Между Парижем и мультиваркой
- Заходите, - зовет в основательный двухэтажный особняк Ольга Владимировна.
Она ведет в тот самый дом сопровождаемого проживания "Маяк", которого по законам здравого смысла не должно быть, а он живет поверх барьеров. Просто врачи убедили безутешную мать: есть шанс, что Женя заговорит, или болезнь не обострится, если он будет в кругу себе подобных. Среди тех, у кого нервы оголены настолько, что своих они считывают, а не своих умеют располагать, когда вместе. И вот особенные уже не дети представляются. Но поверить, что они взрослые, работают на пилораме, в сыроварне и в пекарне, да еще учат людей вокруг воспринимать особенных людей равными, не получается. То, что смущенному Артуру Кужагулову или "большому" Юре Пшеничка по 31 году, а "маленькому" Юре Образцову - 23, тоже не верится. По виду им от силы 13-15 лет, а руку пожимают совсем как дети.
- Дети и есть, - знает, что говорит Ольга, - еще не то увидите. На следующий день познакомила с Таней Скоробогатовой - частью дома, хотя она живет под другой крышей. Девушка старше всех, но выглядит и живет дюймовочкой.
Тем временем парни зовут на второй этаж, где их комнаты. У Юры Пшеничка глаза светятся, когда он показывает своих рыбок в аквариуме. 23-летний Гриша Тюрин и 20-летний Валя Ерцкин молчаливы ровно до тех пор, пока разговор не заходит об их любимых мультфильмах про трех богатырей и Машу и медведя. Молчит только Женя Тимошенко. Он слушает так, будто сейчас что-то скажет. Просто надо подождать.
У Ольги Тимошенко два сына. 30-летний Михаил - восходящая звезда парижской оперы, фрилансер венской оперы и Ковент-Гардена в Лондоне, и 20-летний Женя - особенный, у него аутизм. С мужем расстались, когда Женя был маленьким. Еще недавно никто мысли допустить не мог, что Миша будет жить и учиться в Вене, а выступать в европейских столицах. Как, впрочем, и его мама, и брат Женя после скитаний по клиникам, психоневрологическим интернатам и детдомам разве что чудом построили дом-приют при Иверском монастыре.
Всему "виной" - мультиварка и пубертат Жени. Когда началось взросление, ребенок перестал сосредотачиваться на занятиях в центре "Прикосновение" в Оренбурге. Туда мама два раза в неделю возила мальчика из города Медногорска, где они жили за две сотни км. Врачи посоветовали мальчишке, у которого обострялась болезнь, более привычную среду обитания - таких же, как он, но с легкой формой аутизма.
- Они отвергли его, он их, - вспоминает Ольга, - это был город Гай, интернат. Там часто каждый сам за себя. И новичков задирают. Женя начал драться. Меня давила внутренняя истерика. Не могу назвать это хитростью или тактикой, скорее от отчаяния, в один из приездов в ПНИ я привезла мультиварку.
И чудо-кастрюля не просто объединила. Интернатские дети постепенно отучились есть суп, закусывая его конфетами, а Женя нашел себя в том, что вместе со всеми учил новичков неведомому - делать расстегаи и вареники. Так мультиварка стала предтечей общего дома для восьми парней, взятых Ольгой Тимошенко под опеку. Хотя скитаться пришлось годы. Оренбург с его центрами учебы, восстановления и наличием работы Ольга не потянула финансово. В курортном Соль-Илецке купили участок земли, но Миша Тимошенко не просто победил на очередном музыкальном конкурсе. Его голос с детства приметила директор музыкальной школы в Медногорске, заслуженный работник культуры России Татьяна Майорова. Она помогла ему стать стипендиатом Дениса Мацуева и по творческой цепочке передала Михаилу Ланскому, профессору Веймарской музыкальной школы. Тот, услышав конкурсные записи юного Миши, позвал его на прослушивание и предложил учиться искусству оперы в консерватории в немецком Веймаре.
- Конечно, езжай, сказала я сыну, - вспоминает Ольга, - а сама себе: "Не пройдет конкурс". Куда без языков? Он уехал, меня затянуло в кредиты и поиски спонсоров для приюта. Миша звонит: "Мам, меня приняли". Я почувствовала, что мир уходит из-под ног. У меня нет денег сыну даже на самолет, а счастливый ребенок кричит в трубку, что до начала учебы надо "просто" сдать экзамен по немецкому языку на категорию "С", иначе не примут. "Нет, - говорю и понимаю, что я хуже палача, - давай, как хотел, пойдешь в политехнический университет на инженера. Без куска хлеба с маслом... Он бросил трубку. Сижу как камень. А ну как он "закусится"? Женьки мне мало? Мне стало не просто страшно. Я поняла, что два сына как-то между собой связаны, а я могу эту связь по незнанию не найти.
