11 февраля 1944 года под деревней Дубно получил тяжелое ранение. Сам он так рассказывал об этом: "Я увидел стены крепости, церковь, возвышавшуюся над городом, танки, нескольких бойцов и вдруг рядом с собой, несмотря на окружающий грохот, ясно услышал: "Танк!" - и сразу вслед за этим из канонады и рева ночного танкового боя ясно выделился нарастающий звук мотора. Я хотел вскочить, но в это время что-то крепко схватило меня за пятку и потащило назад. Что-то огромное, неумолимое и жесткое навалилось на меня, сжало грудную клетку, обдало жаром и запахом бензина и жженого металла, стало на мгновение очень страшно, именно из-за полной беспомощности и невозможности бороться. "Готов парень. Отвоевался…" - громко и ясно сказал кто-то рядом. Стало обидно и страшно, что бросят. А я ведь жив. Жив или нет? Только дышать очень трудно, и рука не шевелится, и нога. Но надо встать. Встать во что бы то ни стало. Я с трудом оторвался от весенней слякоти, простоял, как мне показалось, очень долго и начал падать, но чьи-то руки подхватили меня. Я узнал фельдшера Аронова. "Э, брат, раз встал, значит, жив будешь", - сказал он мне. И тут же раздался голос майора Симбуховского: "Бричку! Мою бричку!"
Мало кто знал, что у этого преуспевающего режиссера протез в полноги. Он водил автомобиль, лихо скакал на лошади, рыбачил… Умел наслаждаться жизнью. Легкая походка, череда орденов и премий, отличный сын, талантливая и обаятельная жена. Везучий человек! А больше всего ему повезло с фельдшером в 1944-м.
После такой войны его мечта должна была сбыться. И Ростоцкий прорвался в кино, стал учеником Григория Козинцева - строгого, думающего режиссера, к тому же - мыслителя-парадоксалиста. Прорвался без протекций. И стал мастером, нисколько не похожим на своего учителя.
Думаю, ни один кинорежиссер своим искусством не вызвал столько хороших слез. Как говорили в старину - очистительных. Он был утонченно сентиментален. Добавим к этому талант, искренность, умение найти нерв времени - в новых книгах, в чьих-то спорах, в отблеске очков учителя Ильи Семеновича Мельникова.
Он снимал не для собственного самолюбия, для зрителей. Но не держал их за идиотов. Образцовый Ростоцкий не упрощает и не усложняет, а находит золотое сечение жизненной правды.
Мой любимый фильм Станислава Ростоцкого - "Майские звезды". Его несправедливо забывают: слишком много сверхпопулярных лент снял мастер, и этот фильм, посвященный освобождению "красавицы Праги", остается на обочине всеобщего внимания.
Ростоцкий никогда не "выпучивает" прием. Некоторые режиссеры-виртуозы (и, конечно, писатели тоже) так напряженно этим занимаются, что глаза из орбит вылезают. А у Станислава Иосифовича… Вспомню любимые "Майские звезды" чуть подробнее.
Вот усталый генерал в папахе - чепице - никак не может выспаться. Война закончилась, а он все не может побороть этот груз перенапряжения. Его боевые товарищи многое понимают, им известно то, чего мы еще не ведаем. Почему он так ласково и грустно смотрит на чешского мальчика, на сытую комфортную семейную жизнь в европейской деревушке? Во сне он урывками вспоминает письмо жены: "Мы живем… как все ленинградцы". И все. Больше ничего объяснять не нужно. Так за три-четыре секунды рассказать о судьбе человека можно только в кино. И не заплакать почти невозможно. И никак не забыть этого генерала (его сыграл Александр Ханов). Можно назвать это словом "минимализм", но как-то куце и сухо получится. Это, собственно, и есть кино, только и всего.
