Его смерть кажется совершенно невозможной, потому что волшебники и смерть вещи несовместные. А Реваз Леванович был такой человек, который, кажется, напрямую разговаривал не только с поэтами, будь то наш Пушкин или Галактион Табидзе, но с миром, даже неодушевленным.
Резо Габриадзе - это человек, который придумал планету Плюк и вселенную Кин-дза-дза в одноименном фильме Георгия Данелии. Поставил в Петербурге памятник Чижику-Пыжику на Фонтанке и Носу майора Ковалева на Вознесенском. Помог Александру Сергеевичу Пушкину получить выездную визу и нарисовал его воображаемое путешествие по Испании - в книге, созданной вместе с Андреем Битовым. Он создал большой (не по размеру, а по любви зрителей и признанию в мире) Театр Марионеток, без которого невозможно теперь представить Тбилиси… Но прежде всего он себя считал художником и скульптором. Как Реваз Леванович говорил: "Живопись - мой порт приписки. Я по нему скучаю, когда бываю в других жанрах".
Около его Театра марионеток стоит башня. Башня, подпертая сбоку то ли лестницей, то ли рельсом, с завитками капителя античной колонны около подвального оконца, с одинокой другой колонной у часов, по всем законам природы не должна была бы устоять. Эти коробки-этажи, поставленные друг на друга вроде бы как придется, должны были бы развалиться, как карточный домик. Ан нет, стоят. И два раза в день тут проходит представление "Круг жизни". Вроде тех площадных мистерий, которые проходили на средневековых площадях малых и больших городков Европы. В этой Башне, воздвигнутой у Театра марионеток по рисункам Габриадзе, расчисленных инженерами чертежам и вполне дедовским способом (не только каменотесы тут ворочали камни, но и художник самолично обжег, раскрасил несколько сотен изразцов для стен) - весь Габриадзе. Фокусник, алхимик, создатель мистерий и ремесленник в одном лице.
Как странно, что Габриадзе ушел в день рождения Пушкина. Пушкин у Габриадзе - это отдельная тема. О ней лучше Андрея Георгиевича Битова никто не сказал: "С помощью трудолюбия и интуиции он может воскресить на кончике пера то, что другие изучают годами. С Пушкиным он, видимо, взаимодействует напрямую". В последнем трудно усомниться, глядя на пушкиниану Резо Габриадзе - в рисунках, "Пушкинском томе", и скульптуре.
Пушкин у него играет с детьми в "чугунку" иль даже плывет верхом на дельфине. Пушкин, плывущий на дельфине, надо полагать, прямиком к Овидию, а не к Цицерону, - образ, словно вынырнувший из овидиевых "Метаморфоз". Хотя, конечно, там его не найти. Но тысячу раз прав Андрей Битов, сказавший в одном из интервью о своем друге: "Он может доверять собственному воображению, оно точно. За ним все ангелы стоят. Cлова "фантазия" и "воображение" были как-то унижены за время советского примитивного материализма, а это очень точные вещи. Это то, что реально, в отличие от кондового реализма, который уродует действительность".
Один из надежных драматургических моторов - время. Как заметил Реваз Леванович в заметках о цикле, посвященном Пушкину: "Вот вам драматургия: к концу жизни Пушкина скорость человека достигла 80 км/ч. Уму непостижимая скорость. Скорость английской чугунки!". Встреча Пушкина с "английской чугункой" - это, конечно, встреча поэта, то есть человека вечности, со временем. И какой же теплой, смешной, подчеркнуто наивной оказывается эта встреча у Габриадзе.
На листе темперы "Пушкин. Игра в английскую чугунку" мы обнаруживаем поэта в детской - четверо маленьких Пушкиных держатся за его сюртук, а "сам большой" - в роли паровоза, изрыгающего пламя из цилиндра. Поэтический восторг и детская радость, технический прогресс и цирк оказываются в одном "поезде". При этом "примитивом" эту графику язык не повернется назвать - блеск виртуозности, стремительность рисунка, цирковая смелость замысла слишком сильны.
Нам повезло: мы могли видеть спектакли Театра марионеток в Москве, выставки Резо Габриадзе в Музее Москвы в 2016 и в ГМИИ им. А.С. Пушкина в 2012 году. Мы можем пересмотривать фильмы "Кин-дза-дза" и "Мимино", и конечно, "Необыкновенную выставку"…
И поэтому мы можем представить, как они там встретятся - Андрей Георгиевич, Александр Сергеевич, Реваз Леванович и, конечно, Георгий Николаевич. И как они пойдут, беседуя неспешно… Им будет нескучно друг с другом.
2006 год. Из интервью Резо Габриадзе Марине Дмитревской:
У многих ощущение, что в молодости времени хватает, а к старости оно убыстряется. Но сейчас и молодые говорят мне, что у них не хватает времени.
