А пока можно подводить итоги самого фестиваля - первого под директорством тандема Карло Шатриат - Мариэтт Риссенбек. Чем он отличился? Что в нем нового в сравнении с отринутым прошлым?
Праздники и будни
Самое заметное: он стал менее праздничным. В одном из первых репортажей из Берлина я писал: такое ощущение, будто попал вместо цирка на урок тригонометрии. Но тогда еще не знал, в какой степени это чувство укрепится. Фестиваль стал прагматичней, суровей, скупее в оформлении и заметно скучнее. Что тому виной - отсутствие привычной бравады и красного шарфика экс-директора Дитера Косслика, плохая погода или невыразительная конкурсная программа? Видимо, все сразу.
Самое удивительное: показывая в конкурсе фильмы, засвеченные на фестивалях в Теллурайде или Санденсе, прошедшие по экранам Рима или Парижа, Берлинале расстается с многолетним "правом первой ночи" и становится "кинотеатром второго экрана".
Все говорят о его заметной радикализации. Я ее, честно, не заметил. Программа была пестрой, причем ориентация на попсу, свойственная временам Косслика, никуда не делась: были здесь и недоделанные ужастики, и непритязательные комедии, и детские сказочки, и душещипательные мелодрамы. Был неизбежный в Берлине фильм об однополой любви-дружбе - рекордно медлительные тайванские "Дни" Цай Минляна, весомый претендент на приз "Тедди". Был - единственный в конкурсе - монтажный фильм "Облученные" камбоджийского режиссера Рити Панха, пережившего режим красных кхмеров, - сильное антивоенное высказывание, основанное на реальных судьбах "облученных" массовыми бойнями. Но были и картины, невесть как попавшие на фестиваль такого уровня. Два-три фильма с претензией на заковыристый артхаус в конкурсе погоды не делают. Тем более, что один из них - "Сибирь" Абеля Феррары - сделан в полубреду и провалился. А другой… не считать же "новым словом" в кино переформатирование вуайеристской видеоинсталляции "Дау" в подобие многосерийного фильма! А если это все-таки кино, то архаичное: эстетически оно принадлежит 90-м - короткой эпохе датской "Догмы", этически - эпохе палеолита.
Политика: новый виток
В связи с "Дау" я бы скорее говорил о новом витке политизации и без того до отказа политизированного фестиваля. Политизации однобокой, с острием, обращенным на восток. Все картины, выбранные в России, складываются в единый монотонный образ дыры мировой цивилизации - нищей, зомбированной и опасной. Я тоже не считаю свою страну безгрешной, но когда фильмы выбирают только по градусу их безнадеги, невзирая на художественную слабость ("Город уснул") и отмеченную мировой критикой этическую ущербность ("Дау"), предвзятость не просто заметна, а бьет в глаза. Узнав, что в конкурс отобрана именно та часть проекта Ильи Хржановского, что не получила в России прокатного удостоверения, можно сразу предсказать, что это один из главных претендентов на призы.
Зато Берлинале без сопротивления сдался под напором новой волны феминизма: в погоне за вожделенной гендерной пропорцией 50 х 50 включил в конкурс откровенно слабые картины типа "Чужака" Наталии Меты. В программе чувствуется сильный крен к слабому полу - в нее вошли в основном фильмы, либо снятые женщинами-режиссерами и отражающие женский взгляд на мир, либо отданные женским проблемам, как новые опусы Хон Сансу, Кристиана Петцольда, Филиппа Фалардо... И хотя впору уже мужчинам тревожиться о своем равноправии, опыт оказался не бессмысленным: новый угол зрения - новые перспективы и тупики. И, конечно, новое взвихрение фестивальной политики.
Типовый мужчина в этих фильмах - слабак с разрушенной психикой. Таков писатель Лео, герой фильма Салли Поттер "Неизбранные дороги", - богемный субъект, страдающий деменцией, безвольный, давно смешавший реальность с галлюцинацией (одна из лучших ролей Хавьера Бардема). Его опекает, достает из такси и переводит через перекрестки любящая дочка Молли (всегда озабоченная Эль Фаннинг), а перед нами, романтизированные больным воображением, проходят страницы его бедовой жизни - для иллюстраций к ним звездный фильм привлек Сальму Хайек и Лору Линни в ролях бывших жен героя. Картина преисполнена материнским сочувствием и невыносимо снисходительна к этому недоразвитому, психически больному существу.
Гендерная бухгалтерия
Психозы вообще стали лейтмотивом фестиваля: они сокрушают героев в аргентинском "Чужаке", сквозь психозы пробивается талант художника в итальянском байопике "Я хотел спрятаться", вконец потерял себя в мире насилия герой-врач иранского фильма "Здесь нет зла" - распадающиеся общества диктуют распад сознания персонажей.
Сугубо женской проблеме посвящен фильм Элайзы Хиттман (США) со сложносочиненным названием "Никогда редко иногда всегда", получивший приз "за неореализм" в Санденсе. Коллеги уже отметили его сходство с румынским фильмом "4 месяца, 3 недели и 2 дня": семнадцатилетняя девушка из фермерской семьи в сопровождении двоюродной сестры едет в Нью-Йорк, чтобы тайком от родителей сделать аборт. Правда, в Америке и законы на сей счет мягче, и общество терпимее, но предрассудки остаются, и Хиттман не скрывает политических обертонов фильма, рассматривая его как вклад в борьбу женщин за право самой решать "свои репродуктивные проблемы" и, разумеется, за "ниспровержение патриархата".
Маленьким праздником для женского населения Берлинале стала весть о приговоре насильнику и прелюбодею Харви Вайнштейну, хотя многие - та же Хиттман, к примеру, - разочарованы мягкостью судебного решения и тем, что далеко не все случаи харрасмента нашли в нем отражение. Легенду о природном гуманизме женского сознания, в отличие от агрессивности мужского, фестиваль успешно развеял: на поверку оно оказалось не менее кровожадным. Кристиан Петцольд как в воду глядел, сняв "Ундину" о мстительной Русалке, без суда и следствия утопившей любимого за попытку ей изменить.
На кинорынке прошел семинар, посвященный наиболее эффективным путям к заветной формуле 50 х 50. Участники обещают не останавливаться на достигнутом и воевать за такое же равенство цветных кинематографистов с белыми, а также членов ЛГБТ-сообщества со всеми прочими. Фестиваль продемонстрировал весеннее обострение в планетарных масштабах: война полов разгорается.
Предсказывать итоги Берлинале не берусь. Раздираемое столь разнонаправленными течениями, обуреваемое сложными политическими расчетами и страхом разъярить феминисток, поставленное перед конкурсом, уровень которого подобен температурной кривой больного тропической лихорадкой, жюри способно на любые безумства.