Величественно-патетический стиль в эстетике античной трагедии и одновременно глубочайшая жизненная драма, многогранность характеров - этим "Норма" заслужила себе прочное место в репертуаре театров во всем мире. Но на московских площадках эта опера - редкий гость: за исключением "Новой оперы", беллиниевской партитуры сегодня нет в репертуаре ни одного театра столицы.
В Концертном зале Чайковского глубокое погружение в особую эстетику беллиниевской музыки произошло уже в знаменитой увертюре, где эффектное чередование величественных tutti и эфирных pianissimi с переливами арфы передавало пульсацию жизни во всех ее красках. В дирижерском прочтении Лучано Акочелло чувствовалась по-настоящему итальянская страсть, никогда, однако, не выходящая за границы хорошего вкуса и стилистических требований - этот "почерк" ему удалось сохранить до самых последних аккордов.
Партию Нормы исполнила итальянка Патриция Чьофи, лирико-колоратурное сопрано, известное на всех лучших сценах мира. По-неземному мягко "полилась" в зал знаменитая каватина "Casta diva", сопровождавшаяся эффектными "отголосками" хора ("Мастера хорового пения"). Элегантное колоратурное кружево кабалетты, которую Чьофи в репризе украсила собственными вариациями, довершили картину, вызвав бурные овации. Однако в дальнейшем Чьофи очень часто не хватало вокального веса настоящей драматической колоратуры, ее небольшой по объему голос часто терялся в ансамблях и в потоках плотного оркестрового звука, не давая певице возможности полностью передать глубину переживаний ее героини - особенно в финальной сцене.
Таким же неоднозначным оказалось исполнение партии римского проконсула Поллиона итальянским тенором Массимо Джордано. Его яркий, теплый голос с первого же речитатива отличался прекрасной дикцией и по-итальянски эффектно скандированными согласными, но звучал пусто на переходных нотах и в верхнем регистре. Однако драматичность фразировки отчасти компенсировала эти недостатки, и финальная сцена самосожжения Нормы, когда Поллион принимает решение взойти со своей возлюбленной на костер, была проведена на высшем уровне.
Наконец, совсем иное впечатление произвела молодая француженка Карин Дейе в меццо-сопрановой партии Адальжизы: ее голос, сразу поразивший свежестью тембра и свободой верхних нот, прекрасно заполнял зал, парил над оркестром и солистами в ансамблях. К тому же, ее Адальжиза - прекрасная актерская работа: в оттенках голоса чувствовались страдания и радость, смятение и решительность в сочетании с вокальной ровностью и точностью - а это именно те качества, которые необходимы настоящей белькантовой певице.