Что для вас Верди и что он, на ваш взгляд, для современного человека?
Феликс Коробов: Он квинтэссенция оперного театра в самом лучшем варианте. Публика приходит в театр, особенно в оперный, за эмоциями и страстями, которые вряд ли получит в своей реальной жизни. Это как качественный роман, которым зачитываешься вечерами. И в чистом виде эти эмоции выдает только Верди. У него нет каких-то специальных придумок, обэриутской зауми, умствований, фокусов. Может, поэтому Верди будет актуален всегда. Наше время достаточно рассудочное, почти все делается "от головы", и мне нравится погружаться в его страсти. К тому же у Верди изумительной красоты музыка.
И в нее вы готовы погружаться с головой...
Феликс Коробов: У меня шестая постановка Верди в этом театре. Но, конечно, "Отелло" - уникальная опера даже для него. Известно приклеившееся к нему после "Травиаты" прозвище "маэстро ум-па-па" - считалось, что у него есть мелодия и чуть ли не гитарный аккомпанемент вместо полноценного звучания оркестра. На самом деле и в "Травиате" все намного интереснее и глубже. Но "Отелло" все-таки особенный спектакль. Верди никогда так подробно не работал над партитурой, ни в одной нет такого количества пометок: чуть не над каждой нотой значки, акценты, фразы, лиги. Это, наверное, главный его шедевр как композитора и инструментовщика. Громаднейший диапазон, перепады от шести форте до пяти пиано. И все так мастерски написано, что среди грохота дюжины труб оркестра в сцене бури все равно слышно всех певцов! Мне кажется, в этой эталонной работе спрятана своего рода игра: "Смотрите, я и так умею!" Это, наверное, некий знак к переосмыслению более ранних партитур. Мы старались точно следовать его указаниям, и партитура заиграла другими красками.
Не секрет, что режиссер-постановщик и музыкальный руководитель часто не совпадают в представлении о спектакле. Вам удалось найти общий язык с Андреем Кончаловским?
Феликс Коробов: В нашем театре очень ответственно подходят к составлению работающей над спектаклем группы. Мы всегда смотрим, какой материал более подходит характеру постановщика, к чему у него лежит душа и что должно получиться ярко. Мы пригласили Марка Минковского в его период увлечения Дебюсси - и получился прекрасный "Пеллеас и Мелизанда", великого Альберто Дзедду в "Севильском цирюльнике", трогательного Михаила Бычкова с его "Вертером" и жесткого Каму Гинкаса в "Макбет" - все совпадения не случайные, продуманные. "Отелло" и Кончаловский - тоже идеальное сочетание. У него зашкаливающий культурный уровень, от него исходит удивительное ощущение свободного состоявшегося человека, много в жизни сделавшего, а потому спокойного и никому ничего не доказывающего. Он делает, что считает правильным, и выигрывает. Мы сразу нашли общий язык и получили два месяца чудесной работы.
Конечно, Кончаловский много опер поставил за рубежом, но ведь случается, что режиссеры драмы и кино плохо стыкуются с оперным жанром.
Феликс Коробов: Он к опере относится с большим пиететом, сразу задекларировав, что главное в музыкальном театре - музыка. И он это не только декларирует, но и выполняет. Конечно, я вижу в постановке массу деталей, характерных для кино: отработка крупного плана, интересные сценические переходы, много профессиональных тонкостей. Получился яркий, проработанный в каждой детали спектакль. Меня спросили, как можно сегодня всерьез ставить "Отелло", если все знают, чем все закончится. Я удивился: мы же знаем, чем закончилась "Анна Каренина", но не перестаем читать Толстого! Ставили по-честному, и получился многослойный спектакль с неожиданным ходом, чтобы благостная, пришедшая на нафталинную костюмную оперу публика получила легкий шок от метаморфозы героев. Во время действия возникают разные акценты, и каждый зритель может их трактовать в силу своего воображения, восприятия мира и культуры. В спектакль заложена зрительская работа, так что публика сможет искать в спектакле свое, тем более что поле для поисков богатейшее.