Тема голода сегодня остро актуальна в литературе, про голод снимают художественное и документальное кино. Какой замысел был у вас?
Александр Замыслов: Мы сегодня довольно плохо знаем или практически не знаем историю многих происшедших с нами в 20 веке драм и трагедий, но при этом легко включаемся в ярые противостояния по их поводу. Вплоть до противостояний между народами. Мы с трудом приближаемся к этому на уровне личного опыта, не можем понять ни чувство голода, ни то, что переживали тогда люди.
Но при этом публика в возрасте 20+, особенно из ближнего зарубежья, при любом разговоре о голоде в Советском Союзе демонстрирует склонность к скоропалительным выводам: это был геноцид, нашу нацию хотели уничтожить. Тот голод был не только в национальных республиках, но и в Поволжье, и на русском Кавказе, и за Уралом, и в Белоруссии. Нам захотелось исследовать его общие черты и понять, как и почему он возникал.
Нам хотелось разобраться, почему все так уверенно говорят, что уничтожить хотели "конкретно нас"? Можно ли это называть геноцидом?
Мы рискнули говорить о голоде 1930-1933 годов не только с российскими учеными, но и с иностранными, в том числе и из Казахстана. Мы решили побывать в тех местах, где разразился голод и спросить людей, которые там сейчас живут, что они слышали о нем и как отзывается сегодня в их жизни та историческая драма. Там есть погосты и кладбища с именами погибших от голода, и родственники что-то могут рассказать. Мы предполагали, что для человека, живущего на земле, сама эта земля является генетической носительницей какой-то исторической информации, и он что-то чувствует.
И надо сказать, что нас ожидали сюрпризы. Они заключались и в том, что европейские исследователи этой темы, которые в 90-е придерживались риторики "скорее всего это был геноцид", сегодня дают уверенную оценку, что никакого геноцида не было. В нашем фильме можно услышать их очень интересные размышления о сталинской политике, о его стремлении немедленно превратить страну из аграрной в индустриальную. О том, почему меры были настолько тяжелыми. О том, было ли это все изначально в голове Сталина. Им было важно понять, почему он до сих пор для кого-то кровожадный тиран, а для кого-то во всем правый отец нации. Мы не ожидали от них услышать какие-то вещи. И говорили они с нами не в режиме заранее заготовленных ответов, но по-настоящему размышляя.
Сюрприз был и в том, что люди, которые сейчас живут в местах того голода - в Поволжье, на Урале, в Казахстане по-другому его помнят.
Вы намеренно не снимали сюжеты на Украине?
Александр Замыслов: Украинский опыт не был для нас чем-то несущественным, с чем бы мы не хотели иметь дело. Просто мы (и, скорее всего, вполне обоснованно) предполагали, с каким отношением к тому голоду мы бы там столкнулись. С Украиной, в общем, все понятно. Они все-таки уже все для себя официально "определили". Мы полагали, что можем найти и какую-то альтернативную, не официальную точку зрения. Украинские друзья мне подсказывали, что там есть несколько историков, не считающих голод 1929-1932 годов геноцидом, но с оговоркой: "вряд ли они станут с тобой об этом говорить".
Мы, кстати, в фильме дали возможность высказаться одному нашему казахскому герою, который считает тот голод геноцидом, но по социальным и классовым признакам. Любой человек, серьезно занимающийся этой темой, быстро поймет, что политика, приведшая к голоду, никак не была направлена именно против казахов. И сами казахи тоже участвовали в ее осуществлении. Если вспомнить тот же Голощекинский голод (вызванный политикой раскулачивания, коллективизации и увеличения центральными властями плана заготовок продовольствия, сопровождавшихся фактической конфискацией скота - прим. ред.), то из присланных из центра русских в его "организации" участвовал собственно один Голощекин. Казахи, бежавшие от раскулачивания из Казахстана в Омскую (впоследствии Тюменскую) область, у нас в фильме рассказывают, как свои же подсказывали "вот, типа, бай, давай, отбирай у него все". У них все и отбирали, и они бежали. Приехав в российские регионы, они смогли здесь лучше сохранить казахские праздники, обряды. В Казахстане в то время национальные традиции жестко зажимали. Русские им помогали освоить местное земледелие, картошку учили сажать. Они вросли и до сих пор живут в местах, в которые сбежали в 30-х, в тюменских школах есть казахские классы.
У вас в фильме о голоде говорят молодые люди…
Александр Замыслов: Мы все время искали ответ на вопрос: почему мы так остро реагируем на эту тему? Прямой ответ не нашли. Но для нас стало открытием встреча с молодой и популярной в Казахстане музыкальной группой, которую я давно знаю - Ninety-one. Молодые музыканты вдруг начали говорить о том голоде неожиданные вещи. Кто-то сказал: странно, что мы до сих пор меряемся болью, которую не испытали. Уточнив: это, скорее, проблема не нашего поколения, но вы ее нам все время передаете, а мы уже давно хотим жить проблемами 21 века, тут вон люди на Марс собираются лететь.