Фильм сложен из нескольких новелл. Когда нужно рассказать историю лаконично, душевно и по-кинематографически многомерно - Ростоцкий незаменим. И в каждой истории есть даже не эпизод, а мгновение, переворачивающее душу. Без малейшего нажима! В одном из эпизодов мы видим, как танкист - парень, прошедший всю войну, кровью заслуживший победу - бросается на подмогу чехам и погибает. Этого танкиста играет Леонид Быков. Он даже не симпатизирует чешскому "буржую", которому принадлежит респектабельный дом в Праге. Но не может не прийти на выручку, потому что он солдат. И - такая несправедливая смерть в финале войны.
Когда-то я увидел в "Майских звездах" крупный план артиста Николая Крючкова - он, бывший водитель трамвая, прошел войну - и вот теперь ведет трамвай по освобожденной Праге, а в глазах у него - взрывы, сражения… И война никогда его не отпустит - уж Ростоцкий знал это твердо. Увидел я этот эпизод - и побежал в ближайший магазин, чтобы купить самый большой телевизор. Из-за Ростоцкого, из-за Крючкова. Из-за наших бойцов-победителей, которые освобождали Европу. Такое нужно смотреть на большом экране.
Ростоцкий - в великой степени - открыл нам, зрителям, Вячеслава Тихонова. Актера, которого он снимал во многих фильмах, а в конце концов - и в документальном фильме, посвященном тихоновскому феномену. Оказалось, что этот фрачный красавец из рабочей павлово-посадской династии удивительно точен и в роли бунтаря-тракториста, которому "от людей на деревне не спрятаться", и в роли рефлектирующего интеллигента-фронтовика - учителя истории Мельникова, который не может разобраться ни в собственном кризисе, ни в переменах, которые происходят в стране, потому что привык задавать слишком сложные вопросы, привык к "высшей мерке". И он печально наигрывает и напевает романс на стихи Заболоцкого - такие же непростые, как и он сам. Это, между прочим, целый мир поздних шестидесятых, увиденный Ростоцким, в котором оказывается, что колеблющийся, сомневающийся человек может быть не менее могучим авторитетом для школьников, чем цельная личность, высеченная из монолита. Мир цветущей и увядающей сложности, в котором герой призывает нас "прочувствовать высокую себестоимость ошибок". Прошло почти 60 лет, а он современен. Так бывает с классикой.
Ростоцкий нашел ключ к Тихонову. Их многое роднило: и влюбленность в наши болотистые речные края, и та самая благородная мужская сентиментальность, которую иногда бранили "мещанством". И - серьезное, сосредоточенное отношение к работе, которое так чувствуется в их совместных фильмах, начиная с "На семи ветрах".
Тихонова мы видим и в другом важнейшем фильме Ростоцкого - "Белый Бим, Черное Ухо" Гавриила Троепольского. Это сильная повесть, но она и фильм - равноценные, но разные. Тихонов сыграл там все, что русская литература написала о слиянии человека с природой. А в финале столкнулся с трагедией, в которую страшно заглянуть. Но давайте обратим внимание, как Ростоцкий вышивает эту ткань. Как легко было в этой истории дать петуха. Но - снова как незаметны режиссерские швы, как точно он меняет ритмы повествования. Оно - то медлительно и меланхолично, то - спрессовано, как в фильме ужасов. И - собака. Этот сеттер с тех пор навсегда в наших глазах. А когда он застрял между рельсами, а поезд приближается - это снова именно кино. В литературе, в живописи, даже в театре получается иначе. Другие инструменты, иная пластика. Кино не должно пересказывать писателей! Их нужно переводить на язык другого искусства - и это умеют немногие. Троепольский сложил такой сюжет, в котором все держится на тонкой ниточке. Чуть-чуть - и получится бульварщина. От "чуть-чуть" и в этом фильме зависело все. И чувство меры Ростоцкому не изменило. Хотя ненависти, даже презрения к человеческой жестокости и черствости он скрыть не мог. Некоторым героям этого фильма он не дал шанса на "свою правду". Собака, которую гонят, травят, уничтожают, стала символом загнанного благородства в нашем несовершенном мире. Таких Бимов мы встречали и в человеческом, и в собачьем сообществе. А Ростоцкий еще и умел сострадать. С нежностью, присущей только сильным людям. Этот фильм и без перевода понятен любому. Знаю, что его понимают и высоко ценят и на Западе, и на Востоке.
