысления, перерождения во что-то более современное и новое - подобно тому, как из кокона вылупливается бабочка, сохранившая с ним генетическое родство, но создание принципиально другое. Попытки не были поддержаны на родине шедевров в Петербурге и стали реальностью в Екатеринбурге - реальностью торжествующей, более чем убедительной и не вызывающей восторг только у безнадежных консерваторов.
Первым успешным опытом стала "Тщетная предосторожность" - спектакль редкостно свежий, яркий и талантливый, демонстрировавший стремительный рост молодой труппы, доставивший наслаждение и гостям екатеринбургского театра, и зрителям "Золотой маски". Он тогда не получил адекватной оценки жюри, говорят, из-за ревности бывшей балетной звезды, когда-то танцевавшей одну из хрестоматийных партий и потому "отклонения от нормы" решительно не принявшей.
Авторы новой "Пахиты" предложили еще более радикальные трансформации 170-летнего оригинала: почти не отступая от "буквы" пластически совершенной "мыльной оперы", они перевели либретто в ироническую тональность. В основе классического варианта, как известно, новелла Сервантеса "Цыганочка" о похищенной аристократке, не ведающей о своем происхождении. Мелодраматическая история прекрасно вписывалась в эстетику пантомимического балета, переживавшего пик своей популярности, а чуть позже - и в эстетику только народившегося немого кинематографа, тоже склонного к эффектной позе, заламыванию рук и преувеличенно выразительной актерской мимике. Это качество хореографии Петипа и было остроумно использовано Вихаревым и Самодуровым, перенесших самую динамичную, но чисто повествовательную часть действия - а именно второй акт - в антураж немого фильма в духе немецкого экспрессионизма. С тапером в углу сцены, перекошенными черно-белыми декорациями и титрами, передающими экспрессивные диалоги действующих лиц. Этот второй акт действует подобно ушату холодной воды на зрителей, уже убаюканных прелестной, не сулящей сюрпризов старомодностью первого акта - с прозрачной графикой тонким пером выписанных декораций, праздничной яркостью костюмов и показательными "выступлениями" юных талантов перед высокопоставленными особами, без которых не обходится никакой балетный театр. И вдруг - эти волшебные превращения персонажей, легко перепорхнувших из времен плаща и шпаги в век мерцающих теней на экране, с Пахитой в кабаретной черной юбочке и со стрижкой под типовую киношную "вамп", с бандой, которая является из немецкого der kamin, и ядом в бокале французского вина.
Развязка истории случится уже в наши дни в артистическом буфете, где свободные от сцены артисты сгрудились перед телевизором с хоккейным матчем, а исполнители главных ролей, уже в партикулярных костюмах, завершают выяснение отношений. Все это увенчается, естественно, шикарным Гран-па, скорее "парижским", чем "испанистым", и сильно окрепшая труппа екатеринбургского балета уверенно покоряет публику четкими линиями и эффектными зависами, образуя редкостно гармоничное единство музыки, изысканных цветовых гамм и перетекающих друг в друга калейдоскопичных картин с едва уловимым оттенком авторского лукавства.
Одним из главных источников наслаждения здесь стала транскрипция музыки Минкуса и Дельдевеза, предложенная Юрием Красавиным. Это было похоже на дивной красоты ювелирный шедевр, добытый откуда-то с морского дна, тщательно очищенный от наслоений, ракушек, наростов и гармонично встроенный в совершенно современный контекст. Создана партитура, в которой удивительным образом сочетаются старинная узорчатость с полетом вдохновения, тончайшей, подробной выделки мелодические кружева со стремительным и абсолютно свободным музыкальным развитием. Это партитура, сражающая парадоксами, необычными звучаниями, контрастами трепетного лирического пианиссимо с мощными щелчками ударных и уханьями духовых, французистого аккордеона со звонким металлофоном, мгновенными трансформациями тишайшего камерного дуэта в мощный фортепианный концерт. Оркестр театра, ведомый Федором Ледневым, продемонстрировал не только мастерство, но и замечательную увлеченность самим процессом этого нового рождения навязшей в ушах музыки, необычностью и юмором всей затеи. Это был сущий пир духа для меломана и ценителя пространственных звучаний, праздник талантов современных, дерзких и полных творческих энергий.
Отдельные комплименты - звездам этого триумфального вечера. Мики Нисигути - японская прима екатеринбургской труппы (три версии Пахиты), Алексей Селиверстов (тройная роль Люсьена разных эпох) и Глеб Сагеев (три облика интригана Иниги) явили не только торжествующе уверенную танцевальную технику, но и незаурядные способности к актерским перевоплощениям: "немая фильма" в их исполнении сделала бы честь кинематографу времен Веры Холодной и Ивана Мозжухина.
Праздник дополнила дивная стилевая эклектика трех эпох, талантливо утрамбованных в один вечер художниками Альоной Пикаловой (сценография), Еленой Зайцевой (костюмы) и Александром Наумовым (свет). Идеи, заложенные в этот эксперимент трагически погибшим в разгар работы Сергеем Вихаревым, были подхвачены и доведены до победного конца худруком екатеринбургского балета Славой Самодуровым, который за считанные годы вывел уральскую труппу из полной безвестности к настоящей славе. Мир получил нового замечательно одаренного хореографа и балетный театр, на премьеры которого теперь слетаются ценители со всей России. Что же касается Мариуса Петипа, юбилей которого уральский театр отметил таким необычно плодотворным образом, то у мэтра были бы все основания посвятить продолжателям его дела самые пылкие строки с припиской: победителям ученикам от побежденного учителя.