Все это и многое другое можно узнать на мультимедийном портале "Литература Алтая", который сделан на средства гранта, предоставленного губернатором Алтайского края. Инициатором создания портала стал кандидат филологических наук Сергей Мансков.
Сергей Анатольевич, в литературе Алтая много "белых пятен", над которыми ломают голову исследователи?
Сергей Мансков Да кто ж знает? Вполне допускаю, что кто-то из наших земляков сидел дома и "писал в стол" великий роман, который не был опубликован. Дмитрий Петрович Бак, российский литературовед и литературный критик, директор Государственного музея истории русской литературы имени В. И. Даля, как-то мне рассказал, что им принесли бесценные архивы. Обычный мужик увидел коробки с рукописью рядом с мусорным контейнером. Принес их домой, почитал и понял, что надо передать специалистам. Это не великая рукопись, но и не пустышка, написана она человеком, жившим в эпоху Михаила Булгакова. Ученые института сейчас пытаются установить автора. Знаю, что в ГМИЛИКА лежит неопубликованный восьмой том могучей эпопеи "Чураевы" Георгия Гребенщикова. Это "белое пятно" ждет своего часа. Знаю, что в ГМИЛИКА хранится неопубликованная книга о Гражданской войне известного алтайского писателя.
Каким вам представляется будущее литературы Алтая?
Сергей Мансков Сложно судить. Большинству нынешних наших писателей не хватает гигантского жизненного опыта, который был у предыдущих поколений. Сегодня зачастую как - сел за стол, чего-то придумал, накопал в интернете, попутешествовал по своим мирам, написал книжку. Читаешь - вроде интересно, но нет полета, свидетельствующего о том, что перед тобой большая литература. Взять Володю Токмакова с его талантом предсказателя. В одном из токмаковских произведений есть история про то, как бомж находит разрушенную могилу горного офицера. Через неделю после публикации книги при строительстве храма на горе у Оби обнаружили захоронение с останками горного офицера. Последняя книга автора - "Танец маленьких королей" - в том числе о войне своих со своими. Правда, для меня это не роман, а конспект романа - несколько сюжетных линий не завязались в узел. Ключ вставлен в замочную скважину, но не провернут.
На Алтае, особенно в горной его части, немало мистических, загадочных мест. Как это отразилось в нашей литературе? Понятно, что в советский период торжествовал социалистический реализм. Ну а во все остальные времена?
Сергей Мансков Начнем с того, что в основе литературы Алтая лежит миф о Беловодье - месте мистическом. И я бы не сказал, что в советское время мы далеко отошли от этого. Мистика Алтая никуда не уходила и не отпускала писателей. Доктор филологических наук Александр Куляпин, готовивший том в пятитомную антологию "Образ Алтая в русской литературе", нашел тому подтверждение в рассказах Виталия Бианки, Ивана Ефремова, Валентина Катаева, Константина Паустовского, написанных в сороковые годы. Если взять пласт 1950 - начала 1960-х годов, там интересна тема целины - тоже в своем роде земли обетованной, и отношение к ней было весьма неоднозначным из-за урона, наносимого природе. Достаточно упомянуть "Бабье поле" Евгения Гущина и "Дороги в горах" Ивана Кудинова. Если говорить про сегодняшний срез, то есть произведения Валерия Котеленеца, есть Токмаков и крепкий беллетрист, носитель массовой культуры Андрей Коробейщиков, были Сергей и Ольга Бузиновские с их "РО" и "Тайной Воланда". Мистика ныне крайне востребована.
В современной литературе в моде нон-фикшн. Как на Алтае чувствует себя этот жанр?
Сергей Мансков Прекрасно. Достаточно упомянуть Михаила Гундарина, живущего теперь в Москве. Он крепко стоит на этой золотоносной литературной жиле. Написал интересную биографию Евгения Попова. А потом вместе с Поповым они написали биографию Фазиля Искандера, попавшую в длинный список премии "Большая книга".
Иногда приходится слышать, что Шукшин невольно заслонил собой других классиков - например, поэта Ивана Жданова, который за рубежом, наверное, не меньше известен, чем Шукшин.
