У Достоевского почти документальная история: трагический, психоделический сюжет писатель нашел в газетных хрониках - при этом назвал "фантастическим". Реальность часто не укладывается в голове. Но все эти события, происходившие полтора века назад, - будто про день сегодняшний. Фантомы и самообманы прежние.
Итак, случилось: Малый театр и долгожданная премьера Зимнего международного фестиваля искусств - "Кроткая" в постановке режиссера Виктора Крамера. На сцене - Сергей Гармаш, Юрий Башмет и камерный ансамбль "Солисты Москвы". Музыка для постановки - от композитора Кузьмы Бодрова.
Прелюдия, с которой начинается спектакль, обманчиво нежна. В ней незаметно прорастает нерв, зудящий и тревожащий. Он нарастает с каждым тактом, не дает вздохнуть. Ждешь передышки, но, когда уже совсем невыносимо, на сцене появился Он. Главные герои повести у Достоевского без имен. Он ростовщик. Она, бедняжка, кроткая. Не будет паузы перевести дыхание - все два часа, что длится спектакль, дуэт актера и оркестра, Достоевского и музыки, как скальпель, разрезает зал.
Герой Сергея Гармаша ведет неспешный и мучительный диалог с самим собой. Он тут совсем один, посреди комнаты. От нее осталось - "с горстку крови" на мостовой под окном. Что произошло? Кто виноват? Перебирает свою жизнь, пытается понять - где он ошибся? Его травили одноклассники, потом однополчане обошлись с ним подло, он подал в отставку, ни кола и ни двора, он, дворянин, бродяжничал - пока не подвернулся случай: вдруг наследство, стал ростовщиком и состоятельным мужчиной.
Какой же смысл ему в деньгах - если с их помощью не расквитаться с миром за обиды, не отплатить за унижения и малодушие, не самоутвердиться и не вырасти в своих глазах? Ему всего-то нужно: накопить 30 тысяч, поселиться где-нибудь в Крыму "с идеалом в душе" и любимой женщиной, отгородившись от подлого мира. Казалось, он так близок к этому раю, но дотошно выстроенная им "система" дала сбой. Почему?
Кроткая ему сказала как-то: "О, теперь вы лицо - финансист!" - и усмехнулась. Он и женился-то на ней будто бы для того, чтоб ощутить свое великодушие. А главное, чтобы она не забывала: если бы не он - пропала бы. Она же вместо благоговения - о чем-то о своем, о девичьем: "желала любить, искала любить".
Он мысленно возвращается в день, когда она впервые появилась в его конторе, "кассе ссуд" - заложить старинный "образ Богородицы в золоченой ризе". Он копается в памяти, перебирает бесконечные ящички воспоминаний. Эти ящички тут же на сцене, высокими столбами уходят под потолок. В одном лежат ее скромные серебряные сережки, в другом медальон старухи-капитанши, из-за которого они впервые разругались: "кроткая" из сочувствия вернула его хозяйке за бесценок. Он объяснил, кто тут хозяин.
Герою Гармаша сочувствуешь, пытаешься поверить в его "великодушие", презираешь и даже пытаешься оправдать. А потом отчаянно ненавидишь, когда он как одержимый все твердит о своей "сис-те-ме".
А что же Она? Ее здесь нет. Лишь нежный голос, совсем детский смех, разлетающийся по залу. Или она неуловимой тенью пробегает мимо него, слегка коснувшись легким покрывалом. Точнее, шесть теней. Шесть актрис, студенток Щепкинского училища, таких же юных, как героиня Достоевского. Или вот она - застыла неподвижной и безвольной куклой. Еще протягивает руки, а в ответ - его расчетливое молчание (месяцами!) и променад по расписанию. Она сжимается до крохотных размеров куколки. Готова от отчаяния застрелить его, отдаться соблазнам или искушениям - хоть чем-то прошибить.
Он все-таки прозрел: она заставила его целовать следы ее ног. В нем что-то вдруг перевернулось: он уменьшился и на коленях перед ней - она, наоборот, становится гигантской. Но по-прежнему безвольной, как марионетка с перерезанными нитками. А ведь могло все получиться. "Еще бы несколько слов, два дня, не больше, и она бы все поняла..." До него дошло, отчего кругом "все мертво, и всюду мертвецы". А оттого, что без любви. "Люди, любите друг друга" - кто это сказал? чей это завет?" Все решили роковые пять минут. Шаг с подоконника - и образ Богородицы печально склонился над ними. Спасительная музыка несет прощение.
Кто виноват? Она сама, она была тиран его души. Но теперь - "ботиночки ее стоят у кроватки, точно ждут ее". Ну и куда ему теперь? В отсутствие любви "системы" рушатся. "Когда ее завтра унесут, что ж я буду?"
Виктор Крамер, режиссер:
Наш спектакль о любви. О любви высокой и трагичной, страстной и абсурдной, о чудовищной силе саморазрушения, которая заложена в человеке. Это история о том, что даже когда Господь, пытаясь вытащить нас из пустоты, дает нам шанс и посылает чудо, мы умудряемся почти осознанно разрушить его. В этой истории сочетаются ужас и красота нелепой и мучительной попытки человека подчинить чудом дарованную ему любовь сотворенной им "совершенной" системе. А разве это не про нас сегодняшних? Разве мы не пытаемся так же безоглядно систематизировать нашу жизнь, загнать ее в удобные рамки, подогнать под себя человека, который рядом, хотя это и может погубить его? Так что Достоевский актуален всегда.
Кстати
После премьеры в Малом театре "Кроткую" представят в Сочи на 15-м Зимнем фестивале искусств. В конце весны постановка займет свое законное место в афише Малого. Спектакль будет идти на основной сцене.