"Здравствуйте, дорогой Дмитрий!
Вы просите меня вспомнить о последней встрече с Новеллой Николаевной. Это было в начале лета 2016 года. Новелла Николаевна собиралась на дачу, на Сходню, я тоже уезжал из Москвы до осени. Договорились, что Новелла Николаевна будет работать над готовящимся к изданию "Дневником" - переписывать старые записи, начиная с 1950-х-1960-х годов, переходя к нашим дням.
Это сейчас я знаю, какой неподъемный труд предстоял: наследник Матвеевой, ее племянник Павел Калугин, обнаружил более 500 старых дневниковых тетрадей. Часть переписанных от руки фрагментов хранилась у меня, поскольку я должен был складывать книгу из вторых экземпляров, но в основном это были совсем новые записи, словно Новелла Николаевна торопилась отразить текущее время. Я же просил побольше текстов из другой, более ранней эпохи, когда поэтесса и ее поколение входили в литературу, как это происходило, как складывались отношения с коллегами, с властью, с эпохой...
На прощанье Новелла Николаевна, как всегда за сорок лет нашей дружбы, по-детски, чуть торопливо, протянула руку с припухшими больными суставами, которые уже давно мешали ей полноценно работать.
Не первый раз мы вот так и раньше расставались на лето, никакого предчувствия не было.
Попрощавшись, мы не попрощались. Впрочем, это обычная история человеческих отношений. Кто же мог знать?..
Многие недоброжелатели в последние годы ставили в вину Новелле Матвеевой, что она, мастер стиха, иронии, тонкий лирик, романтик, словно бы "родом из Серебряного века", - вдруг с тем же поэтическим блеском стала писать политическую сатиру, публицистику, отзываясь на самые актуальные и трагические события в стране и в мире.
Это было ее восстание против сытой обуржуазившейся элиты, которую она называла "Ылитой", а приватизацию - придуманным ее мужем Иваном Киуру и пущенным в народ термином "прихватизацией"!..
"Простую майку невозможно купить", - сокрушалась она, когда вокруг ее дома в Камергерском переулке, где она жила, на месте обычных магазинов стали возникать дорогие бутики для богатых.
Одно из самых горьких ее пророческих эссе "Почему у нас гениев нет" посвящено тому, что современная культура предала традицию Достоевского, отвернувшись от проблемы маленького человека, от униженных и оскорбленных, от замерзающих на улице бездомных бомжей.
Ее любимым писателем был сострадающий людям Диккенс, а самым презираемым - Набоков, которому она не могла простить его, как она говорила, растлевающую детей "Лолиту" и сравнивала его со Ставрогиным.
Когда по всей стране в исторических городах начались поджоги старинных домов, чтобы на пепелище возводить потом особняки и торговые здания, Новелла Матвеева предлагала простой способ остановить это повсеместное уничтожение культурного наследия страны. "Достаточно принять закон, - говорила она, - по которому на месте уничтоженного старинного здания нельзя ничего возводить, кроме восстановления уничтоженного строения".
Эта эмоциональная, острая, сострадающая любовь к России, ее культуре, народу осталась как пронзительное завещание нам в дневниках и стихах замечательной русской поэтессы Новеллы Матвеевой..."
Вы думали...
Вы думали, что я не знала,
Как вы мне чужды,
Когда, склоняясь, подбирала
Обломки дружбы.
Когда глядела не с упреком,
А только с грустью,
Вы думали - я рвусь к истокам,
А я-то - к устью.
Разлукой больше не стращала.
Не обольщалась.
Вы думали, что я прощала,
А я - прощалась.
1960
Хлебное поле
Бывает так в обманчивой юдоли,
Что мы не слышим
времени примет.
Бывает так, что люди поневоле
И счастливы, и в то же время - нет.
Округа зеленью сверкала.
Я снова, не снимая
фартука цветного,
Пускалась побродить.
Был странный год.
Он предварял восстание магнитов,
Протуберанцев, гневом знаменитых,
Большой луны,
туманов ядовитых, -
А мнилось - исцеление несет!
Лишь ветерки порхали
без забот.
И все, что ветерками колыхало,
Таинственно тогда благоухало,
Как бы в ответ
на заданный вопрос.
Разбуженные шелестом
и светом,
Вставали боги в дереве задетом,
И самым быстрым,
может быть, ответом
Был легкий дух
шиповниковых роз.
И чудилось мне дале
в хлебном поле
Лицо смеющееся.
Не твое ли?
Что говорить! - я знала,
что твое...
И плакала я в том луче волшебном,
На той опушке
между полем хлебным.
И лесом, стерегущим бытие.
Декабрь 2002 г. или февраль 2003 г.
Календарь (сонет)
Слежу, как временные циклы,
Остерегая от досад,
По кругу бегают, как в цирке,
А не вперед и не назад.
И утомителен закат, -
Когда, ярясь, - на те же цифры
Мотает огненные вихри
Бог Ра, лучами волосат.
Его тускнеет жаркий диск.
Но, несмотря на тягость мига,
Перечить, - только множить риск.
Так подождем чего-нибудь!
И в далях выровняет путь
Золотогривая квадрига.
2009
Подготовка и публикация Павла Калугина
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru