Он не должен был стать разведчиком и уж тем более советским нелегалом. Он вообще не должен был оказаться в нашей стране. Он начинал свою жизнь в "особых условиях" с такого круглого нуля, что о головокружительной карьере, им самим и сделанной, нельзя было даже мечтать. Он добывал секреты, обходя немыслимые кордоны. Он стал, редчайшая честь, Героем Советского Союза...
И человеком, чей семейный очаг был разрушен нескончаемо долгим его отсутствием. И отцом трагически погибшего единственного сына. И великим нелегалом, преодолевшим все, что только можно преодолеть там. И закончившим жизнь под шальными колесами случайного автомобиля здесь, в нескольких шагах от родного московского дома.
Все это о полковнике-нелегале Евгении Ивановиче Киме. Триумфы и трагедии одного из символов нелегальной разведки слились в клубок из оборванных нитей, не имеющих ни конца, ни начала.
Приходится опускать немыслимые, лишь нескольким людям разведки известные, подробности его оперативной работы. Как и некоторые важные детали биографии типа страны, где десятилетиями действовал советский нелегал.
Ким Ен Чер, это его настоящее имя, седьмой и младший ребенок в большой крестьянской корейской семье. Отец тянул, как мог, шестерых сыновей и дочку, но рано умер. Из нищеты детей вытаскивала мама, с которой наш Герой, несмотря ни на какие разлуки, сохранял трогательные отношения до конца ее дней. В довоенные годы в Корее для детей бедняков образование заканчивалось на начальной школе. Однако Ким Ен Чер отличался не только прилежанием, чем в его стране было никого не удивить, но и явными способностями, а в изучении языков - и талантом. Да еще губкой впитывал все то хорошее, что веками развивалось в древней культуре Юго-Восточной Азии.
В 1942 году семья оказалась на Сахалине. Жили в поселке, переименованном в 1947 году в город Шахтерск. После Второй мировой принадлежал он уже СССР. Закончил семь классов, что для ребят из семей откровенно бедных считалось тогда уже достижением, и пошел работать техником: есть-то надо. Но учеба тянула, занимался вечерами сам, без учителей, и эти его сверхусилия заметили, вернули в школу - сразу в девятый. Кима, признанного лучшим учеником, особенно тянуло к наукам гуманитарным. Школьником, в 1953-м, принял советское гражданство, вступил в комсомол.
Как отличника-активиста Ким Ен Чера отправили в Москву в Центральную комсомольскую школу. Но столица не понравилась, оттолкнула. Что ж, бывает. И решил Ким увидеть прекрасный город - колыбель трех революций Ленинград. Сам не понял почему, но дешевенький билет на сидячую боковушку в плацкарте взял только в один конец. Может, уже тогда пробудилось в будущем нелегале обостренное чутье? И возможно, совсем неслучайно попалось ему на глаза объявление о приеме на факультет восточных языков Ленинградского университета? Не подозревая, что поступает в престижнейший вуз, где на место претендовало 22 человека, отлично сдал все экзамены, особо блеснув знаниями сложного языка, практикуемого в Азии.
Но кроме учебы, где почти не было ему равных, требовалось и еще одно, очень важно-банальное, что давало возможность существовать, - деньги. Конечно, немного помогала стипендия в 290 рэ, жил бесплатно в общежитии. А выручала отнюдь не гуманитарная ночная погрузка-разгрузка вагонов. На хлеб с чаем, иногда и с маслом, хватало. Потом подрабатывал переводчиком в институте зоологии, где неожиданно увлекся и этой наукой. Да так, что поступил на заочку факультета биологии университета.
Редкий случай - одновременно учился на двух факультетах, очном и заочном. И оба закончил отличником. Предложение о поступлении в аспирантуру востфака виделось логичным продолжением мечты о научной карьере. Но...
Читающие материалы о разведке уже догадываются, что последовало за этим "но". Может, его заметили еще в 1957-м в штабе Всемирного фестиваля молодежи и студентов, где он впервые публично продемонстрировал навыки работы с языком и с иностранцами? Как бы то ни было, в 1960-м Кима пригласили в разведку, причем нелегальную. Интенсивная учеба по 12, а то и по 14 часов в день один на один с "тренером" продолжалась три года. Обычно и этого бывает мало. Но не в случае с Ким Ен Чером. Рискну предположить, что удалось "сэкономить" на языке, в совершенстве и естественным путем освоенном в детстве.
Вот как об этом пишется в официально рассекреченном документе ("...Занимался освоением новых для себя профессий по прикрытию, изучал различные спецдисциплины и иностранные языки. Прошел подготовку по страноведению, приобрел навыки в области оперативной психологии, конспирации и обеспечения безопасности. Весьма интересной была дисциплина, касающаяся организации связи. Он освоил радиоаппаратуру, научился приему и передаче радиосообщений, пользованию аппаратурой ближней связи, проведению тайниковых операций и использованию сигнализации, работе с шифрами. Тренировался выявлять наружное наблюдение. Особое внимание при этом Е.И. Ким уделял спорту, занимался борьбой самбо, лыжами и плаванием". Набор - полный!
Неожиданным может показаться лишь язык, усердно изучаемый в тот период, - испанский. Для его полного совершенствования Ким Ен Чер два года прожил в стране, где этот язык был основным. Выскажу предположение: легенда, по которой в дальнейшем предстояло жить нелегалу, была исключительно непроста. Она предполагала, что в "особых условиях" Ким проработает три, ну четыре года и вернется домой к жене, только родившемуся сыну и в родное управление внешней разведки.
В 1966-м советское торговое судно высадило его в порту одной страны. И началась работа. Стараниями нелегала пошла она исключительно успешно. Настолько, что прерывать ее, ведущуюся для обеспечения безопасности СССР в неимоверно тяжелой обстановке, было бы нецелесообразно. Командировку продлили до десяти лет. И сразу начали готовить жену Кима, которая после окончания обучения должна была к нему присоединиться, деля все тяготы (и радости тоже) совместной боевой работы и семейной жизни.
Тут позволю задать себе и только себе наивный вопрос: а как бы смогла жить, не привлекая внимания, в сугубо азиатской стране простая советская женщина с типично славянской внешностью? Наверняка все было предусмотрено в сложнейшей легенде, которую, увы, так и не пришлось опробовать. Супруга, используя терминологию разведки, "сошла с подготовки". Языки ей ну никак не давались.
Отсутствие лингвистических способностей обернулось чисто семейной, однако трагедией. Два любящих человека были обречены на долгое расставание. Брак угасал. Хорошо, родился сынишка, призванный радовать родителей. Командировка нелегала, принявшего в 1978 году по советским официальным документам имя Евгения Ивановича Кима, затянулась почти на тридцать лет. И продлилась бы даже дольше...
Нелегал удивительно быстро сроднился со страной пребывания. Вот уж кто никогда не был для нее чужаком. Освоился. Закрепился. Приступил к выполнению задач в стране чувствительной, порой непредсказуемой, очень для нас важной. Пошли вербовки. Он получил постоянный доступ к ценнейшей разведывательной информации. О том, каких карьерных высот он там добился, свидетельствует удивительнейший факт. Был Ким на таком верху, что однажды столкнулся буквально лицом к лицу со своим бывшим начальником Александром Шелепиным и его переводчиком - сокурсником по университету. Экс-председателю КГБ тут бы не подать виду, пройти мимо, не зря же учился несколько лет у своих подчиненных, а он бросился обниматься. Рядом представители местной власти, среди которых наверняка и люди из секретных служб... Вот он, типичный провал. Но неимоверным образом обошлось. Тем более поразительно: ведь режим в стране - жесточайший, пронизанный подозрительностью. Контрразведка бесцеремонная, приучившая поголовно все население к доносительству. У нелегала ни минуты на расслабление, постоянная концентрация.
