Вообще-то бывший министр культуры и сам был заявлен в качестве спикера, чем, вероятно, и объяснялось полное заполнение зала "Лекторий" в полдень понедельника, но не доехал. Профессор Мягков, как и полагается заместителю, прекрасно его заместил. В своем ярком выступлении, выдающем опытного лектора, он обрисовал особенность новой серии. Тома ее посвящены очень разным и очень ярким личностям, во временном интервале от Ивана Калиты (XIV век) до конца XIX века - великим князьям, царям и императорам. Будучи абсолютно разными по менталитету и стилю правления, все они вошли в историю как "собиратели земли русской". "Нет правителя, который не был бы собирателем", - убеждён Михаил Мягков.
Уникальность серии в том, что история правителей показана с разных ракурсов. В одной книге собрано лучшее из художественной, исторической и мемуарной литературы. Так, знаменитый роман Алексея Толстого "Петр I" выпущен в трех томах, причем полтора последних тома посвящены комментариям классических историков, придерживавшихся самых разных мнений, от Ключевского до Соловьева, и свидетельствам очевидцев-современников.
Кроме Петра I, первые выпуски серии посвящены личностям Александра Невского и Владимира Красна Cолнышка. Причем роль биографа двух легендарных древнерусских князей "доверена" Борису Васильеву - гораздо более известному как писатель-фронтовик, один из зачинателей "лейтенантской прозы". "Борис Васильев раскрылся с другой стороны, как зрелый писатель, написав роман про Александра Невского. Это редко когда бывает, но бывает", - подчеркнул профессор Мягков. Впрочем, и авторы, и комментаторы серии - не только классики, но наши современники, писатели и историки.
Том об Александре Невском сопровожден воспроизведением канонического жития. Зачем? Ведь еще Ключевский писал, что житие так же соотносится с биографией, как икона с картиной.
А затем, что сейчас "появилось столько апокрифов про Александра Невского, что каноническую синодальную версию уже не найдёшь".
Но назначение серии - не воспроизводить жития, а давать исторических деятелей во всей их полноте и объеме. Так, Ивана Грозного мы должны рассматривать не только через призму опричнины, но и через призму Избранной рады. А XVII век - это не только "бунташный век", как учили в советской школе, но и век русской Сибири. Переселенцы общались, женились, и из Москвы махнули рукой на то, что пили с местными жителями кумыс в пост.
Или взять николаевскую эпоху; к Николаю I относились как к человеку, при котором апогея достигло крепостничество, а к николаевской России - как к "жандарму Европы". Но после разгрома Наполеона Россия стала единственной сверхдержавой; да, она выполняла и "жандармские" функции, но она же предохраняла Европу от внутренних неурядиц и войн, дала ей возможность развиваться.
В непосредственных издательских планах - дореволюционный период, а потом перейти и к советскому. Хотя в нем, разумеется, всё еще более неоднозначно и к тому же "горячо", потому что близко. Достаточно сказать, как напомнил профессор Мягков, что большевики изначально плохо относились к Российской империи и отказались считать себя ее правопреемниками (что позволило не платить царские долги), но с 1932 года повернулись к имперской символике и риторике, а во время Великой Отечественной войны вернули в армию офицерские звания.
Полная версия на портале ГодЛитературы.РФ.
В Москве открылась Международная ярмарка интеллектуальной литературы non/fictio№24