Вахтанговский театр взял "Войцека" для проекта "Театральные параллели. Путешествие в четырех частях", в рамках которого молодые режиссеры мастерской Римаса Туминаса воплощают на сцене произведения зарубежных авторов, оказавших влияние на творчество Евгения Вахтангова.
Режиссер Хуго Эрикссен достаточно вольно обошелся с "Войцеком": он перенес его действие на сто лет вперед, насытил спектакль цитатами из Ницше и, в общем, весьма удачно срифмовал все юбилейные даты. Если трагическое событие документальной по сути пьесы Бюхнера произошло в 1821 году, то 1921 год - дата рождения Вахтанговского театра, чей столетний юбилей мы отмечаем нынче.
Но не нумерологией славна новая премьера. Постановщикам удалось создать спектакль, вполне отвечающий духу немецкого экспрессионизма, вдохнув в него остроактуальные мотивы.
Исполнитель заглавной роли Максим Севриновский добивается невероятного: уродец с вечно вздернутыми плечами и неловкой пластикой, каким предстает он в течение большей части спектакля, к финалу чудесным образом трансформируется в чистую душу, заслуживающую если не оправдания, то сострадательного милосердия. Пожалуй, лучшая сцена спектакля, где, решившись на убийство, Войцек-Севриновский вглядывается в зал. Невольная слеза вскипает на его глазах, но завораживает не умение актера внезапно заплакать (это, понятно, профессиональное), а вот то душевное усилие, с которым он сдерживает набегающую слезу: ведь мачо не плачут! А ему так надо стать настоящим мачо под стать альфа-самцу Тамбурмажору (Павел Юдин), которым пленилась его любимая Мария (Ася Домская).
Тут вот еще что интересно: оправдывая свои прежние проступки (женился без церковного благословения, мочится не там, где следует), Войцек ссылается на "зов природы" - против него ведь не пойдешь, "терпеть вредно".
Однако "природному" зову Марии он оправдания не находит. Как крыса, загнанная в угол, "маленький человек", если жизнь попирает его интересы, способен на невероятные злодеяния.
Впрочем, постановщикам такая традиционная трактовка пьесы малоинтересна: они ведут своего Войцека к другому финалу.
Для авторов спектакля важнее, что герой не собирается совершить еще один грех (например, самоубийство), а всеми доступными средствами стремится очистить свою греховную подругу. Ведь убитая, она точно попадет в рай. Неслучайно так настойчиво он вопрошает бездыханное тело любимой: "Обелил я тебя? Очистил?"
Порой спектакль Эрикссена превращается в настоящий мировоззренческий диспут. Прекрасен в этом плане Доктор (Евгений Князев), вбивающий в своего пациента Войцека "неопровержимые научные" сентенции: "Что есть самое дурное? Все, что происходит из слабости", "Что вреднее всякого порока? Действенное сострадание". С поистине вахтанговским упоением Князев играет ученого, до комизма плотно погруженного в свою науку, результат исследований ему стократ важнее человека.
Но туповатый лузер Войцек - крепкий орешек. Его слова про то, что "каждый человек - пропасть, глянешь - голова закружится", становятся в этом диспуте истиной в последней инстанции. Такие бездны не преодолеть ни высокой науке, ни здравому смыслу, воплощенному в образе Капитана (Евгений Косырев - еще одна блистательная актерская работа), ни жесткой армейской дрессуре. Без действенного сострадания "маленький человек" становится по-настоящему опасен, и чем он мельче - тем опаснее.
Настоящим пиршеством вахтанговского "фантастического реализма" стала в спектакле сцена балагана. Маски Обезьяны (Евгений Кравченко) и Лошади (Алексей Петров) - это фрагменты ростовых кукол, надетые на атлетичных солдат войцековского полка. И дрессировщик (Евгений Пилюгин) наглядно демонстрирует, как недалеко уходят от скотской природы те самые "маленькие люди", когда стремятся взять жизненный реванш.