Габриадзе: Время не то что убыстрилось, оно стало сумасшедшим! Любая попытка задержать его или привести в порядок еще больше усложняет нашу жизнь, веревка еще туже затягивается вокруг шеи. Если вы хотите закабалить своего сотрудника - подарите ему мобильник, он будет под абсолютным контролем. Над магазином, где продаются мобильные, надо написать: "Забудь свободу всяк сюда входящий".
Недавно вы овладели эсэмэсками. Это что-то изменило в вашей жизни? Один молодой драматург говорил мне, что мобильники поменяли психологию современного человека.
Габриадзе: Появление мобильных телефонов для драматургов - беда, ужас, землетрясение. В драматургии есть место и время. А тут место исчезает: в момент возникновения конфликта герой может сразу позвонить и все узнать, разобраться. Конфликт исчерпан в самом зачатке (у молодого драматурга есть еще слабая защита: "Абонент находится в недоступной зоне"). Мобильник - злодей, от которого драматургия в ее классическом понятии может пострадать. Как радостно и весело пришел оруэлловский мир. Впрочем, нас стало много, 6,5 миллиарда, контролировать такую массу трудно, вот нам и послана эта маленькая штучка.
Радости в ней немного, разве что эти легкомысленные бабочки - эсэмэски. Они приносят радость в любом возрасте. Говорят, особенно им рады крестьяне в поле... Мы, казалось бы, убыстрили наши поездки раз в сто по сравнению с этой несчастной лошадью, наши эсэмэски еще быстрее, живем гораздо дольше, чем Сильвио из пушкинского "Выстрела". "Сильвио был глубокий старик, ему было 30 лет". Но эти 30 лет он проездил на лошади, он видел цветы, растения - и его чувства и мысли текли совершенно по-другому. А сейчас Сильвио мчится, ему 70 лет, и мы не говорим о нем, что он глубокий старик, потому что он все еще поглядывает на девушек. Эти 70 лет он меньше думал о жизни и остался молодым и вечнозеленым, легким в мыслях, любитель оперетт и сладостей.
Что такое для вас ощущение счастья?
Габриадзе: Счастье невозможно поймать. Как только вы его поймали - у вас в руках пыль от крыльев бабочки. Счастье ощутимо только в воспоминаниях. Как только ты о нем подумаешь - его уже нет, оно, как фотон, - только в движении, остановишь - и его нет. Недавно я видел по телевизору кадр. Какой-то небритый господин лет тридцати с идиотской улыбкой из ведра лил себе на голову мед. Я не понял, что он хотел выразить этим - счастье? Улыбка его была незабываема...
А были моменты, когда было понятно: это миг, но миг счастья?
Габриадзе: Миги были, но если их суммировать, за жизнь наберется не более полутора-двух секунд. Но каких секунд! Из-за них стоит жить. Увидеть во сне маму или отца.
Почему ваше самое любимое создание - бабочка?
Габриадзе: Бабочку как не любить? Летящие цветы. Потом они трагичны: всего день жизни с непрерывным циклом, благодаря кокону жизни. Вы спрашиваете меня о жизни, лучше спросите бабочку, она ответит, что такое время, какова его цена и как оно длинно. Но они, бабочки, не знают зиму. Правда, в одном спектакле я сделал белую бабочку на белом снегу - и никто не удивился. Это было красиво, но больше я не выпускал ее на сцену. Слишком красива, как всякая неправда.
2005 год. Андрей Битов рассказывает в интервью "РГ" о том, как они с Резо Габриадзе создали книгу о Пушкине:
Битов: Я о Пушкине не писал, он Пушкина не рисовал, но мы много с ним о Пушкине говорили. Эта история у нас тянется уже сорок лет - с 1965 года. В этой книге, кстати, помещено маленькое эссе "Габриадзе как пушкинист". Если я ленив и интуитивен, то он очень трудолюбив и интуитивен до предела. И с помощью трудолюбия и интуиции он может воскресить на кончике пера то, что другие изучают годами. С Пушкиным он, видимо, взаимодействует напрямую.
И все же, как и зачем возникла эта совместная работа о виртуальном Пушкине?
Битов: Знаете, действительно обидно, что Пушкин погиб. Когда начались перестроечные дела и нас стали отпускать за границу, Резо уезжал в Испанию. Я говорю: "А тебе не стыдно ехать в Испанию, в которой Пушкин, написавший такие "испанские стихи", никогда не был?". Он говорит: "Да, неловко, пожалуй, ты прав". Я говорю: "Ну, тогда давай мы с тобой вместе его отсюда выпустим". И он привез изумительные листы - Пушкин в Испании. Книжку сделали за один день у Синявских в Париже. Я написал свой текст, листы у него уже были готовы. Когда показали Марье Васильевне Розановой, она говорит: "Значит, так все просто: книжка у вас легкая, обложка должна быть тяжелой". Тут же Резо нарисовал тяжелую обложку. Потом выбрали бумагу верже, и книга была готова. Такого счастья у меня еще не было. Всего было 99 экземпляров: треть - издателю, треть - художнику, треть - мне. Их уже нет в природе.