15.09.2021 13:16
Культура

Наринэ Абгарян: Мне не дает покоя моя трагикомичная армянская натура

Текст:  Клариса Пульсон
Российская газета - Федеральный выпуск: №226 (8577)
В маленьком армянском городке умирает старый каменщик, у его гроба пять скорбящих дам, одна из них - законная жена, мать его детей. История каждой из этих женщин - в романе Наринэ Абгарян "Симон", вошедшем в список финалистов "Большой книги" в этом году.
/ Dmitry Rozhkov / wikipedia.org
Читать на сайте RG.RU

- Похороны мужчины, на которые собираются его женщины, - сюжет нередкий и очень удобный для писателя, чем ваш замысел отличается от литературных предшественников?

Наринэ Абгарян: Сложно говорить о литературном замысле, когда книга начинается с истории, которую ты не планировал брать в произведение. Я гостила у родителей, и мама рассказала мне о случае на поминках, где скорбящие развернули дебаты о том, как придать более светский вид посиневшим ушам покойника. У слушателя выбор небольшой: можно ужаснуться или же рассмеяться. Мне, преданному поклоннику творчества Данелии, всегда легче рассмеяться. Что я и сделала, а потом, дополнив историю вымышленными персонажами, написала короткий рассказ и вывесила его на своей социальной страничке. Но он меня так и не отпустил. Спустя несколько месяцев я к нему вернулась и взяла эпилогом к новой книге. И по ходу написания с удивлением обнаружила, что Симон, предполагаемый быть мимолетным героем, превращается в одного из главных персонажей.

Чем замысел моей книги отличается от замысла предшественников? Может быть, попыткой объяснить беспочвенность обид. Каждая встреча неслучайна: она чему-то нас учит, она делает нас сильнее и мудрее. И всякое расставание не повод для обвинений, оно лишь дверь, которая открывает путь к новому. Выбор за нами - стоять перед этой распахнутой дверью и, словно камни четок, перебирать обиды, или же перешагнуть порог и идти дальше.

- Местом действия книги вы сделали не абстрактный населенный пункт, хотя подобное может случиться где угодно от Крайнего Севера до Латинской Америки, а Берд - ваш родной город, где все друг друга знают. Наверняка, будут искать прототипов, родственников, возможно, обижаться, не боитесь?

Наринэ Абгарян: Единственный невымышленный персонаж книги - Вдовая Сильвия. О ее непростой судьбе мне рассказала бывший прокурор нашего городка Нунэ Погосян, которая в свое время пыталась как-то ей помочь. Остальные персонажи - плод моего воображения. Хотя именно они - отражение моего внутреннего мира, моих воспоминаний о родном городке, тени моих забытых и незабытых предков и друзей.

Берд - место, где я родилась и где осталась навсегда. Он - главный герой почти всех моих произведений. Для моих земляков уже привычное дело - ощущать себя частью книжного Берда. Потому они не будут искать прототипы или обижаться на меня. Им достаточно того, что кто-то о них пишет. Я знаю, что они мной гордятся, и это чувство у нас абсолютно взаимно.

- С местом действия разобрались, теперь про время. В основном это советская эпоха со всеми реалиями. Вы ставили перед собой задачу зафиксировать ушедшую, уходящую натуру? Это про мамино и бабушкино бытие или про нас с вами, или про вечное?

Наринэ Абгарян: Эпоха и время романа вторичны, первичны истории, которые умалчивались годами и о которых хотелось рассказать. Советский быт выступает в "Симоне" всего лишь фоном, он ничего особенного не добавляет повествованию, и от него по большому счету мало что зависит.

Начались съемки фильма-экранизации повести Наринэ Абгарян "Манюня"

На мое детство и юность пришлось порядка десяти историй, когда женщины пытались тем или иным способом уйти из жизни. Чаще всего это был жавель, который нужно было выпить одним махом. Представьте отчаяние человека, решившегося свести счеты с опостылевшей жизнью подобным изуверским способом. Представьте ужас и боль тех женщин - ведь они уже были матерями. Мне хотелось написать о них. О женщинах, которые в силу патриархального воспитания и многочисленных запретов так и не смогли отстоять себя, в том числе потому, что не догадывались о своем праве на свободу. О женщинах, которые ничего не знали о сексуальности и не подозревали, что телесная любовь не менее существенней духовной.

Мне важно было избежать лозунгов и обвинений. Ведь много испытаний и горечи пришлось не только на долю женщин, но и на долю мужчин, которые были такими же жертвами лицемерной системы патриархальных, и не только, запретов. Потому "Симон" - это не история о правовой или гендерной обездоленности. "Симон" - история тотального одиночества четырех женщин, которым не удалось бы воспрянуть сердцем и душой, если бы однажды в их жизни не случилась встреча с человеком, научившим их верить в себя.

- "Поверь, дочка, измена - не самое большое испытание, которое случается в жизни женщины. Так что особенно не разоряйся, береги нервы", - говорит одна из ваших героинь. Вы разделяете этот принцип?

