"Дорогой Дмитрий! Владимир Андреевич Костров ушел, а нежность осталась.
Он с порога огорошивал студентов-первокурсников: с ходу читал стихи. Так было и в сентябре 2000-го. В окна Литинститута врывалось солнце.
Брать и делать энергично, с ходу - его манера. Этому он учил на семинарах. Говорил мне: "Бросьте! - это вяло, неинтересно, не пишите так. Это медитация. Начинать надо сразу, а потом - просто, по существу. Когда-нибудь вы сможете писать тонкие пейзажные стихи".
Когда несколько лет назад Академией наук готовилось полное собрание сочинений Тютчева, за помощью обратились к Владимиру Андреевичу.
Перевести Тютчева с французского на родной без искажений мог только он. Тонкие нюансы красок и чувств с юности давались ему легко.
В одном из интервью Костров заметил: "Подобно математике, язык служит инструментом познания. Чем более он совершенен, тем он точнее говорит о явлениях жизни. К сожалению, в наше время язык претерпевает надругательство над собой. Несовершенный язык - это все равно, что ошибочная математика".
Когда мы прощались в 2000-м, он крепко и неловко жал мне руку и долго и грустно смотрел в глаза. Я, 21-летняя студентка, уходящая в академ в ожидании прибавления в семействе, наивно частила: все хорошо, мы обязательно встретимся.
"Навряд ли, - скептически ответил Владимир Андреевич, - если и вернетесь в Литинститут, у вас будет другой руководитель..."
И тут же улыбнулся, собрав в лучики аскетично-сухое лицо: "Многие люди, отучившиеся в Литинституте, так и не стали поэтами. А многие хорошие поэты так и не закончили Литинститут".
Напутствие Кострова оказалось провидческим. С рождением сына мне пришлось перевестись в вуз поближе к дому. В Литинститут я не вернулась.
С тех пор Владимира Андреевича видела только раз: на сцене Зала Церковных Соборов храма Христа Спасителя, где в мае 2018 года он получал Патриаршую литературную премию, а я издалека ловила его в журналистский объектив.
Когда Владимир Андреевич попал в кадр, моему взгляду стало больно: поднимаясь на сцену, он с усилием опирался на чьи-то руки. Он близоруко вглядывался в мир, напоследок стараясь запомнить его прекрасным.
***
- Морозным вздохом белого пиона
- Душа уйдет в томительный эфир...
- Молитвою отца Серапиона
- Я был допущен в этот горький мир.
- Был храм забит - меня крестили в бане,
- От бдительного ока хороня.
- Теленок пегий теплыми губами
- В предбаннике поцеловал меня.
- И стал я жить, беспечен и доверчив,
- Любил, кутил и плакал на износ.
- Но треснул мир, и обнажилась вечность.
- Я вздрогнул и сказал: "Спаси, Христос!"
- Спаси, Христос! Кругом одна измена,
- Пустых словес густые вороха.
- Свеченье молока и запах сена
- Смешались с третьим криком петуха.
- Ликует зверь... Спаситель безутешен,
- Но верю, что не отвернется Он,
- Все знающий: кто праведен, кто грешен.
- Он воронье отгонит от скворешен...
- Тяжел твой крест, отец Серапион.
***
- Мы - последние этого века,
- Мы великой надеждой больны.
- Мы - подснежники.
- Мы из-под снега,
- Сумасшедшего снега войны.
- Доверяя словам и молитвам
- И не требуя блага взамен,
- Мы по битвам прошли,
- Как по бритвам,
- Так, что ноги в рубцах до колен.
- И в конце прохрипим не проклятья -
- О любви разговор поведем.
- Мы последние века.
- Мы братья
- По ладони, пробитой гвоздем.
- Время быстро идет по маршруту,
- Бьют часы, отбивая года.
- И встречаемся мы на минуту,
- А прощаемся вот навсегда.
- Так обнимемся.
- Путь наш недолог
- На виду у судьбы и страны.
- Мы - подснежники.
- Мы из-под елок,
- Мы - последняя нежность войны.
***
- Беру костыль, опять меня мотает,
- И самому себе твержу: держись!
- Презренного металла не хватает
- На скромную оставшуюся жизнь.
- И точно не оставлю я наследства
- Благодаря аптекам и врачам.
- Мне много лет. И я впадаю в детство.
- Но мама не утешит по ночам.
- Но продолжает Божий мир вращаться,
- Наркоз стихов кончается уже.
- И лишь душа не хочет возвращаться,
- Таится, словно утка в камыше.
- Мир полон и больных, и без гроша,
- Но унывать - нестоящее дело.
- И потому прошу тебя, душа:
- Не покидай страдающее тело.
***
- Просыпаюсь от сердечной боли,
- Но зимою дымной не умру,
- Доживу до лета, выйду в поле,
- Постою без кепки на ветру,
- Поклонюсь цветам, деревьям, селам,
- Покачаю буйной головой...
- Я хочу от вас уйти веселым
- Узкою тропинкой полевой.
- Поздними прозреньями не маясь,
- Не в больнице двери затворя,
- А случайным встречным улыбаясь
- И за все судьбу благодаря.
- Пусть для вас дожди слетают с ветел
- И поет вечерний соловей,
- Я же вам оставлю только ветер,
- Летний ветер Родины моей.
60 лет назад вышла в свет первая книга Владимира Кострова. Она называлась "Первый снег".
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru