Девяносто лет, потому что после 1930 года, то есть вскоре после высылки Льва Троцкого из СССР, имя Юрия Павловича Анненкова (1889-1974), "сатириконца", карикатуриста и художника массового театрализованного действа "Взятие Зимнего дворца" на Дворцовой площади в 1920 году, автора хрестоматийных иллюстраций к "Мойдодыру" Чуковского и поэме Блока "Двенадцать", художника главной картины в советском павильоне на Венецианской биеннале в 1924 году и претендента на "Оскар" в 1954 году в номинации "Лучший дизайн костюмов" за работу во фильме Макса Офюльса "Мадам де…", особенно не упоминалось в СССР. Его первая персональная выставка в новой России, к 125-летию художника, состоялась только в 2014 году в Литературном музее. А в прошлом году камерную экспозицию, посвященную Анненкову, сделал Дом русского зарубежья.
Почему первую выставку Юрия Павловича сделал именно Литературный музей (за что ему респект!), в общем, понятно. Из всего громадного наследия Анненкова, живописного, графического, театрального, кинематографического, более менее доступной на его Родине оставалась именно книжная графика. Нет, разумеется, в Третьяковской галерее и Русском музее есть его работы (в частности, знаменитый портрет театрального фотографа, художника Мирона Шерлинга, выполненный с парижским кубистическим шиком). Но они особенно не тиражировались. Другое дело "Мойдодыр"… И, кстати, Корней Иванович Чуковский, который был соседом дома родителей Анненкова в Куоккале, сделал многое, чтобы имя и рисунки Юрия Анненкова появились вновь в советской печати. Хотя бы уже в "вегетарианские времена". И хотя бы к детским книжкам.
Кроме того, Анненков блистательно владел пером. И написанный им "Дневник моих встреч" дополняет жанр графических портретов литературными собратьями. Его "Повесть о пустяках" (1934), опубликованная на русском в Берлине под псевдонимом Б.Темирязев, была так хороша, что некоторые, как, например, Михаил Осоргин, грешили на Евгения Замятина, приписывая ему авторство. Но Замятин тут был ни при чем. В переводе на французский повесть Анненкова вышла под названием "Революция за дверью". И этот заголовок дал имя нынешней выставке Юрия Анненкова в Музее русского импрессионизма.
От предыдущих она отличается масштабом и разнообразием представленного материала. Впервые в Москве можно увидеть не только ранние вещи (например, портрет отца художника Павла Семеновича Анненкова, дворянина, народовольца, потомка биографа и издателя Пушкина, а также внука декабриста Ивана Анненкова), но поздние парижские работы, включая абстракную живопись. Из Центра Жоржа Помпиду на выставку привезли три работы - колоритную бретонскую "Старуху", "Вид на Пантеон из Люксембургского сада" и гуашь "Натюрморт с рыбами". Все три написаны в в 1925 году, вскоре после приезда художника из Советской России во Францию. Вообще, французский период творчества Анненкова, который много дольше российского, выделен в отдельный раздел.
Таинственные пейзажи Булонского леса, ночной Венеции с черными окнами палаццо, смотрящими на Гран Канал, тот же Пантеон, вроде бы утопающий в зелени сада, здесь, кажется, ничем не напоминают Анненкова более раннего, советской жизни. Мистическая размытость городских видов, где природа и история, встречаясь с архитектурой, способствуют странным "провалам" во времени, заставляют вспомнить то ли декорации символистской драмы, то ли и вовсе пассеизм мирискусников.
Кажется, что этот французский Жорж Анненков не имеет ничего общего с тем озорным мастером, который в 1919 году для спектакля в Эрмитажном театре по антиалкогольной пьесе Льва Толстого "Первый винокур…", нарисовал костюм старой ведьмы, спародировав пряную экзотику фокинской постановки "Шехерезады". Костюм ведьмы с подбитым глазом явно передразнивает эротику балетного костюма Шахерезады. От ожерелья на шее до цветных орнаментов - а ля "татуировок" - на ногах, введенных в моду Львом Бакстом, - все отсылает к блокбастеру "Русских сезонов" Дягилева. Анненкову начала века явно ближе футуристы и кубисты, нежели символисты. Футуристическая книжка "1/4 девятого" (1918) - еще одно тому доказательство.
