А ведь я был знаком с человеком, творившим в суровые годы социалистического реализма и так успешно от его канонов уходившего. Мы жили на седьмом, а немало известных художников занимали мастерские на девятом этаже нашего дома в центре Москвы.
Дейнека выделялся из всех. Он казался нам, мальчишкам, все и всех знавшим, каким-то странным, прямо не от мира сего. Из-под темного берета ниспадали на широкие плечи вьющиеся седые волосы. Куртка в краске, широкие брюки на болтающемся пояске... В доме, где жили народные артисты РСФСР и Советского Союза, одеваться так было не принято. Но он уже тогда был признан гением, ему ничего не запрещалось. И, как понял я гораздо позже, в этой вольной манере одежды Александр Дейнека пытался походить на всеобщего кумира Пабло Пикассо, нам в ту пору неведомого. Вечно спешивший, в постоянном порыве, не тративший время на принятое в интеллигентском кругу «Здравствуйте». Он поднимался на лифте нашего первого подъезда на девятый, и изредка, если везло, я помогал мастеру донести до мастерской что-то из его здоровенных рук падающее и рассыпающееся, удостаиваясь безразличного: «Спасибо, мальчик». Он, конечно, был слишком отрешен от мира, чтобы запомнить наши не нужные ему имена.
А я во всю смотрел на его руки со впившейся в кожу не оттирающейся краской. Он всегда что-то тащил: тяжелые подрамники, свернутые высоченной трубочкой здоровенные холсты, тюбики, наверное, с краской, кисти... И все это — чуть не бегом на таинственный 9-й этаж, где среди других и его мастерская.
Заходить на 9-й запрещалось: нельзя тревожить творческий покой великих. Но мы туда забегали и заходили: по требованию пожарных двери этого этажа никогда не запирались, никаких замков и в помине не было. И, точно помню, ни разу ни одна картина не пропадала из мастерских. Об этом я неслучайно.
А нам надо было набраться смелости, чтобы попасть в мастерские, преодолев (страшно же) полутемные и узкие проходы. Смотрели на незаконченные картины, видели застывших натурщиков, всегда сосредоточенных и оттого кажущихся несколько угрюмыми живописцев. А этаж казался именно таинственным, потому что его коридоры были заставлены десятками картин, неоконченных пыльных полотен, которые мы, ребятишки из этого дома, любили разглядывать. Может, потихоньку и приобщались к прекрасному?
Пару раз по приглашению художника мой отец, журналист, с Александром Александровичем хорошо знакомый, прихватывал и меня в его мастерскую. Три пролета вверх по лестнице - и совсем другая жизнь. Больше всего нравились выпуклые, яркие фрагменты фигур футболистов. «Что, сам играешь? - почему-то смеялся художник. - Вот это для вас, для народа». И, уже обращаясь к отцу, показывая нечто более сложное: «А как вам это?» Почему-то запомнился мне все повторявшийся вопрос художника: «А потом, потом - поймут?»
Конечно, больше всего мне нравились футболисты. Пусть необычные: чересчур, по сравнению даже со Львом Яшиным, мускулистые. Какие-то объемные. Рвущиеся за мячом в бешеном порыве, редко на стадионе «Динамо» виденном. Но они, эти ребята в трусах с мощнейшими оголенными торсами, вызывали восхищение. Краски были подобраны так, что я чувствовал: вот этот парень ради гола сокрушит всех. А тот громила ростом даже повыше пожалеет соперника, побоится нанести травму.
Знаю, что у многих прекрасных полотен «жизнь» складывается чрезвычайно загадочно… Годы спустя увидел я всех вместе собранных так знакомых мне крепышей-игроков на соседней даче коллекционера и друга нашей семьи М.Г. Чего и кого на этой даче только не было: Фальк, Малевич, любимый мой художник Владимиров, старинные бюсты и скульптуры. После ранней смерти М.Г. и его милейшей жены огромная по размерам картина Дейнеки «Футболисты» висела на застывавшей зимой от холода террасе.
Не все в картине было до конца прописано. Некоторые фигуры на заднем фоне так и остались в неясных контурах. Но, пусть простят знатоки, именно это полотно и виделось мне вершиной творчества российского Пикассо. Как хотелось мне купить любимых «Футболистов» (ведь они были и частью моей молодости), чтобы каждое утро наслаждаться этим выписанным человеческим великолепием. Но откуда ж… Уже в начале 1990-х цены так скаканули.
А М.Г. был великим коллекционером и тончайшим знатоком искусства, видел на годы вперед. Приобретал произведения, клеймившиеся прозападными, упадническими. В его московской квартире висели ранние шедевры Шагала. И приезжавший в Москву художник, уже старик, полчаса поднимался на пятый (или четвертый) этаж дома без лифта, чтобы увидеть сотворенное в молодости в Витебске.
Но вернемся на пустующую дачу. Она тоже подвергалась набегам. На первых порах неграмотное жулье лишь безжалостно разрезало полотна: искало за ними, на стенах висящими, тайные заначки или уж не знаю что. А потом картины стали исчезать.
И все мои уговоры и мольбы, обращенные к наследникам М.Г., снять хотя бы картину Дейнеки, убрать «Футболистов» от греха, перевезти в Питер, где они жили, не были услышаны. Решил действовать сам. Корявыми руками неумело, но крест-накрест забил вход на террасу досками. Потом нанял таджиков, и они набили на доски фанеру. По-моему, кое-кому мои попытки не очень-то нравились.
Все оказалось напрасно. Это вам не время загнивающего социализма с его «не укради». И «Футболисты» в один непрекрасный день, как и было тревожным временем безвременья предначертано, бесследно исчезли. Возведенные мной защитные укрепления, наверно, со смехом, разрушили.
Да, вы правильно поняли. «Футболистов» украли. И поиски их ни к чему не привели. Однако ничто не исчезает бесследно. Похищенные картины тоже имеют обыкновение появляться на свет божий. Раньше они всплывали «через два поколения», теперь — еще быстрее. Годы спустя мой близкий петербургский друг и наследник коллекции вдруг огорошил меня: «Дейнека нашелся». Оказалось, что немалых размеров полотно хранилось у неизвестно кого где-то в подмосковном гараже. А потом всплыло в Германии. Имя (немецкого?) владельца неизвестно. Подтверждение словам моего безвременно ушедшего товарища я нашел в не слишком тиражном специализированном журнале для любителей живописи.
Может, Дейнека не потерян для России? Сколько стоят теперь «Футболисты», сказать не могу, в 1993-м их оценивали в «смехотворные» по сравнению с сегодняшним днем 30 тысяч долларов.
Я грущу без вас, друзья мои футболисты. Разве что выкупит вас у умного немца за свои миллионы какой-нибудь наш олигарх? Но до этой новой встречи вряд ли мне уж добраться.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере