...И за то,
чтоб, как в русские,
в небеса
французская девушка
смотрела б спокойно -
согласился б ни строчки
в жисть
не писать...
1940
Это строки из поэмы, написанной Михаилом Кульчицким за полгода до войны.
В нашем небе еще спокойно, но Михаил уже слышит сирену воздушной тревоги. Московский студент думает о Париже, улицы которого топчут нацисты. Вот откуда в стихах французская девушка.
Пройдет год-два, и студентка Сорбонны Элен Берр будет думать о русских парнях, которые вступили в бой с фашистами. Дневник Элен, переведенный недавно на русский*, сейчас на моем столе.
Элен обожала родную Францию и мечтала побывать в далеком СССР. Михаил не представлял себя вне России и мечтал увидеть Париж. Они собирались жить долго-долго. Хотя бы до ста лет.
В суете нам кажется: война была так давно. И только открывая дневники, стихи или письма погибших, мы вдруг понимаем: война никогда не бывает давно. Она всегда бывает сегодня.
Элен писала в 1943 году в дневнике: "Огромное страдание - боль за других: за тех, кто рядом, тех, кого я не знаю, за всех людей на свете. Мне не поверят. Не поверят, что людские страдания не давали и не дают мне покоя каждый день и каждый час и что я ставлю их выше своих личных..."
Михаил бы поверил. Свои письма он часто подписывал: Мигуэль. На испанский лад. Солидарность с республиканской Испанией навсегда вошла в сердце каждого довоенного мальчишки.
Жаль, Кульчицкий не успел прочитать "По ком звонит колокол". Хемингуэй написал этот роман в 1940-м, а эпиграфом поставил строки Джона Донна: "Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе".
А Элен читала Хемингуэя. Она жила музыкой и литературой. Защитила диплом по Шекспиру. Собиралась писать диссертацию о поэзии Китса. В списке ее любимых книг - Толстой, Чехов, Куприн...
Девушка могла бы уехать на юг Франции, в "свободную" зону, где окопались коллаборационисты. Но она записалась волонтером в тайную организацию, которая помогала узникам лагерей и укрывала от депортации детей-сирот. Когда надо было успокоить малышей, Элен пересказывала им "Винни-Пуха". Элен и ее друзьям удалось спасти от смерти около пятисот еврейских детей.
"Хочу, чтобы меня качали как ребенка, - признавалась она в дневнике. - Пока что я сама забочусь о детях. А потом мне понадобится много, очень много нежности. Тем больше, что сейчас мне этого нельзя..."
Элен была удивительно мужественной. Ее отец Реймон Берр, кавалер Военного креста и воинского ордена Почетного легиона, гордился дочкой.
Военным в молодости был и отец Михаила. Полный георгиевский кавалер Валентин Михайлович Кульчицкий - автор знаменитой книги "Советы молодому офицеру", выдержавшей до революции несколько изданий. В 1943 году, когда офицерам вернули погоны и вновь появились гвардейские части, о заповедях Кульчицкого вспомнили. На них ссылались в газете "Красная звезда", преподавали в советских военных училищах.
Но автора "Советов молодому офицеру" к тому времени уже не было в живых: в декабре 1942-го его забили полицаи в оккупированном Харькове. Так же, только в концлагере, погиб Реймон Берр.
Из дневника Элен: "Я думаю об истории, о будущем. О времени, когда мы все умрем. Жизнь так коротка и драгоценна. А сегодня, когда на моих глазах все вокруг тратят ее попусту - преступно или бессмысленно, за что держаться?.."
Она писала это в октябре сорок третьего.
А Михаил погиб в январе 43-го под Сталинградом. Ему было 23 года.
Через месяц его маме, Дарье Андреевне, принесли похоронку.
Элен погибла в концлагере Берген-Бельзен весной 1945-го за пять дней до освобождения лагеря англичанами. Ей только исполнилось 24 года.
Михаил и Элен не успели узнать о существовании друг друга, но разве, когда я думаю о них вместе, они не рядом? Разве они не говорят сейчас на том всепонятном языке, на котором, как мечтал Михаил, люди будут говорить после войны: "И пусть тогда на язык людей всепонятный... попадет мое русское до костей, мое советское до корней, мое украинское тихое слово..."
