Сейчас все следят за судьбой лауреатов Конкурса им. Чайковского, прошло почти полгода, что изменилось?
Сергей Догадин: Жизнь изменилась очень сильно. Конкурс дает возможность подняться на новую ступень: много ангажементов, агентства, очень крупные залы, крупные оркестры. Первый концерт в этом сезоне у нас был с Мариинским оркестром и маэстро Гергиевым 22 августа, мы играли на знаменитом фестивале Графенегг в Австрии, с которым после у меня сложились очень теплые отношения, они позвали меня в свои афиши и на будущий год, и через год. И с этого времени до сегодняшнего дня у меня было уже более 35 концертов! Очень насыщенная осень, но в то же время очень интересная: поездки по России - Дальний Восток, Сибирь, Москва, Петербург, и Прибалтика, и Япония, и Южная Корея, и Америка.
Восемь лет назад вы уже победили на Конкурсе Чайковского, у вас была вторая премия, притом что не было первой. Для чего вам было участие в конкурсе снова?
Сергей Догадин: Да, у меня было много конкурсов, успешных и больших, и завершить все это с успехом на самом большом конкурсе - было мечтой. Практически сразу после того конкурса я уехал из России, учился в Кельне у Михаэлы Мартин, почти год учился у Максима Венгерова, после и до сих пор - у Бориса Кушнира, у людей самого высокого мастерства. Поэтому к этому конкурсу я подошел в другом ощущении себя. Хотя была ответственность, я не мог сыграть менее успешно, и то, что не было первой премии 8 лет, оказывало особое давление.
На мой взгляд, стоило быть сдвинуть нижний и верхний лимит участия в конкурсе. 16 лет, мне кажется, слишком рано, а верхний, может быть, стоило бы поднять до 35. Люди много где учатся, развиваются и совершенствуются и к этому возрасту подходят с наличием уникальных знаний и багажа. И я знал, что может дать первая премия, она отличается от второй... И вообще возможность войти в число таких легенд, как Виктор Третьяков, Гидон Кремер, Виктория Муллова - это большое дело!
Когда вы исполняете виртуозные пьесы Паганини, публика входит в раж. И в этом всегда есть элемент трюка. Но самое главное, у вас фантастический звук. Что для вас самое главное? Безупречно исполнить головокружительные трюки или заставить слушать такую сложную музыку, как, например, концерт Сибелиуса?
Сергей Догадин: Это очень сложный вопрос! Одно без другого быть не может. Для меня гораздо комфортнее и интереснее играть вещи, которые менее направлены на технику, где нужно больше думать не о нотах и пассажах, а о том, как играть это: искать пальцы, искать звучание, тембры. Вот это мне больше нравится! Конечно, в технически сложных пассажах тоже пытаешься найти подход... Но для меня больший интерес представляет что-то более глубокое.
Звук вашей скрипки всегда благороден, никакого свиста, и в быстрых пассажах, и в агрессивных басах, и во флажолетах. Мелодия, дыхание бесконечное, смены смычка не слышно, словно поете.
Сергей Догадин: Я в принципе считаю, что разница между исполнителем средним и хорошим, хорошим и талантливым, талантливым и гениальным не в том, что у человека руки не оттуда растут. Просто в голове есть некий идеал звука, исполнения, к которому ты все ближе, ближе, ближе стремишься подойти. Именно это отличает. Потому что если ты будешь тянуться к тому, что тебе важно, ценно, чего ты хочешь достичь, то хотя бы на какой-то процент ты этого достигнешь... Если ты поставил высокую планку, ты будешь грызть землю, но хоть как-то к ней идти. Ты будешь искать лучший звук, лучшее качество исполнения, которое у тебя где-то в голове звучит.
А как вы находите это эталонное исполнение? Вы пытаетесь понять, чего хотел композитор? Слушаете записи выдающихся интерпретаторов?
Сергей Догадин: Иногда я слушаю записи тех, кто мне нравится, но только то, что доставит мне удовольствие. Мне кажется, не в этом дело. Мы все знаем, как играли и Ойстрах, и Коган. Просто можно удовлетвориться тем, как есть, а можно пытаться к этому уровню подойти как можно ближе.
По этому принципу музыкант ищет себе педагога? Уже будучи и сам мастером?
Сергей Догадин: Если он находит педагога - это большое счастье! Я нашел такого педагога. Таких людей крайне мало. Мне очень импонирует такая работа: очень детальная, очень чуткая, спокойная, когда нет спешки, когда можно спокойно проанализировать, спокойно поискать, когда нет ощущения, что идет урок. И когда ученик тоже может предложить какие-то варианты... Это общение и совместный поиск. Потому что профессор - это не тренер и не таблетка от всех болезней. Это человек, который просто больше знает, и, зная твои руки и технику, он может вести тебя в нужном ключе. Поэтому я безумно счастлив, что шесть лет назад начал учиться у великого педагога Бориса Кушнира. Я учился у него два года в Граце, и четыре года я уже учусь у него в Вене в консерватории, и хотелось бы учиться как можно дольше, потому что можно сказать, что такого педагога я искал всю жизнь. Это профессор, который стал и другом, и союзником, который с тобой вместе ищет и находит, или мы вместе находим. Такой процесс мне очень нравится. У него столько знаний, он - как фокусник платки из карманов - достает какие-то варианты решений, а я просто открывши рот на все это смотрю. Многие знания сейчас утеряны и не доступны, и только редкие люди могут в этом помочь. Но даже люди, обладающие этими знаниями, они все равно все время находятся в поиске... Потому что остановка - это смерть. И они не боятся учиться у своих учеников. Вот это все вместе, мне кажется, определяет великого учителя.
Вам удалось поиграть на скрипке Паганини и на скрипке Иоганна Штрауса, и сейчас у вас уникальная венецианская скрипка Доменико Монтаньяны начала XVIII века. Что значит инструмент в руках мастера?
Сергей Догадин: По большому счету от инструмента зависит очень многое. У меня было в жизни несколько раз, когда я брал в руки очень известный инструмент в день концерта и вечером играл на нем в финале конкурса. К таким вещам я отношусь абсолютно спокойно и рискую всегда, когда есть возможность, и этот риск очень часто оправдывался. Если инструмент достойный, то это стоит делать, это помогает тебе расширить свои какие-то рамки. Но если мы говорим об исполнительстве продуманном, высочайшем, то очень важно слияние инструмента и исполнителя. И это слияние и поиск происходят очень долго, потому что на звук влияет все: новая струна, той или другой фирмы, влажность. В Вене у меня была встреча с очень известной маркой струн, им исполнилось 100 лет, это "Томастик Инфилд" (Thomastik Infeld), мне дали очень много струн, которых еще нет на рынке, пробовать... Влияет выбор струны, изменение погоды. Я думаю, чтобы сжиться с новым инструментом, надо года три хотя бы. Вот так вот глубоко знать, где у него слабые места, где нота может не взяться, где ты можешь идти в верхнюю позицию, где в нижнюю. Это все очень тонкая сфера.
Сколько времени вы играете на своей сегодняшней скрипке?
Сергей Догадин: Больше года.
То есть вы ее еще не идеально знаете?
Сергей Догадин: И она меня не идеально. И очень сложно менять инструмент, потому что отдаешь часть себя, в скрипке остается твой звук. Ты разыгрываешь инструмент под себя. Тот, кто берет ее после тебя, первый месяц играет твоим звуком. Скрипка привыкает к тому, как ты играешь, дерево осознает и запоминает этот резонанс определенный, который имеет каждый музыкант, и она впитывает этот звук и потом отдает.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"