Читатели популярнейшего журнала "Советский экран" трижды признавали картины Ростоцкого лучшими фильмами года. В том числе - "А зори здесь тихие" - фильм, который мог снять только благородный человек. Рыцарь. Другой бы не сумел рассказать о женщинах на войне с такой любовью и болью. Потому что "мужику война - это как зайцу курево, а уж вам-то". Сравнивая этот фильм с современными киноопусами о войне - даже самыми удачными - сразу видно, где фальшь, а где жизнь и смерть. И дело не только в том, что Ростоцкий был настоящим фронтовиком. Другой уровень отношения к художественной задаче. Он не приукрашивает армейский быт, но и не забывает о том, что воевали - люди, а не функции. Красивые, счастливые, мечтавшие. Все это есть в его экранизации повести Бориса Васильева.
Иногда Ростоцкого называют любимым режиссером Брежнева. Что ж, у генерального секретаря был если не художественный вкус, то развитое чутье на людей чести. А это редкое качество ощущается почти во всех фильмах Ростоцкого!
Каждый его фильм становился событием. Он не впадал в официоз - это тоже важное качество, учитывая столь мощный успех. Представьте себе такие соблазны - как трудно перед ними не превратиться в напыщенного вельможу.
А что потом? Наступило время перемен. Для одних - надежды, для других - тьма-тьмущая. Но люди, говоря по чести, в те годы стали жестче - и конца этому не видно.
Говорят, на одном из шумных перестроечных собраний Ростоцкий сказал с трибуны: "Я родился в Советском Союзе и умру в Советском Союзе". И один его сокурсник, тоже замечательный режиссер, язвительно бросил: "Тогда придется поторопиться". А Ростоцкий немало прожил еще и в пореформенные годы, после распада. Десять лет. Нет, это было не его время. Потомок царских офицеров, он остался по-советски, именно по-советски советским человеком, "грудью защитившим страну" и многое, про нас понимавшим. Больше, чем другие - и умом, и сердцем. Таких больше не будет, уверяю вас. Есть мастера, найдутся когда-нибудь и новые великие художники. Но Вас, Станислав Иосифович, некем заменить.
- Главный его дар - ощущать чужое страдание более остро, чем свое; именно этот дар рождает бунтарей и поэтов.
- Счастье - это когда тебя понимают.
- Человеку необходимо состояние влюбленности. В кого-нибудь или во что-нибудь. Всегда. Всю дорогу. Иначе неинтересно жить. Ну а мне проще всего влюбиться в тебя.
- Это же невозможно - объяснить счастье... Все равно что прикнопить к бумаге зайчик.
- Опять моросит? - Мам, ты не замечала, что в безличных предложениях есть какая-то безысходность? Моросит… Ветрено… Темнеет… А знаешь, почему? Не на кого жаловаться. И не с кем бороться.
- От большинства людей остается только тире между двумя датами.
- То и дело слышу: "Жорес не учел, Герцен не сумел, Толстой недопонял...". Словно в истории орудовала компания двоечников!
- История - наука, которая делает человека гражданином.
- Принципами не пообедаешь, не поправишь здоровье, не согреешься.
- А принципы не шашлык, не витамин B12, не грелка. Некоторые чудаки ради них жертвуют обедом. Бывает плата и подороже, в 41-м, под Вязьмой, мы с тобой это хорошо понимали...
- Сеешь разумное, доброе, вечное, а вырастает белена с чертополохом.
Подготовлено порталом ГодЛитературы.РФ