Формулировка жюри, в которое входят Наталия Солженицына (председатель), Валентин Непомнящий, Людмила Сараскина, Борис Любимов, Виктор Москвин и Павел Басинский, звучит так:
"За органичное соединение глубинных традиций русской духовной и психологической прозы с высокой филологической культурой; за вдохновенный стиль художественного письма".
Сотрудник Пушкинского Дома, ведущий специалист по древнерусской литературе, ученик академика Дмитрия Лихачева, Евгений Водолазкин семь лет тому назад блистательно опроверг убеждение многих писателей о том, что филолог не способен стать настоящим писателем, потому что ученый не может стать изучаемым им объектом: биолог - животным, ботаник - растением и т. д. Пример итальянского медиевиста Умберто Эко, который по совместительству стал главным итальянским писателем ХХ века, в России как-то не срабатывал, и действительно все попытки филологов пробиться в писатели до сих пор были обречены на провал, если не считать прекрасного, но все-таки мемуаристического романа Александра Чудакова "Ложится мгла на старые ступени..." Евгений Водолазкин, наверное, первым преодолел этот закон.
Его "неисторический роман" "Лавр" в 2012 году стал подлинной литературной сенсацией. Роман удостоился главной литературной премии России "Большая книга", был переведен на все культурные языки, вошел в топ-десятку лучших произведений о Боге по версии газеты "Гардиан" и по сей день остается одной из самых читаемых книг в современной художественной словесности.
Следующий роман - "Авиатор" - подтвердил репутацию Водолазкина как одного из самых интересных прозаиков современности, как и его последний роман - "Брисбен".
Что именно притягивает современного русского и зарубежного читателя в довольно сложной и безусловно "филологической" прозе Водолазкина - это вопрос, на который должны отвечать критики. И - филологи, его коллеги по профессии, от которой писатель, кстати, не отказался, продолжая заниматься средневековой литературой, а также выпуская под сенью Пушкинского Дома научный альманах "Текст и традиция".
Возможно, главная причина популярности романов Водолазкина, как ни странно, заключается в том, что автор решительно не желает идти в ногу со временем. В эпоху, когда слово девальвируется, а сам по себе текст как старая словесная культура сжимается до коротких записей в соцсетях, когда написание длинного письма, даже в электронном виде становится чуть ли не актом героизма и неимоверных усилий, проза Евгения Водолазкина возвращает читателям память о "медленном чтении". Она по-старинке требует сопереживания героям, сочувствия им, соотнесения себя с ними. При этом автор уважительно относится к читателям, доверяет их собственной культуре и ведет с ними диалог на равных. В этой прозе нет провокаций, манипуляторства и других приемов современного искусства. Она говорит о главном: о памяти, о совести, о смерти.
И это, оказывается, все еще актуально.
Из выступления Павла Басинского на вручении премии А.И.Солженицына
"Я бы назвал Водолазкина русским Сервантесом"
- Чтение романов Водолазкина - это вообще труд, вопрос лишь в том, насколько он оправдан для того или иного читателя. Мне кажется, что странный, явно непредсказуемый успех романов Водолазкина отчасти объясняется еще и этим парадоксальным фактом: читатели сегодня устали от слишком легкого восприятия текстов в соцсетях и охотно готовы потрудиться, потренировать читательское зрение на куда более сложных текстах Водолазкина. Тем более что как автор он проявляет исключительную вежливость к своему читателю, и вообще в самой тональности его прозы есть какое-то исключительное человеческое обаяние, как и в его тонком или, как сказала одна моя умная знакомая, "вкрадчивом" чувстве юмора.
"Лавр" имеет авторское жанровое определение - "неисторический роман". Едва ли дело здесь только в том, что автор принципиально не желал писать роман о Средневековье как оно было, тем более что никто точно не знает, каким оно было на самом деле, особенно русское Средневековье, где даже литературы как таковой еще не было. Но "Лавр" вообще не о Средних веках. Но и не о современности. Вот это было бы настоящей ошибкой писателя, если бы на средневековом материале он заговорил о современности. Таких подмен, особенно - в кинематографе, пруд пруди, и читать (смотреть) это все невыносимо. "Лавр" о другом.
Это роман о личности, которая существует вне Истории. Это безусловно средневековое мировосприятие, но оно, именно в силу романности героя, переживается тут как индивидуальное, в этом восхитительный парадокс романа.
Водолазкина опрометчиво окрестили "русским Умберто Эко", но это, конечно, глупое сравнение. Я бы скорее назвал его русским Сервантесом, если бы это не звучало так пафосно и пошло. Между его Лавром и испанским идальго куда больше общего.
В Средневековье личность сама по себе ничего не значила и всякого рода "экзистенциалистские" переживания там были неуместны, это уже забавы девятнадцатого, а еще более двадцатого века. Но жизнь Лавра - это, конечно, непрерывное "экзистенциалистское" переживание, поэтому он и вызывает сочувствие у современного читателя. В этом главный парадокс романа, и я даже не знаю, какой в этом можно найти большой смысл, но как душевный тренинг этот роман поразительное явление. А смысл? А какой вообще у искусства смысл?
Полный текст выступления читайте на портале ГодЛитературы.РФ.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