Наринэ Абгарян: Нет. Но мать одной из моих героинь в этом не сомневалась. Среди женщин, молодость которых пришлась на послевоенные пятидесятые, много было таких, кто разделял подобное мнение.

- Количество несчастий, бед, страданий на единицу сюжета зашкаливает, получается скорее трагедия положений, чем комедия?

Наринэ Абгарян: Вы меня немного озадачили. Я описывала обычную жизнь, именно такую, которая выпала на долю рожденных после Второй мировой войны женщин. И если читателю показалось, что количество бед и страданий зашкаливает, значит, до чего же невыносимой была та жизнь! Я воспринимаю ее с пониманием, и снисходительности, быть может, во мне больше - в силу того, что я сама выросла в том патриархальном обществе.

"Симон" не история о правовой или гендерной обездоленности. Это история тотального одиночества четырех женщин, которым не удалось бы воспрянуть сердцем и душой, если бы не встреча с человеком, научившим их верить в себя

Однажды моя двоюродная тетя передала со мной записку своему мужу. Мне было лет семь - бесцеремонный любопытничающий возраст, - и я без зазрения совести прочитала ту записку. "Скучаю по тебе", - писала тетя. Она не могла себе позволить подойти к мужу и шепнуть ему эти слова на ухо, потому что приличия того не позволяли. Но ей очень хотелось это сделать, и она нашла выход - передала ему записку. Он прочитал ее, скомкал и убрал в карман. "Отвечать-то будешь?" - вцепилась в него мертвой хваткой я. Он смутился. Чуть поразмыслив, хмуро выдавил: "Скажи ей - я понял".

Я вспоминаю о той истории с умилением. Я люблю каждую секунду, каждый эпизод той истории. Хорошая это была жизнь или плохая - не знаю. Я не имею права давать оценок, я могу только об этом рассказывать.

- Вы умело управляете, едва удерживаюсь, чтобы не сказать манипулируете, персонажами, их судьбами. И - читательскими чувствами. Точно знаете, какую струну тронуть, чтобы вызвать слезы, смех. Всегда можно сказать - в жизни так бывает, бывает, конечно, но это не совсем про литературу. Как вам кажется?

Наринэ Абгарян: Скорее, мне не дает покоя моя трагикомичная армянская натура. Мы - народ, которому, простите, шило в одном месте покоя не дает. Если все хорошо, надо сделать так, чтобы немедленно стало плохо. И наоборот. На той опасной грани мы и умудряемся выживать. Потому, видимо, и мои персонажи существуют в некоем пограничном состоянии. По-моему, они до того бесхитростны и иногда даже беспомощны, что всякая попытка манипулирования моментально вычисляется читателем. Так как читатель у меня снисходительный, он смотрит на это сквозь пальцы. За что я ему бесконечно благодарна.

- В одном интервью вы сказали, что хотите быть "ироничной к себе, милосердной к другим". Интонация "Симона" несколько иная, вашей фирменной самоиронии и вообще вас, как мне кажется, меньше, чем в других ваших книгах. Это начало нового этапа в вашем творчестве?

Наринэ Абгарян: Я очень рада, что меня в "Симоне" мало. Мне не нравится присутствие автора в произведении, и я старалась свести это присутствие на нет. Если мне это хоть немного удалось, значит, ура. Значит, я на верном пути.

- Может быть, вашему герою вообще не стоило жениться, как Дон Жуану или Казанове, стал бы ангелом-утешителем и, возможно, его женщины были счастливее?

Писатель Сальников рассказал о своих "Петровых в гриппе" на экране

Наринэ Абгарян: Ну уж нет! Свою Меланью Симон заслужил. Он весьма упрям и неуступчив в ухаживаниях, но достаточно слабодушный при расставаниях: ни одну из своих женщин он не отстоял, ни за одной не последовал. Если бы не деловитая, вечно жужжащая под ухом и выедающая ему мозг Меланья, он бы никогда не стал посланником любви: именно в несвободе ты учишься по-настоящему ценить свободу, именно от будничного, превратившегося в привычку чувства убегаешь туда, где у радуги не семь, а семьдесят семь цветов, и каждая - о любви.

- Жители Берда, окруженного горами, мечтают о море, слышат его, чувствуют, хотя никогда его не видели. Что значит МОРЕ для вас?

Наринэ Абгарян: Место тишины, место внутреннего очищения. Я люблю часами ходить по берегу, по самой кромке воды, но никогда не плаваю. Мне кажется - море этого не любит. Ему больше нравится, когда ты просто рядом. Потому, если есть такая возможность, я просто присутствую рядом.

- Женский роман, названный мужским именем и посвященный сыну, который, видимо, главный мужчина в вашей жизни... Посвящение обязывает. Что в него вложено - предостережение, напутствие?

Наринэ Абгарян: Ему 25, впереди - огромная прекрасная жизнь. Мне бы очень хотелось, чтобы он был счастлив в любви. Все, что для этого нужно, - чуть лучше понимать женщин. И если "Симон" этому его научит, я буду только рада.

Литература