Авторы либретто Михаил Марфин и Евгений Муравьев сохранили фабульную канву романа, переименовав обнищавшего князя де Валентена в князя Валентина; Растиньяк не без потерь расстался со своим именем, давно ставшим нарицательным, - теперь он вполне опереточный и уже не очень страшный Ростовцев. Зато верная любви Полина осталась Полиной, неприступная графиня Феодора - Феодорой. Вместо Сены Валентин теперь готов броситься в Невы державное теченье - ее волны угрожающе перекатываются на заднике сцены. Все остальные аксессуары развращенного общества - от визгливого публичного дома до расшитого бархатом петербургского театра - неотличимы от парижских. Фаустианская мораль актуальна везде и всегда, так что материал для мюзикла выбран точно: здесь и мелодрама, и нужная доза назидательности, и фраки и рубища, и дамы как пониженной, так и повышенной социальной ответственности, и любовь, и смерть, и зловещий хохоток неотвратимой судьбы.
Сценограф Владимир Королев нашел решение емкое и эффектное: конструкция-трансформер может мгновенно обратиться из моста над Невой в будуар Феодоры, театральный разъезд или залу модного высокогорного курорта, где загнавший себя в угол герой бросит вызов постылому свету. Лейтмотивом действа и его эмоциональной пружиной выбран брутальный балет с отчетливой печатью развращенности в гриме, костюмах и повадках. Хореографы Юлия и Николай Михайловы добились от танцовщиков редкой в репертуарном театре наступательной, даже угрожающей энергетики, их выходов с особым интересом ждал зрительный зал, взрываясь восторженными аплодисментами. Дома, в Кемерово, спектакль идет под живой оркестр (дирижер Татьяна Терещенко включена в состав номинантов на премию), а на выезде театр работал под "минусовку"; в отличие от только что показанной тюменской "Семейки Аддамс", запись здесь не сковывала актеров, и необходимый драйв они держали отлично: он уже был в них заложен.
Премьер театра Владимир Жуков определяет вокальный уровень спектакля: его сильный, богатый обертонами голос передает все оттенки этой взбалмошной, эгоистичной, вздорной, подверженной соблазнам, но при этом сентиментальной натуры питерского Дориана Грея. Увы, либретто слишком часто заставляет героя злоупотреблять текстами назидательными, растолковывающими идейный смысл роли, а режиссура в финале вынуждает актера имитировать вокалом физическую немощь, уже жертвуя и вкусом, и чувством меры.
Спектакль поставлен авторитетным семейным дуэтом Кимом и Валерией Брейтбургами, и его стержень, как и должно быть в неподдающемся жанре мюзикла, - музыка, написанная Кимом Брейтбургом. В выборе стилевого решения автор явно руководствовался желанием приблизить свое создание к вкусам и навыкам молодых зрителей - рок трактуется как определяющий знак нашего времени, наиболее верный способ соединить действо расчетливо-сентиментального романа XIX века с темпераментом поколения Z, тоже алчущего всего и сразу, - достучаться до него. Судя по реакции зала, расчет оправдался: публика откликалась на привычные позывные радостным свистом. Но к осуществлению замысла остаются вопросы: музыка получилась бодрая, взвинченная, иногда с включением опереточного "каскада" и раздумчиво меланхоличных номеров типа "Петербургских окон". Но в ней нет выразительных музыкальных характеристик ни персонажей, ни тем более времени и места действия: она и не петербургская, и не парижская, а скорее усредненно дискотечная. Стартовое фортиссимо быстро становится монотонным, развиваться музыкальной драматургии уже некуда - ее в спектакле, похоже, нет даже в замысле. Впрочем, бесформенность музыкальных структур - фирменная беда пущенного на конвейер отечественного мюзикла.
В целом сибирский театр, приехавший покорять одну из музыкальных столиц страны, предстал амбициозным, богатым талантами, актерски сильным коллективом; его "Рок", думаю, вошел в число первых претендентов на премии не слишком щедрого на яркие театральные впечатления конкурса.