Все это сказывалось на здоровье, на зрении. Болел тяжело, но на ходу. Оставался фактически единственным вжившимся в местные условия нелегалом высочайшего класса. Работы не прерывал, хотя из Центра предлагали в случае необходимости вернуться. Но кто вместо него? Ким был незаменим и понимал это, каждый раз извещая Москву, что продолжит. И даже когда сообщили, что он может попасть под подозрение из-за предательства иуды Олега Гордиевского, Ким рискнул остаться.
Приведу строки из хранящегося в Центре совершенно секретного личного дела Ким Ен Чера, сменившего в 1978 году имя на Евгения Ивановича Кима:
"Будучи в стране со сложной агентурно-оперативной обстановкой, нелегал с чувством высокой ответственности относился к выполнению поставленных задач, успешно справился с ними, проявил при этом высокие морально-психологические качества, показал себя политически зрелым и оперативно грамотным разведчиком. В решении оперативно-разведывательных вопросов действовал смело, целеустремленно, с проявлением инициативы и творчества, добился на этом направлении конкретных результатов. Им добыта и направлена в Центр разведывательная информация, которая получила высокую оценку".
Сухо, официально, зато понятно. Разве не триумф?
Десятилетия шли. Не могли они не нести с собой перемен. Часто печальных. Брак его окончательно распался. Почти невозможно годами оставаться один на один с ночью. Ким познакомился с местной жительницей. Сообщил об этом в Центр. Изучал избранницу, завербовал (да, именно так) и, получив разрешение, связал с ней судьбу. Обучил, и она помогала Киму, став радисткой-шифровальщицей.
Давайте время от времени предоставлять слово самому Герою, полностью сохраняя его своеобразную манеру повествования, совсем не напоминающую официальную. Оставленные им воспоминания, скорее, короткие записи, это позволяют.
"Мама умерла, когда я был в командировке. В один из отпусков меня отвезли к ней на кладбище. Стояла зима, и все могилы были засыпаны глубоким снегом. Я безуспешно пытался искать место, где она покоилась. Хотел встать перед ней на колени и положить к подножию памятника полученную буквально накануне Звезду Героя Советского Союза. Ведь это ее награда, она меня таким воспитала. Слезы катились по моему лицу, и я ничего не мог с этим поделать. Про себя попросил у матери прощения за то, что так долго к ней ехал".
Он любил сына. Вырываясь в Москву, встречался с ним. Признавался, что "на земле больше нет никого, кроме этого единственного, живущего вдалеке от тебя сына...". Мальчику объясняли постоянное отсутствие отца: он служит глубоко засекреченным испытателем космической техники. И тот верил.
"Сын долгое время даже не подозревал, кем я работаю. Будучи в отпуске, я попросил у нашего руководства разрешение продемонстрировать своему ребенку многочисленные награды, в том числе и Звезду Героя. Санкция была получена, и вот, на конспиративной квартире, я неожиданно вышел к сыну при полном параде, в пиджаке, тяжелом от орденов и медалей. Немая сцена... Хороший был мальчик. Скромный, трудолюбивый, послушный. Из него со временем могла бы выйти неплохая смена для меня. Жаль, что так рано ушел из жизни..."
Весть о гибели сына настигла отца в чужой стране. Мальчик утонул во время купания в пионерлагере. Не было в жизни Евгения Ивановича Кима ничего более трагичного.
