Первая профессия Анджея Вайды - художник. Но он не мог долго оставаться один на один с собой и поэтому перешел к режиссуре. Только там можно заниматься "прекрасным делом с единомышленниками", объяснял он. Один из самых первых его фильмов, снятых вскоре после окончания в 1949 году Высшей школы кино в Лодзи, "Пепел и алмаз" обошел экраны всего мира и прочно вошел в десятку лучших фильмов в истории кино. А спустя полвека автор более полусотни кинокартин говорил: "Я начинал снимать кино во времена, когда работали великие режиссеры. Но это не режиссеры, которым я хотел бы подражать или мог бы подражать. Это были мои мастера. Бергман, Феллини и Куросава".
В одном из своих последних интервью, которое он дал "РГ", Вайда рассказывал, почему не снимает кино по современной литературе: "Эта литература мало интересуется сегодняшней реальностью. Она в основном интересуется собой. Писатели пишут, чтобы писать. Они не представляют современность так, как это делали писатели после войны. "Пепел и алмаз", "Летна" - все эти фильмы снимались по рассказам. Те рассказы были написаны с акцентом на героев, определенную идеологию... А сегодня у меня складывается впечатление, что литература - это набор слов. Это не подходит для переноса на экран".
И очень сочувствовал молодым и талантливым режиссерам: "Им, особенно дебютантам, сложно показать свои фильмы в кино. Кинотеатры теперь стали коммерческими, независимыми. Мы пробуем создать сеть студийных кинотеатров, но пока не достигли результата". Он много работал с молодежью, считая своим долгом помочь начинающим режиссерам достойно дебютировать.
Сам же он не боялся никаких тем. Так появились "Катынь", "Человек из железа" и "Мы - народ польский" о Лехе Валенсе. Вот что он говорил о своем фильме "Катынь" в 2011 году: "Я корил себя за то, что не снял этот фильм раньше. Тем более что у меня была такая возможность - столько лет не было цензуры, давления, лжи. Но благодаря тому, что этот фильм опоздал, тому, что он только сейчас вышел на экраны, случилось то, чего никто не ожидал - этот фильм был показан в России. И больше того: этот фильм был дважды показан по российскому телевидению, и его посмотрели 12 миллионов зрителей! На мой взгляд, это одно из самых больших достижений моего кино".
Анджей Вайда был гостем редакции "РГ" в феврале 2004 года, тогда он репетировал "Бесов" в московском театре "Современник". Несмотря на плотный график репетиций, он нашел время ответить на вопросы журналистов и читателей "РГ".
Вам, как одному из европейских интеллектуалов и человеку, с которым в России ассоциируется культура Польши, хотелось бы задать первый вопрос: от каких мифов Россия и Польша должны освободиться в восприятии друг друга?
Анджей Вайда: Надо освободиться от тяжелой ноши прошлого. Не стоит думать, что эту ношу легко устранить. Но нам необходимо это сделать. Культура, искусства, наука - хороший мост. С него можно было бы начать. Те учреждения, которые с 45-го года служили этой цели, сейчас потеряли свой смысл. И обязанность наводить мосты несет каждый из нас.
Я уже много лет не ставлю ничего в театре вне Польши. Потому что считаю свою театральную работу не только художественной, но так же гражданской обязанностью. В прошлом году в Варшаве я открыл киномастерские. Мне очень хочется, чтобы эта школа была своеобразным мостом между Западом и Востоком. Наши контакты с Западом легко наладить. Мои коллеги много преподают на Западе. Там есть европейские фонды, учреждения, с которыми мы можем легко сотрудничать. Но я был бы счастлив, если бы мои мастерские были местом встречи. Чтобы молодые кинематографисты из Восточной Европы могли встречать там своих коллег с Запада. Я думаю, что все между нами может восстановиться на уровне личных связей.
Удивляет то упорство, с которым вы развиваете мысль о личных контактах, способных преобразить новую, объединенную Европу. В каком-то смысле, вы именно об этом сняли свой фильм "Одна июньская ночь". В одном из своих интервью вы сказали, что новая Европа образуется благодаря тому, что мужчины и женщины из разных частей континента все чаще образовывают союзы, семьи. И это влияет на разрушение границ и культурных стереотипов. Вы серьезно думаете об этой возможности?
Анджей Вайда: Я бы пошел дальше. У меня такое впечатление, что женщины будут играть все большую роль в этом процессе. Женщины вообще более серьезны, чем мужчины. Потому что мужчины занимаются иррациональными делами - ведь война и есть нечто иррациональное. Это политика, которая ни к чему не ведет. Мужчины разрушают, и мы были свидетелями этого процесса разрушения в Европе. Мне кажется, что женщины, которые оставались дома, чтобы заниматься детьми, охранять жизнь, - они благодаря этому достигли какого-то высшего сознания. Теперь, когда они могут занять соответствующие посты, может быть, они реально смогут что-то определить в новом мире.
Пан Вайда, социологи, политики, художники - каждый по-своему изучают свою страну. Вы провели уникальный эксперимент. Через Интернет вы обратились к гражданам своей страны и попросили прислать, на их взгляд, самый актуальный сюжет, по которому они поручают своему Анджею Вайде снять фильм. Пришло более 700 историй. Ни в одной из них не было речи о политике и религии. Про что люди просят Вайду снять современное кино?
Анджей Вайда: Я был удивлен и растроган тем, что человеку в его 78 лет вообще делают какие-то предложения. Картина, в которой действие происходит сегодня, еще не показатель ее современности. Современный фильм показывает нам то, что происходит на самом деле. Недавно в нашей киношколе я предложил тему симпозиума, как у Лермонтова - "Герой нашего времени".
Кто он? Это очень трудный вопрос. Можно предположить, что это бизнесмены или биржевые дилеры. У нас в Польше были такие фильмы. Но не они герои нашего времени. Бедный человек - тоже нет. Не только потому, что он не влияет на происходящее, он часто отрицательно влияет. Он хочет остановить убегающее время.
О, если бы я знал, где герои нашего времени, я бы не сидел сейчас с вами, а снимал бы картину…
А мы вас пригласили как героя нашего времени...
Анджей Вайда: Нет, я никогда не чувствовал себя героем, но тем, кто пытается рассказать о герое - да. И, может быть, даже несколько раз у меня получилось. Когда я делал "Пепел и алмаз", "Человека из мрамора", "Человека из железа" - там был герой. То же я чувствовал, когда снял "Дантона" в Париже с Жераром Депардье. Благодаря тому что играл Жерар Депардье, тому, что именно он привнес в картину. Он приехал в Польшу, в последние дни Солидарности, в ноябре 1981 года. Моя жена Кристина Захватович пригласила его в офис Солидарности. Все куда-то торопились. Как будто бы ничего не происходило, но чувствовалось, что это последние минуты свободы. Он стоял в коридоре и смотрел, что же происходит. Он сразу все подметил: он понял, что каждая революция продолжается очень недолго и что невозможно уснуть ни на миг, потерять бдительность, скорость реакций, потому что иначе тебе отрубят голову. Эти впечатления в Польше ему очень помогли. Он смог сыграть Дантона как человека, который переоценил свой авторитет, человека, которого убила самоуверенность. Так что несколько раз у меня получилось почувствовать героя. А сейчас я не знаю…