В целом, острота видения и рисунка, тяготеющего к шаржу, у Анненкова отчасти от его опыта карикатуриста, автора "Сатирикона", отчасти - от работы в театре. Насколько игровая подвижная стихия театра близка художнику, можно почувствовать даже известном рисунке "За самоваром" (1914) из "Чукоккалы". Репин, зажатый и засушенный со своими кисточками, как лист гербария, меж страниц солидного юбилейного тома, едва виден. Чуковский с блохой на носу, оглядывается на режиссера Николая Евреинова, который артистически жонглирует хрустальным бокалом. А сам автор рисунка осторожно выглядывает из-под стола.
Эта острая, почти гротесковая характерность сохраняется даже в знаменитых графических портретах, сделанных Анненковым в 1920-е годы. "Буревестник революции" Максим Горький нарисован с закрытыми глазами на фоне красного знамени, с одной стороны, и… изящной статуэтки Будды - с другой. Писатель был страстным коллекционером восточного искусства. В других случаях гротеск достигает трагического накала, как в портрете Алексея Ремизова. Мучительное сократовское напряжение мыслителя не могут "снизить" ни неотвязная муха на лбу, ни заплатка на жениной кофте с цветочек, в которую закутан писатель. Наоборот, неуместность, нелепость бытовых деталей лишь подчеркивают апокалиптическую повседневность революционных дней.
Впрочем, сам Анненков в какой-то момент оказался чуть ли не главным портретистом революции. Он не только написал парадный портрет председателя Реввоенсовета и создателя Красной Армии Льва Троцкого, который украсил советский павильон в Венеции 1924 года, не только создал портреты его соратников, он еще и иллюстрировал… Приказ Реввоенсовета № 279, изданный Троцким к пятилетнему юбилею Красной Армии. Собственно, это, наверное, первый в мире иллюстрированный военный приказ. К тому же, именно тогда, в 1923 году, день 23 февраля был объявлен "великим праздником всех трудящихся России", а партийным органам предписывалось придать ему "характер широкого массового праздника". В этом приказе Троцкий объяснял выбор этой даты для праздника - "23 февраля 1918 г., под напором врагов, рабочее и крестьянское правительство провозгласило необходимость создания вооруженной силы". Приказ, подписанный шестью военачальниками Красной Армии, был издан невероятным тиражом в 5000 экземпляров.
Тогда, в 1923-м, никто бы не поверил, что в 2018 году единственный, чудом уцелевший экземпляр этого Приказа № 279 с сохранившимися подписями расстрелянных военачальников будет продан на аукционе за 1 750 000 (!) рублей. Да, почти за два миллиона. На выставке можно увидеть экземпляр этого Приказа из коллекции М.Сеславинского, но он - с зачеркнутыми подписями.
Надо ли говорить, что огромный живописный парадный портрет первого председателя РВС кисти Анненкова канул в лету? Следы его теряются в эпохе большого террора. Но вот скульптурный портрет Льва Давидовича, сделанный по работе Анненкова скульптором Игнатьевым (РАБИС) в 1924-м, выжил в Ташкенте. В 1960-х его предлагали для покупки государственным музеям в качестве бюста… Свердлова. Музейщики, видимо, узнавая оригинал, испуганно уклонялись от заманчивого предложения. Сегодня этот деревянный бюст прибыл на выставку из частной коллекции. Причем он сохранил обе подписи - оригинальную, 1924 года, на основании, и позднюю - сбоку на постаменте.
При всем богатстве и разнообразии материала, который группируется не только по странам, где работал художник (Россия, Франция), но и по жанрам (портреты, книжные иллюстрации, театральные работы), выставка очень крепко сделана (куратор Анастасия Винокурова). Она вся - об эпохе перемен, о той "революции за дверью", что врывается в работы и жизнь художника. И - на экран. Тут можно увидеть кадры массового действа "Взятие Зимнего дворца", поставленного в 1920-м году Н. Евреиновым, А.Кугелем, Н.Петровым прямо на Дворцовой площади. Анненков был художником и декоратором этого грандиозного спектакля, участниками которого стали шесть тысяч человек, в том числе красноармейцы, моряки, рабочие… С этого спектакля, как и с постановок Мейерхольда, начинается новая эпоха и театра, и общества, для которого "орнамент масс" важнее одинокого голоса человека. Юрий Анненков, как и Николай Евреинов оказался тем художником, который перешагнул из одной эпохи в другую и …обратно.