"...В ходе моей работы я встречался с многими хорошими людьми. Я всегда благодарю Бога за то, что Он свел меня с этими достойными людьми. Встречались порой в их среде и недостойные, но они все ушли, они были не в состоянии вынести подобное бремя. Для этого нужно особую смелость иметь. Не каждому дано такое качество. В качестве примера припоминаю произошедшее со мной в связи с трагической смертью моего сына. Я очень долго не мог смириться с этим, вынести это. Вечером я получил сообщение о том, что моего сына не стало. Было где-то около девяти. Машину я оставил километрах в двух от места встречи с представителем Центра. Я на место контакта машину никогда не вожу. Я ее бросил и прошел пешком. Одновременно и лишний раз проверился, нет ли "хвоста". Работы было очень много, я ответственно относился к подобным вещам. Но когда я получил ту весть, я сам не могу понять, как это получилось, что со мной было. Это как бы вторая жизнь, параллельная реальность, в которой делаешь все на автомате, не понимая, что с тобой происходит. Бывает у человека такое состояние. Тот человек, который вышел на встречу со мной, испугался, он меня приобнял, не зная, как меня успокоить. Но я вел себя внешне спокойно: не кричал, не прыгал, ничего. Я просто как будто сознание потерял. Я просто шел и шел себе. А он... По нашим правилам он должен был давно уйти, сообщил и ушел - вот как надо. Как можно скорей. А он шел рядом со мной. Туда, где стояла моя машина. Лишь за несколько шагов до нее, он знал ее номер, он отстал, сказав: "Евгений Иванович, будьте осторожны! Если что, я готов с вами поехать". Я ему отвечаю: "Ради Бога, не надо! Этого не надо делать. Сначала вы уходите как можно скорее отсюда, потом я уеду". Потом уже, конечно, он исчез. Я сел, поехал. Вы знаете, куда я поехал? Я сам не знаю, для чего я туда поехал. Поехал в другой крупнейший город, который находился в пятистах километрах. И вот, по так называемому хайвею, скоростной дороге, по которой можно в ночное время гонять со скоростью двести пятьдесят километров в час, я и несся. Обычно я в тот город ездил два-три раза в году, на скоростном поезде. На машине туда ни разу не добирался. Я ехал, ехал. К утру прибыл туда. Как будто какие-то дела там у меня есть. Я сошел с этой скоростной дороги, машинально куда-то свернул, в какой-то переулок, все еще не понимая, куда приехал. А потом внезапно как бы пришел в сознание: "Зачем я здесь?" Всю ночь ехал и к утру только немного пришел в себя. Я сильно рисковал. Меня в таком состоянии подстерегала масса опасностей, тысячи опасных моментов. Это, во-первых, скорость. И потом хайвей почти все время как бы по мосту проходит. И только утром я осознал, насколько опасной была та поездка. Чтобы вынести такое известие, нужна сверхчеловеческая сила. И вот его не стало... Стало быть, никакой цели в жизни больше нет. Да еще страна, которой ты служил (имеется в виду распад Советского Союза в 1991-м. - Н.Д.), ее тоже не существует. Бывает и такое в нашей работе".
Последние годы работы в "особых условиях" складывались для нелегала трудно. Чувствовал, что тучи над ним сгущались. Причина оставалась непонятной. Можно предположить, что предавал кто-то из тех, кого полковник, возвращаясь временами в отпуск в Москву, считал своими. И здесь он был на грани трагедии, которую удалось избежать. Центр сумел предупредить Кима об опасности. Командировка длиной в три десятилетия была завершена.
Многолетний руководитель советской нелегальной разведки Юрий Иванович Дроздов, никогда не называя имени Героя-нелегала, рассказывал мне о встречах с Евгением Ивановичем Кимом уже после его окончательного возвращения. Полковник переживал распад страны, которой служил, как личное горе. Не мог смириться, принять вроде бы логичные объяснения. И эта боль тоже была с ним, не уходила. Он не давал волю эмоциям, хранил глубоко в себе. Наверняка от этого нести тяжесть всех утрат было еще тяжелее.
Но Евгений Иванович не сдавался. Помогал молодым преемникам, выбравшим ту же крутую дорогу. Был с ними предельно искренен.
"Чтобы стать разведчиком, нужно быть универсально подготовленным, образованным человеком... И потом, нужно бесконечно любить и свою Родину, и страну, где ты находишься... Нужно быть бесконечно добрым человеком. И нужно, чтобы вас любили за это все и всюду. Чтобы обеспечить себе безопасность, вы не должны иметь ни единого врага. Трудолюбие также залог успеха в нелегальной разведке. При подборе кадров нужно именно человека трудолюбивого, трудоспособного искать. Никто за вас ничего не будет делать. Нелегальная разведка - это именно "один в поле воин". Даже если нелегал молодой человек и женился на иностранке, эта его жена не должна знать кто он. Такой закон".
Трагедия унесла его жизнь 12 ноября 1998-го. Переходя улицу, был сбит машиной.