"Не за что?! А для чего"
И тогда мать на грани нервного срыва, в долгах как в шелках, между отказами спонсоров и метаниями в Медногорск, где у нее работа экономиста, поняла: с ней судьба себя ведет как собака. Ее боишься, она нападает, страх унял, она повернет, куда хочешь. Ради учебы сына в Германии Ольга продала квартиру мамы, не хватило, продала свою, а тут новый удар - категорию "С" по немецкому языку можно получить только в Екатеринбурге за 700 километров. "Как я его сдал - сам не знаю, - вспоминает Михаил. - Даже во сне по-немецки бормотал. Как безумный".
Вскоре сын уехал в Веймар, а Ольга отступила - бездомная, она разрывалась между работой и поездками в интернат к восьми детям в город Гай. Это был дом без дома, но с названием - дом сопровождаемого проживания "Маяк". Мише денег на учебу в Веймаре хватило лишь на 2,5 года из четырех, на остальное время снова пришлось влезать в кредит. Едва мать притерлась к жизни в трех-четырех параллельных реальностях - между больницами, работой, школами, кредитами и ПНИ, и отодвинула в углы памяти надежду на дом сопровождаемого проживания, раздался звонок из Иверского женского монастыря в Орске. Звал духовник монастыря, протоиерей Сергий Баранов.
- И я опять пережила все то, что со мной было, когда боялась отпускать Мишу в Германию, - вспоминает Ольга. - Батюшка мне говорит, что есть дом в сотне шагов от монастыря, а я не могу ни понять, ни поверить, что это дом для нас. Уже нет сил. Я ему: "У меня ни копейки". Он: "Иди и смотри". По дороге к дому как очнулась: батюшка сказал, или я не могу поверить, что жертвователь РПЦ за дом выплатит всю сумму - 4 миллиона? Что-то во мне затеплилось, а увидела дом, сил как не было: стены выморожены, окон нет, в подвале вода, во дворе стеной бурьян... За что?
"Не за что?! А для чего", - вспомнила Ольга батюшку на исповеди, когда пыталась понять, почему именно у нее два таких разных сына.
- "Мам, ну ты "закусилась", - позвонил уже из "Оперы Бастилии", куда после окончания консерватории в Веймаре прошел прослушивание Миша, - не мне тебя учить. Пиши заявки на гранты. Знаешь, почему? Я тоже не верил, что меня возьмут в "Оперу Бастилии". Кто я и... А худрук Академии Кристиан Ширм сам позвонил, сказал, что я принят. Знаешь, куда звонил? В собор Александра Невского в Париже. Я там пел в хоре на рождественской службе. Чуть трубу не выронил. Мам, благая весть пришла в храме. Тебе тоже. Да, кстати, и моя очередь пришла помогать.
Не сразу, но дом зажил. Со светом в окнах, цветами на подоконниках и работящим народом.
Послушание обиды смывает
Идем в монастырь. "На послушание", - опережают вопросы о том, кем там работают парни.
- У нас тут каждый день разное, - делятся 23-летний Андрей Барсуков и 20-летний Максим Лактионов. - В столярной мастерской помогаем на пилораме. В теплице, как у нас дома, пропалываем, поливаем, в погреб кладем заготовки. Но чаще "наши" - сыроварня, пекарня и кондитерская.
Открываем дверь в сыроварню. Ароматы молока, чабреца и томления сыров щекочут нос.
- Ребят ни о чем не надо просить, - вышла навстречу матушка Самуила. - Не успеваем. Раз я отвлеклась на паломников из Москвы, а Максим и "большой" Юра за меня разлили воду по чанам, и уже грузят сыры в тележку. И все с улыбкой. Мы у них учимся такой высоте, когда труд в награду. Что мы? Бабушки-прихожане их "светлячками" зовут.
Ольга Тимошенко потом будет жаловаться: бабушки балуют ее парней. То домашнюю курочку в дом принесут, то повадились конверт с деньгами передавать. "Старушки живут трудно, - делится она, - на пенсии работают. Не беру: "Ребята получают зарплату". Вздыхают: "Не обижай". А у нас хороший урожай томатов уродился. Берут, лишь бы я им не отказала в помощи "светлячкам". Так я поняла, что мои ребята отдают так, что вызывают у людей потребность делиться".