Сергей Мансков Если бы Георгий Дмитриевич Гребенщиков жил в эпоху кинематографа, был режиссером и актером, еще неизвестно, кто был бы более знаменит - он или Шукшин. То же самое можно сказать об Иване Федоровиче Жданове с космическим уровнем таланта. Это нисколько не умаляет масштаба личности Шукшина, но его популярность в большой степени связана с кино. Сегодня все знают Егора Прокудина из "Калины красной", но мало кому знаком шукшинский Степан Разин.
В семидесятые-восьмидесятые годы Василия Макаровича стали дружно причислять к разряду "писателей-деревенщиков", ставя его в один ряд с Валентином Распутиным и Василием Беловым. Но наши местные ученые-шукшинисты, которые, понятное дело, копали и копают глубже всех, говорят: "Да какая деревня? У него совершенно другая проблематика". Его герои постоянно пребывают в состоянии философского выбора.
У вас выходят увлекательные просветительские интервью на местном телевидении. Если бы появилась такая возможность, открылся бы на часок некий портал времени, с кем из алтайских литераторов прошлого вы составили беседу?
Сергей Мансков С огромным удовольствием - с Вячеславом Шишковым или Георгием Гребенщиковым. Вячеслав Яковлевич по своему складу был рубахой-парнем, хлебосолом. Например, в Пушкине (Царском Селе) он прожил два десятка лет и, если человек из Сибири попадал к нему в гости, Шишков обязательно наливал гостю три рюмки водки и кормил пельменями. Думаю, с ним коммуникация была бы идеальной. Не представляю, как бы составилась беседа с Гребенщиковым… Георгий Дмитриевич был человек от сохи, мог ходить "врукопашную" с Буниным, Мережковским, Гиппиус, университетской профессурой в Томске. Где бы ни жил, Гребенщиков брался строить - во Франции на Лазурном берегу, в Америке, где благодаря ему появилась целая деревня Чураевка с православным храмом. А как интересно было бы пообщаться с Николаем Михайловичем Ядринцевым! Я его хорошо представляю: надушенный, с галстучком, платочком, благородные манеры.
Назовите пять самых значимых, на ваш вкус, имен литераторов Алтая.
Сергей Мансков Безусловно, Гребенщиков, Шишков, Жданов и Шукшин. А дальше… Сейчас же обидим кого-нибудь. Важно понимать, что многие наши писатели - плоть от плоти своей эпохи. К примеру, Евгений Гущин. Прочитав все его произведения, я поразился, насколько тонко он чувствовал нерв времени и до какой степени ушедшей натурой является сегодня. Его повесть о том, как мучает совесть человека, укравшего пиломатериал со своего предприятия, - кто сейчас это поймет? Или же вот не смог человек задержать браконьера, не догнал - с кем не бывает! Но чтобы убиваться по этому поводу? Таких героев в наше время не сыщешь… А кто все-таки пятый? Хочется, чтобы кто-то и драматургию представлял. Значит, Александр Строганов, пьесы которого хорошо известны в нашей стране и за ее пределами.
Кстати, почему у нас так бедно с драматургами?
Сергей Мансков В отличие от Новосибирска или Екатеринбурга Барнаул не театральный город. Первый печальный звонок прозвучал еще в восьмидесятые годы, когда из театра кукол выжили Евгения Гиммельфарба, ставшего мировой знаменитостью режиссера, который соединил в одном пространстве эстетику человека и куклы. Так же потом "скушали" других талантливых режиссеров - Владимира Золотаря, Романа Феодори, Митю Егорова. Можно по-разному относиться к некоторым фрагментам их творчества. Мне, например, у Золотаря не нравилась эстетика его "Гамлета", но это был факт театральных поисков и все равно чувствовался талант режиссера. Барнаул скорее музыкальный город. Наша фортепьянная и скрипичная школа, пожалуй, одна из лучших в России.
Если житель Алтайского края или выходец из этого региона хочет ощущать себя просвещенным в литературе человеком, какие произведения наших земляков ему непременно стоит прочесть?
Сергей Мансков У меня нет готового списка. Если навскидку, то обязательно надо прочитать "Осенью", "Беседы при ясной луне" и другие пронзительные рассказы Шукшина (надо понимать, что произведения Василия Макаровича не для того, чтобы радоваться). У Гребенщикова - "Егоркино детство" (особенно детям), "Чураевы", "Былина о Микуле Буяновиче". У Шишкова - злую и суровую "Ватагу". А вообще крепких, интересных произведений много - тут уж какие предпочтения у конкретного читателя.