Имена лауреатов премии Кандинского за 2017-2018 год станут известны 13 ноября. А пока в ММОМА на Петровке, 25 до 17 ноября можно увидеть не только работы финалистов, но и проекты, вошедшие в лонг-лист. В этом году список претендентов в номинации "Проект года" получился очень сильным. Кроме финалистов обращают на себя внимание проекты Александра Бродского и Ирины Кориной, Саши Пироговой и Таус Махачевой, Хаима Сокола и Александры Паперно ... Тонко оркестрованный "Сад" Пироговой и минималистический) перформанс "Байда" Махачевой были показаны на Венецианской биеннале 2017 года.
Современные художники проблематизируют зону видимого. Таус Махачева превращает в перформанс закадровый разговор в лодке. Голос человека и зыбкое пространство моря оказываются главными протагонистами драмы. В инсталляции Александра Морозова "Акчим. Координаты 60 28 35 с.ш. 58 02 53 в.д." архивные записи носителей исчезнувшего диалекта и вовсе становятся "вещью в себе". Голоса бабушек, доносящие до нас опыт житья-бытья в тайге, замкнуты в деревянные ящички. Акустический архив спрятан в "каталог", похожий на библиотечный, в пространстве которого звучит "трубный глас". Труба, кстати, сделана по образу тех, что несли деревянные ангелы в пермских часовнях.
Тему архива продолжает и концептуальный проект Хаима Сокола "Бумажная память". Старые архивы 1930-х годов фабрики "Октябрь" и техническая бумага, которая там выпускалась, становятся рамкой выставки и опорой, если так можно сказать, для "перформанса.doc". Художник обводил подписи и фотографии рабочих, найденные в личных делах, "под копирку". Перформативное письмо из абстрактного понятия становится практикой художника, отсылкой к бюрократической рутине и способом почувствовать себя в шкуре пролетария.
В работе Полины Канис "Процедура", включенной в шорт-лист, можно найти сходное сопряжение мотивов рутины и руины. Образом первой становится безликий коридор, где маются в ожидании допроса очевидцы некоей катастрофы. Руина же представлена темным хаотичным пространством музейного зала. Между ними - лес, окруженный блокпостами, из которого пытается выйти один из героев. Саспенс постепенно нарастает как неясная угроза, молчаливое отчаяние, блокирование передвижения. Попытки следователя прояснить картину происшедшего упираются в слова свидетелей: "Я ничего не видел(а)". Блокировка речи и даже способности видеть - ключевые знаки "перевода" внешней катастрофы в измерение травмы, телесной и душевной. Пространства полуразрушенного музея, безликого офиса и леса, где слоняются герои, читаются как "ничейные", пограничные территории культуры, социума и природы. Нельзя увидеть то, что ты не осознаешь.
Если Хаим Сокол работает с немотой социальной памяти, Полина Канис - с отказом осознать травму, то Евгений Антуфьев - с ритуалом, сакральность которого обеспечивается молчанием. Три части его проекта "Когда искусство становится ландшафтом" выстроены как диалоги с экспозициями - археологического музея в Палермо, мастерской Коненкова и картинами Дмитрия Краснопевцева. Антуфьев отказывается от обаяния современности в пользу архаики. Он строит диалог как магический ритуал "обмена". Пространство тут важнее объекта, структура коммуникации - важнее послания. Зал музея мимикрирует под "ландшафт" святилища, не обещающего расшифровки темных мест.
Зато урбанистический ландшафт, который создает Дмитрий Венков в видео "Гимны Московии", жестко структурирован и выглядит узнаваемым. Перевернутый город - парафраз мечты о летающем городе Георгия Крутикова, визуализация метафоры поэта Крученых "Земля дыбом", напоминание о мозаиках на станции "Маяковская". Пафос парения освобожденного человека вписывается в торжественную мелодию гимна. Визуальные рифмы знакомы, как детские стихи о дяде Степе. Постоянство иллюзии выглядит залогом ее неизменности. Это видео Венкова аукается с концептуалистским жестом Тимофея Радя, художника из Екатеринбурга, сделавшего неоновую надпись: "Все это не сон". Правда, Тимофей Радя, судя по видео на выставке, уже разместил эту "рекламу" в ночном лесу. Ландшафт и правда имеет значение.