"Одесса" Валерия Тодоровского использует эпидемию как фактор, позволяющий надежно заточить персонажей в едином пространстве, чтобы они там как следует попортили себе и близким нервы. Пьеса умещается в декорациях такого как бы типичного одесского дворика, плотно нафаршированного колоритной эстетикой одесского нищенского мещанства, возведенного когда-то одесскими выходцами в карго-культ, который насаждался повсеместно от Таллина до Сахалина, вызывая умиление характерным говором и незамысловатым юмором, опять же характерным. Главная тема на повестке, учитывая национальность действующих лиц, настолько стереотипна, что как-то даже неудобно ее озвучивать. В самом деле, о чем еще спорить евреям в брежневскую эпоху, кроме как об эмиграции в Израиль.
Дочь с мужем, которые без внучки, собираются репатриироваться. Что не нравится главе семейству по идеологическим причинам: у нас есть страна, мы советские граждане, и нечего тут. Мужу другой дочери, который с внуком прибыл, идея тоже не нравится - так как его наклевывающаяся долгосрочная командировка в ФРГ тогда накроется медным тазом. Разговор из плоскости национальностей и гражданства хаотично перетекает на плоскости иных разногласий, вскрывая застарелые душевные раны и тревожа забытые обиды. У кого какие жилищные условия, почему у кого-то они лучше, а у кого-то хуже, и так далее. Родственники в меркантильных разборках соревнуются в праве на звание короля/королевы драмы, и побеждает в конце концов с большим отрывом дед, совершающий весьма экстравагантную попытку суицида. Ярмольник в роли деда, к слову, чертовски хорош и хоть как-то своим мастеровитым лицедейством подслащает созерцание этого истеричного балагана.
Надлежит отметить, единственный русский персонаж, неудачливый (оттого что русский) композитор, вынужденный быть свидетелем непрекращающихся склок, беспробудно пьянствует. И сложно его в том, положа руку на сердце, упрекнуть. А потом Евгений Цыганов в роли мужа с внуком, видимо, заскучав - хотя по его лицу не скажешь, - вдруг, ни с того ни с сего принимается на пустом месте отыгрывать советского Гумберта Гумберта, избравшего себе в Лолиты 15-летнюю девочку из квартиры напротив. И вот уже это не крикливая семейная пьеса, а мелодрама о запретной любви, возникнувшей буквально из ничего. Раз - и взрослый женатый мужчина лежит на пляже, а какая-то юная нимфа страстно обдирает кожу с его обгоревших плеч. Два - и он уже почти готов увезти ее с собой в Москву, понимая, конечно, что это все неправильно, неправильно.
Финала у пошлой и аморальной истории любви как такового нет - заканчивается она скомканно, на полуслове, тремя отчаянными всплесками. Но известие о внезапной порочной связи дает повод для очередного громкого скандала, а громкие скандалы, как вы могли уразуметь, в фильме "Одесса" любят. Кроме того, сама порочная связь дает повод Евгению Цыганову расшевелить мимику и выдавить экспрессию, что, как знают поклонники Евгения Цыганова, большая редкость для него, на вес золота.
Кстати, педофильские мотивы одной набоковщиной не исчерпываются. Вообще для Валерия Тодоровского "Одесса" - еще и частично автобиографическое кино, куда он вложил собственные воспоминания о детстве. Нотки светлой ностальгии тут и там проскакивают: купание в грязи на лимане, раскуривание первой сигареты втихаря с соседским мальчишкой постарше, взрывание карбида в бутылке. Незамутненное пацанское счастье. Собственно, того самого внука, отец которого со школьницей загулял, зовут Валерик, что как бы намекает. И есть здесь сцена, крайне неожиданная, где среднего возраста дама показывает Валерику всю себя, во всей своей выдержанной красе. Основана ли сцена на личном опыте автора - нам то неведомо. Но на всякий случай за Валерика стоит, наверное, порадоваться. Как стоит порадоваться и тому, что 1970-й с эпидемией холеры, равно как и Одесса с ее мещанской эстетикой и тому подобными сопутствующими вещами от нас теперь удалены на относительно безопасное расстояние.