Ольга просит обязательно зайти в монастырский курятник.
- Туда, где "маленький" Юра работает? - спрашиваю.
- Послушание - это вам не работа. Послушание, как дождь и снег, обиды смывает, - поправляет "большой" Юра Пшеничка, - батюшка так говорит.
И спешит в пекарню. Надо ведра с мусором выносить. От расписной избушки-терема зазывно рукой машет Юра "маленький" Образцов. С ходу сообщает, что терем для кур придумал батюшка, сам его расписывал. Юра сюда приходит как в сказку. "Один раз было как в интернате, - Юра сыпет корм рыжим, как солнце в зной, курам, - привезли цыплят, а они в дороге сдохли. И тут дохли".
Вдруг начал оправдываться. Куры не то не перенесли трудную дорогу, не то им было слишком тесно в тереме, и полуживых их куда-то забирали. "Мне отдавали, - признается Ольга, - Я ж простая деревенская девушка, рубила им головы, пока не поздно, так, что насельницы в полуобмороке за стену держались. А куда мне деваться? Мне детей кормить надо".
Но Юра стоит на своем.
- Я никого не виню, - он все сыпет корм, - знаю, что им на меня все равно. Я прибился к таким же, как я, и мне уже не все равно.
Так парень нутром определил, что винить в своих бедах мир все равно, что плевать против ветра в степи. Вот он и его товарищи, как могут, берут ответственность на себя. "Только они ведомые, - признается Ольга. - Оформляли пенсионные карты в банке. Я чуть отвлеклась на кого-то, а два моих пацана уже подписывают бумаги на кредит. Я - орать. Они не понимают: "Как я могу отказать, если меня просят вежливо?".
Формула святого безумия
Учиться отказывать у "Маяка" получается хуже всего. Настолько, что имена двух своих парней Ольга Тимошенко просила не называть. Они почти здоровые. Один уже получил дееспособность и социальное жилье. Другой вот-вот станет "как все" и получит право выбора - переехать в обычный мир или остаться в "Маяке".
- Не буду называть города, чтобы не навлечь на нас гнев и обвинения в неблагодарности, - говорит Ольга, - но полученная квартира пустует. Ладно, что она на четвертом этаже и больному человеку трудно туда поднимать даже продукты. Я ее "квартирой" назвать не могу. Это "апартаменты" в бывшем общежитии, где часть жилья сдается, а часть заселена пьющими. Мы платим коммуналку, но пять лет продавать квартиру не имеем права. Моя мечта - ее продать и купить "однушку" с нами по соседству.
А пока до ковида сын Миша пел в Троицком соборе Иверского монастыря. Теперь, когда парни слышат арии Ренато из "Бала-маскарада" Верди или Риголетто из "Риголетто" Верди, с которых началась карьера баса-баритона Михаила Тимошенко, они делают стойку: "Наш?" Знатоками оперы парни стали после фильма Жан-Стефана Брона "Парижская опера". Там у Миши одна из главных ролей. "Знаете почему? - с гордостью спрашивает Юра Образцов. - Там в кино сам Брин Терфель, его считают одним из лучших голосов мира, называет Мишу певцом, с которым он в одной лодке".
Так Юра Образцов помог понять загадку формулы "святой безумной", как маму Ольгу называет батюшка. Когда встречаются три безумства - мать и два ее сына, и светят друг другу дорогу, они множат разум. Ольга считает иначе: "Когда Миша на взлете, Жене лучше". Еще семья "Маяка" молится за Мишу и за их общую мечту. Чтобы Михаил Тимошенко пел в Мариинке или в Большом, а семья приехала на его концерт.
Восходящая звезда оперной сцены
Михаил Тимошенко, 30 лет, родился в селе Камейкино Оренбургской области. В 2009 году начал заниматься вокалом в музыкальной школе г. Медногорска. В 2015 году окончил консерваторию в Веймаре (Германия). Затем в 2017 году - Академию музыки "Del Opera national de Paris" во Франции. Обладатель Гран-при Международного конкурса Марии Каллас в 2017 году вместе с Элицей Дессевой (фортепиано). Занимал первые места на конкурсах имени Хуго Вольфа, Штутгарт, ФРГ (2018), имени Франца Шуберта, Грац, Австрия (2018), Вигмор Холл, Лондон, Великобритания (2019).