Эти ребята поют современные песни о любви на фоне казахской культурной символики, им нравится такая визуализация, они себя так видят, но у них точно нет ощущения, что мы враги, что наши предки устроили когда-то против них геноцид. Нам кажется, что мы нашли представителей поколения, не готового продолжать традицию псевдоисторического противостояния и разделения на тех, кто прав и кто виноват.
В фильм попали регионы, где голод был острее всего? Казахстан, Донской край, Поволжье...
Александр Замыслов: Да, в фильме показаны не все регионы, пережившие тот голод. Он был и в Краснодарском крае, и в Чечне, и в Белоруссии… Но мы остановились на регионах, в которые смогли доехать во время пандемии. Нам в один Казахстан пришлось вылетать три раза из-за отмены рейсов.
Мы также выбирали регионы, где голод был настоящей трагедией, и те, в которых есть важные документы о нем.
А как выбирали героев? Как нашли вешенского писателя и краеведа Гришу Рычнева? Вы смотрите на своих часто простых героев с уважением, стараясь не пропустить их человеческую суть. В этом есть какая-то неожиданная аристократичность.
Александр Замыслов: Мы влюблены в своих героев. Хотя со многими из них встретились абсолютно случайно. Григория Рычнева, например, нашли по его прекрасным описаниям донских мест. Позвонили, чтобы посоветоваться, а оказалось, что рядом Вешенская, и Шолохов-внук, с которым я знаком, как раз в отпуске.
Поскольку Рычнев много знал о местном голоде, то он автоматически из эксперта стал героем фильма, оказавшись к тому же невероятно обаятельным, интересным и тонким персонажем.
"Баба Шура" просто встретилась нам на улице, мы с ней разговорились, и решили, что она "наш персонаж". Сельская школьная учительница русского языка на пенсии, когда-то увлекавшаяся краеведением и много знавшая в том числе и про голод 30-х, она оказалась очень интересным рассказчиком
Ответы на какие вопросы вы искали, исследуя эту тему?
Александр Замыслов: Хотелось понять, как нас всех примирить. Что сделать, чтобы мы перестали находить в тех далеких событиях повод до сих пор косо смотреть друг на друга?
Вы считаете, что голод может быть темой примирения?
Александр Замыслов: Да, если сама история дает нам повод для осмысления и поиска ответа на вопрос, какие мы и почему мы такие, что на нас повлияло… История - вещь далекая, и при этом достаточно объективная, и если ею заниматься глубоко, она вполне может стать поводом для примирения. Потому что, как ни крути, она ведь у нас общая. Не надо ее раздербанивать, делать служанкой политических интересов, надо научиться ее принимать. И только научившись принимать, мы сможем ее исследовать. И найдем в ней гораздо больше мирного и понятного для нас, чем привыкли в последние десятилетия, превращавших ее в вечные раздоры. Мы часто карикатуризируем историю, превращаем в комиксы, и у нас порою две краски в голове - черная и белая. И в зависимости оттого, что нам хочется доказать, мы выкрашиваем отдельные картинки в черный или белый цвет. Но как только ты начинаешь разговаривать с людьми не в привычных для сегодняшнего общества и медиа напряженных тонах, не в жанре словесных избиений друг друга, то вдруг выясняется, что кругом прекрасные люди. Готовые размышлять, понимать, садиться за один стол.
Вы узнали новые факты, услышали необычные свидетельства?
Александр Замыслов: Главное открытие для меня в том, что я увидел людей, готовых размышлять. Историков, восстанавливающих логику тогдашних политиков. Молодых людей, которые говорят, что хотят знать об этом, но не хотят делать это еще одной "неиспытанной трагедией" своей жизни.
У нас в фильме нет документальных открытий, мы пользовались открытыми материалами. Но зато нам удалось свести в нем вместе все "за" и "против", и, мне кажется, получить достаточно объективную картину причин и событий, связанных с голодом 30-х годов. Последствия которого мы и переживаем и сегодня в виде распрей на тему, кто кого морил голодом.
Где можно увидеть фильм?
Александр Замыслов: Мы ведем переговоры с несколькими телеканалами. Хотя у нас получилось не очень телевизионное кино, не совсем форматное: по хронометражу - более 52 минут. Ну и поскольку ТВ очень сильно зависит от информационного повода и зрительской конъюнктуры, то, возможно, там мы появимся в последнюю очередь. А пока ведем переговоры с онлайн- кинотеатрами. Думаю, что там как раз сидит наш зритель. Это люди, готовые и 70 минут просидеть у экрана, если им интересно. Мы показали фильм в Музее истории ГУЛАГа. И начинаем его фестивальное продвижение. Надеемся появиться на семи кинофестивалях.
Документального кино?
Александр Замыслов: Не только. И мультижанровых тоже.