Михаил родился в Харькове. Учился в школе N30. Поступил на филфак Харьковского университета, а затем перевелся на второй курс Литературного института в Москве. Институт был тогда вечерним. В первой половине дня Михаил работал учителем в школе подмосковного поселка Перловка, а потом ехал на занятия. Родственников в Москве не было, и ему пришлось сменить около десятка мест жительства. Тосковал о родном Харькове.
Будто предчувствуя помрачения, которые разведут два братских народа, Михаил Кульчицкий главу "Губы в губы" в поэме "Самое такое" написал на русском и украинском одновременно.
А эпиграф взял из Пушкина: "Когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся..."
О, как
я девушек русских прохаю
говорить любимым
губы в губы
задыхающееся "кохаю"
и понятнейшее слово -
"любый"...
Кстати, родственники Элен Берр жили на советской Украине, в Житомире. Племянника Элен, родившегося в 1944 году, назвали Жито - в честь освобождения Житомира от фашистов.
С началом войны Михаил Кульчицкий записался в истребительный батальон, патрулировавший улицы Москвы. Одновременно работал в ТАСС. Задумал роман: дневник молодого человека и девушки. "Параллельно на одной странице будет дневник его и дневник ее. Фронт и тыл..."
Общая тетрадь большого размера, куда Михаил Кульчицкий записывал свои стихи и прозу в 1940-42 годах, до сих пор не найдена. Как и чемодан с рукописями. Перед отъездом на фронт Михаил ходил по Москве, пытаясь пристроить чемодан у знакомых девушек.
В середине 1942-го Михаил закончил пехотно-минометное училище в Хлебниково под Москвой.
Младший лейтенант командир минометного взвода 1178-го стрелкового полка 350-й стрелковой дивизии 6-й армии Юго-Западного фронта Михаил Кульчицкий погиб в бою под селом Трембачёво Луганской области при наступлении от Сталинграда в район Харькова.
Захоронен в братской могиле в селе Павленково Новопсковского района Луганской области Украины. Имя поэта выбито золотом на 10-м знамени в Пантеоне Славы Волгограда.
В его гибель никто из друзей и близких не мог поверить. Казалось бы, к смертям все привыкли, но в то, что не стало Кульчицкого, никто не мог поверить. Один за другим появлялись люди, которые видели Мишу то в набитом вагоне, то на Колыме, то среди военнопленных где-то в Европе.
В последнем письме из концлагеря Элен писала: "Люди рядом с нами вполне приличные. Есть кузены самой Нины..."
Условным словом "Нина" в семье Берр называли Россию. "Кузены Нины" - советские военнопленные.
"Будь храбрым..."
Из книги "Советы молодому офицеру", написанной отцом поэта Валентином Кульчицким во время Русско-японской войны 1904-1905 годов.
Будь храбрым. Но храбрость бывает истинная и напускная. Заносчивость, свойственная юности, не есть храбрость. Военный должен быть всегда благоразумен и обдумывать свои поступки хладнокровно и осторожно. Лучшая часть храбрости - осторожность.
Сила офицера не в порывах, а в ненарушимом спокойствии.
Береги репутацию доверившейся тебе женщины, кто бы она ни была. Порядочный человек вообще, тем более офицер, даже в интимном кругу своих верных и испытанных друзей о подобных вещах никогда не говорит.
Разговаривая, избегай жестикуляции и не возвышай голос.
Офицер - старший брат солдата.
Правильно мыслить - более ценно, чем много знать.
В родстве с золотым веком
По бабушке, актрисе и певице Евгении Федоровне Цвейгер, Михаил Кульчицкий был в родстве с золотым веком русской поэзии, а именно с Афанасием Фетом.
Отец Валентин Михайлович сочетал военную карьеру с литературной деятельностью - до революции выпустил два сборника стихов, писал рассказы. Михаил с детства мечтал стать военным, но в 1933 году отца арестовали "за сокрытие дворянского происхождения" и с мечтой о военном училище юноше пришлось расстаться.
