Татьяна, вы были на выставке в Минске в прошлом году. Чем она запомнилась?
Татьяна Устинова: Выставка в Минске от, например, московской, отличается так же, как отличаются Москва и Минск. Москва - больше, разрозненней, быстрее. В Москве спешат, летят, падают, поднимаются и снова спешат. Минск - размеренный, спокойный, спланированный. Он почти весь заново отстроен после войны - широкие площади, проспекты. И люди не так спешат, готовы общаться долго. Дефицит хорошего разговора в Минске может быть восполнен в большей мере, чем в Москве.
Для издательства выставка - отличный маркетинговый ход. А что она дает писателю?
Татьяна Устинова: Книжная выставка - самое лучшее, что может быть на свете. Это во сто миллионов раз лучше, чем, например, выставка оружия. Выставка отличается и от встречи с читателями в книжном магазине, и от клубного общения со своей аудиторией. На выставку приходят не только пообщаться с конкретным автором, но и увидеть новые книги, показать саму выставку детям. Это всегда праздник, это удовольствие.
Я такое очень люблю. Много народу, много книг. Всегда накупаю чемодан книг, и у меня потом сложности с багажом.
Сейчас у многих книголюбов - боль: дети не хотят читать. Как вы прививали сыновьям любовь к чтению?
Татьяна Устинова: Так же, как когда-то мои родители. Мама читала нам с сестрой вслух. Я помню, была зима, мы обе болели (а это самое лучшее время, если удавалось заболеть обеим одновременно!). Сестре года три, мне - четыре. Мама ложилась с нами на диван: "Я буду вам читать, только вы ни о чем меня не спрашивайте". И читала... "Евгения Онегина".
Ничего себе! Какой, однако, выбор!
Татьяна Устинова: Просто это доставляло ей удовольствие. Причем, если б мы начали к ней приставать, что означает "ямщик сидит на облучке в тулупе, в красном кушачке", приходилось бы все время прерываться. А так она просто читала. В пушкинских стихах смысл понимать не обязательно. Когда просто слушаешь, то все приходит в порядок: голова, душа, сердце. Та же история и у нас с детьми. Я читала, они слушали. Еще действенный способ: везде разложить книжки - на столе, на полу, на кровати. У нас в доме читали всегда. И когда кто-то слишком долго заседал с книгой в туалете, мама начинала кричать: "Это не дом, а какая-то изба-читальня!"
Знакомая фраза! А какие книги читались в доме?
Татьяна Устинова: Папа очень любил "Похождения бравого солдата Швейка". Тут же лежал "Петр I" Алексея Толстого. "Малахитовая шкатулка", которую сестра бросила читать, потому что фольклор не любила, а я любила. Книжки бабушек. Одна из них страдала бессонницей, и если я вставала ночью, то заставала ее читавшей в четыре утра на кухне Бальзака. А сейчас вот мой младший, восемнадцатилетний сын на каникулах читал "Дюну" Герберта.
В ваших романах часто встречается трогательный образ мальчика. Вы писали его с собственного сына?
Татьяна Устинова: О, я смотрела на уйму мальчиков! К нам всегда ходило бесчисленное количество разновозрастных друзей, потому что у моих сыновей разница десять лет. Так что в доме бесконечно пребывают мальчики. Сначала десятилетние и двадцатилетние, теперь уже и тридцатилетние. Вижу их совершенно разных: трезвых, пьяных, дискутирующих о политике...
Вы всегда точно подмечаете тонкости характеров. На ваш взгляд, прошедший год нас изменил?
Татьяна Устинова: Пока не могу это отрефлексировать, потому что всю жизнь живу в такой системе координат, в которой каждый должен сам себе обеспечивать время на раздумья и развлечения. Этому меня научил мой дед. Он, инженер-авиастроитель, в 75 лет пошел в Дом культуры и записался в изостудию. А в 80 лет начал изучать английский язык - считал, что это развлечение. Для меня отдых - это работа. Когда я остаюсь в одиночестве, то с упоением пишу. Когда не пишу, с упоением готовлю, а потом моя семья с упоением это поедает.
Именно так был проведен локдаун?
Татьяна Устинова: Мы с мужем прожили эту пандемию вдвоем, в деревне под Тверью. Мы делили на двоих один письменный стол, как в студенческом общежитии: с одной стороны я со своими романами, а с другой - он со своими формулами. И когда нам объявили, что можно выходить, мы страшно удивились. Потому что могли бы и дольше так прожить. В материальном смысле мы, конечно, все пострадали. Стали втрое меньше зарабатывать, и практически все деньги уходят на еду. Ну, как у всех. Но у нас есть условия для занятий и каждому есть о чем подумать: мужу - о математике, старшему сыну - о подводных лодках, ледоколах и Северном морском пути. Это его работа. Младший учит суахили и занимается историей. Нам друг с другом не тесно, не скучно, не страшно, не гнусно, не глупо, не обидно. Бывает, конечно, что мы друг на друга орем как сумасшедшие, но это ничего не меняет.
В рейтингах 2020 года в топ вышли наряду с детективами книги по прикладной психологии. Отчего так? У психологии много общего с детективами?
Татьяна Устинова: Конечно! Детектив - это всегда история, в которой наказан порок и торжествует добродетель. Это закон.
И это весьма терапевтично!
Татьяна Устинова: Особенно когда весь мир перевернут с ног на голову. Так важно сознавать, что непременно появится человек, который все всем объяснит. Потому так востребованы и книги по психологии. Каждый надеется, что возьмет в руки книгу - и автор все разложит по полочкам. Думаю, что и книги по психологии востребованы, потому что люди пытаются найти в них руководство к действию. Будучи растерянными, не имея возможности, например, общаться со старшими родственниками.
Вы из тех, кому тяжело придерживаться правила "ни дня без строчки", или наоборот?
Татьяна Устинова: За прошедшие 20 лет я написала 42 книжки. Это много. Без ремесла, на одном вдохновении, далеко не уедешь. Бывает, пишу с упоением, не помня себя. Но бывает, что не получается, и все. Это очень тяжело. Ты должен сидеть и писать, даже несмотря на то, что не ладится, потом править. Писательская работа требует самодисциплины.
В вашем романе "Камея из Ватикана" действие происходит уже "на удаленке". Что дальше? Мы изжили этот сюжет?
Татьяна Устинова: Ничего мы не изжили. Мы Иваны, не помнящие родства, не знаем свою историю. Обе мои бабушки ни летом ни зимой из дома не выходили без перчаток. У одной из них остался их целый ворох. Мне пришла в голову мысль, что эти перчатки - наследие испанки. Бабушка, приходя домой, первым делом бросала их в раковину. Сейчас - не первый раз и не последний. И мне в этом страшно интересно разобраться.