И мы не узнали бы о нем никогда, если бы не письмо поэта Андрея Анпилова.
"Жорик Вайнштейн родился в 1919 году. Сто лет прошло.
Есть фото 1924 года, в Берлине. Может, отец там работал по торговой линии. Детство было сравнительно золотое, книжное. Один ребенок на всю семью, на двух сестер и брата. Дядя Федя запретил себе завести своих детей, чтобы вся его любовь досталась Жорику.
В сущности, про мальчика почти ничего не известно. Папа Вайнштейн довольно рано испарился, или посадили.
Мальчик учился в ИФЛИ с 1939-го, писал стихи, в 1941-м ушел добровольцем на войну и не вернулся.
Немного стихотворений осталось и перевод плача Ярославны из "Слова о полку Игореве".
В Сети нашел два фрагмента из мемуаров.
"...Есть в списке и Жора Вайнштейн. Он вспоминается пухленьким маменькиным сыночком. Они жили вдвоем с матерью, отца у Жоры не было. Мать его боготворила и частенько провожала в школу.
Жорик ушел на фронт и пал смертью храбрых в бою.
Потом мы все узнали, что мама Жорика не вынесла горя. Она выбросилась из окна той комнаты, где так счастливо жила до войны со своим единственным сыном..."
"Жора Вайнштейн тоже был эрудитом, из числа ходячих энциклопедий. Хорошо знал немецкий, переводил Гейне, писал и сам стихи..."
"Их (нескольких друзей мемуариста, ифлийцев (А.А.) стихи были книжные. В них не было никакого бряцания оружием и "всех победим"... Их мир - это мир одиноких чудаков, способных страдать, но неспособных на зло. Фигуры их сугубо штатские, они были освобождены не только от армии, но даже и от физкультуры. Они были несколько странными - то, что называлось "заумными", и трудно представить, что им могла предложить грядущая эпоха, если бы они остались живы..."
Георгия Вайнштейна не вспоминают в кругу сокурсников и тех, кто был чуть моложе, и кто вернулся стихами - Когана, Кульчицкого, Майорова.
В РГАЛИ, кстати, есть записка рукой Бориса Пастернака: "Пропустить на мой вечер студентов Павла Когана и Георгия Вайнштейна..."
Дядя Федя никого не ставил ни во что - ни меня, ни кузена моего Леню, ни отца моего, художника.
Вот только Жорика вспоминал. Без подробностей, без сюжетов и характеристик.
Просто вздохнет ни отчего - "Жорик, Жорик..."
Стихи, что остались от Жорика, - с печатью дара, хотя еще неизвестно, какого. Переводчик бы вышел точно, судя по ученому складу, литературовед бы получился нерядовой.
А может, и настоящий поэт.
Жаль, что сохранившаяся тетрадь - школьная еще. Стихи памяти Кирова, первое мая, лирика, перевод, проба сюжета... С этими вещами Жорик пришел в ИФЛИ. Много совсем детского и газетного, взвейтесь-развейтесь.
Видно, что на слуху девятнадцатый век, Лермонтов. И двадцатый: Маяковский, Багрицкий, Светлов.
Опыта еще никакого, одни предчувствия. Ветер, буря, шторм, пурга.
Не обманули предчувствия:
"Белым снегом засыпает
Чёрные ресницы..."
Стихотворений последних лет не осталось, что не значит, что их нет нигде. Может, их отдавали писательнице Дубинской, когда она собиралась писать книгу о Жорике. Может, где-то в архивах...
От семьи Жорика не осталось никого кровного.
Всё, кажется, было за то, чтобы Жорика забыли все и навсегда.
Но не все его забыли.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru
Вечер
Мутный вечер, звёзды светят,
Грохают трамваи,
И толкает в спину ветер,
Думать помогает.
Ветер яростный и грозный -
Злобно рвёт и мечет,
Он срывает с неба звёзды,
Словно это свечи.
Он бушует и рыдает,
Он ревёт и злится...
Белым снегом засыпает
Чёрные ресницы.
В небе матовым кораллом
Светит месяц тускло.
Только... отчего вдруг стало
Тяжело и грустно?
Знать, не даром дико воет
Ураган могучий.
Над моею головою
Понависли тучи...
Георгий Вайнштейн,1938