Из автобиографии, написанной Михаилом при поступлении в университет: "Родился 22 августа 1919 г. в Харькове. Отец - служащий, работает на заводе табельщиком. Мать служит контролером в театре им. Шевченко. В сентябре 1927 года поступил в 1 класс 1 школы. В 1935 г. перешел в 30 ПСШ, которую и окончил весной 1937 года. Беспартийный".
Из дневника Элен Берр
25 октября 1943. Париж
Мы сейчас живем в большой истории. Те, кто облечет теперешнюю жизнь в слова, смогут по праву гордиться собой. Но будут ли они знать, сколько человеческих страданий вмещает каждая строка этого описания? Сколько душевного трепета, сколько слез, крови, треволнений она таит?
27 октября 1943
...Я бы хотела спасти свою скрипку, красную папку, в которой хранятся письма Жана и листки, и несколько книг, с которыми я не смогла расстаться... Каждая из них чем-то особенно дорога мне. Вот "Братья Карамазовы". Сама мысль о нескольких строчках на титульном листе - дорога бесконечно... Вдруг вспомню - и вспыхнет теплый огонек в окружающем холоде.
Перевод с французского Натальи Мавлевич
Из писем Михаила Кульчицкого родным
22 июля 1941. Москва
Письма мне пишите на арбатский адрес, так как во время отпуска я захожу иногда туда, чтобы сменить белье и т. д. Этой ночью немцы опять не дали спать, несколько самолетов прорвались, но их отогнали, и в Москве опять все в порядке.
Ни о каком таком поэтическом творчестве не может быть пока речи, ибо мы зверски устаем от ночных нарядов. Но я теперь втянулся и уже не устаю, и настроение бодрое.
Пилотку надо носить набекрень, звездочка над носом, и мне это нравится, так как придает бравый вид. Ну, пока. Миша.
7 октября
Здравствуйте, милые! Сейчас студентов отозвали обратно в институт с тем, чтобы досрочно его закончить. Итак, я опять студент и сегодня уже был на лекциях вместе с товарищами. Как ваши дела? Я очень за вас беспокоюсь. Целую вас всех. К зиме, вернее, к концу зимы, я институт кончу. Михаил.
"Не до ордена. Была бы Родина..."
Я немного скрывал это
все года,
что я актрисою-бабушкой
- немец.
Но я не тогда,
а теперь и всегда
считаю себя лишь
по внуку:
шарземец.
* * *
Уже опять к границам
сизым
составы тайные идут,
и коммунизм опять
так близок -
как в девятнадцатом году.
1940
* * *
Так начинают
Юноши без роду.
Стыдясь немного
Драных брюк и пиджака,
Еще не чувствуя
под сапогом дорогу.
Развалкой входят
В века!
Но если непонятен зов
стихами,
И пожелтеет в книгах
прищуривши глаза..
Из "Разговора с товарищем Сталиным"...
Разве на Ваших часах
не краснеют минуты,
Когда в час досуга, журнал
распластав,
Видите, как
литературные
проституты
Вашим именем торгуют
с листа?
Скажите Музе:
"Будь как дома.
Наряд тому, кто
заржавлял штыки!"
Я б запретил декретом
Совнаркома
Кропать о Родине
бездарные стихи.
1940 -1941
Мечтатель, фантазёр,
лентяй-завистник!
Что? Пули в каску
безопасней капель?
И всадники проносятся
со свистом
вертящихся
пропеллерами
сабель.
Я раньше думал:
"лейтенант"
звучит вот так:
"Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война - совсем
не фейерверк,
а просто -
трудная работа,
когда,
черна от пота,
вверх
скользит по пахоте
пехота.
Марш!
И глина в чавкающем
топоте
до мозга костей
промерзших ног
наворачивается на чeботы
весом хлеба
в месячный паек.
На бойцах и пуговицы
вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
26 декабря 1942,
Хлебниково - Москва
Поминальная свеча
22 августа исполнилось 100 лет со дня рождения поэта Михаила Кульчицкого.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru