Судя по краткому отчету, Михаил Владимирович, экспедиция была проведена не "благодаря", а "вопреки". Что это значит? И почему так получилось?
Михаил Флинт: Самое главное все-таки в том, что наша экспедиция состоялась. В этом рейсе на борту "Академика Келдыша" работало 76 ученых из 11 научных и образовательных организаций, которые вели исследования по широкому кругу океанологических и экологических проблем. Экспедиция продолжалась 46 суток и закончилась в порту Мурманск 7 ноября.
Теперь на ваш вопрос, почему так получилось, что помешало выйти в рейс в запланированные сроки. Основная причина - несвоевременное выделение средств на подготовку научных судов к экспедиционному сезону и недостаточность этих средств.
Институт океанологии совместно с другими научными и образовательными организациями должен был проводить изучение практически неизвестных процессов в Арктике в весенний сезон, когда наиболее ярко проявляются современные климатические тренды, связанные с уменьшением ледовитости. В последние годы в Карском море этот период начинается с середины июня, когда начинает сходить сезонный лед.
А вслед за вами на том же судне планировалась экспедиция Курчатовского института?
Михаил Флинт: Да. Ее цель - исследовать состояние особо опасных объектов в местах затопления радиоактивных отходов в заливах Новой Земли и в Новоземельской впадине. Особенности этой работы и технические характеристики используемой аппаратуры требуют хорошей погоды, спокойного моря. Потому и были спланированы как самостоятельная экспедиция на июль - начало августа. Но в той ситуации, что сложилась в прошлом году, обе экспедиции вынуждены были объединиться на борту НИС "Академик Мстислав Келдыш" и отправиться в Карское море в октябре вместо июня и июля. А научные программы были изменены и адаптированы к сезону и возможной численности ученых на борту.
Как проходила совместная работа и что в итоге удалось сделать?
Михаил Флинт: "Академик Мстислав Келдыш" - это судно не ледокольного класса, а работать пришлось в условиях арктического предзимья - отрицательные температуры, интенсивное формирование сезонного льда в районе исследований, снег, обледенение палубы, штормовые ветра.
Сначала работали в восточной части Карского моря, где поздней осенью начинается формирование ледового покрытия, а с наступлением зимы оно покрывает весь бассейн. Мы планировали получить данные о важнейших параметрах экосистемы непосредственно перед началом льдообразования. Но развитие сезонных процессов в этом году позволило большее - удалось провести исследования в восточной части Карского бассейна непосредственно во время льдообразования.
Мы наблюдали все начальные стадии этого процесса - от появления "сала" до формирования густого сплоченного блинчатого льда, по которому судно могло двигаться, но теряло до трех узлов хода. Во время работы на некоторых станциях лед вокруг судна "густел" прямо на глазах. Вода становилась киселеобразная и мутная, как крахмальный клейстер, который заваривали наши бабушки, заклеивая окна на зиму. Работать пришлось при минус 2-4 градусах, при снегопадах и ледяной корке на палубе. В пожарной системе судна замерзала вода…
Даже так?
Михаил Флинт: Работать в таких условиях на палубе способны только настоящие профессионалы. Приходилось прогонять зонды, сети и тралы сквозь ледяное крошево, чтобы отобрать пробы. К сожалению, сплоченный лед, а его граница была почти сразу же за 81 градусом северной широты, не пустил нас в область арктического континентального склона. Но был сделан детальный разрез от области внешнего шельфа до прибрежных районов полуострова Таймыр. Получены гидрофизические и гидрохимические данные, данные по фитопланктону, первичной продукции, зоопланктону, донной фауне, материалы по растворенному и взвешенному органическому веществу, геохимии донных осадков, что позволило характеризовать экосистему со всех сторон.
А видеонаблюдения за донной фауной показали, что недавний вселенец в Карское море, хищный краб-стригун (опилио), уже сформировавший популяцию в западной и центральной частях бассейна и пагубно повлиявший на донные экосистемы этих районов, начинает активно проникает и в его восточную часть.
В целом получен материал, позволяющий характеризовать важную и до настоящего времени не изученную часть сезонного цикла карской экосистемы - ее состояние в период ледостава. Эти данные необходимы для оценки влияния климатических изменений и увеличения продолжительности безледного периода на процессы в арктической природной системе.
В этом же рейсе получены новые сведения, характеризующие экосистему Обского эстуария. Этот район уникален и важен для Арктики тем, что в нем активно взаимодействуют континентальные и морские процессы. Сюда попадает гигантский по объему сток Оби, которая дренирует огромную территорию Сибири - более 3,5 млн квадратных километров!
А совместные с Курчатовским институтом исследования у Новой Земли в каких точках проводились? И что там было с погодой?
Михаил Флинт: Наш многолетний полигон в заливе Благополучия на Северном острове Новой Земли встретил "Келдыш" заледенелыми берегами и снегопадами. Но работы велись круглосуточно - и с судна, и с катеров, оборудованных локаторами и телеуправляемыми подводными аппаратами. Исследования позволили получить новые данные о существующих в заливе масштабных захоронениях радиоактивных отходов, уточнить число объектов и границы могильников, оценить уровень радиоактивности объектов и выявить наиболее опасные.
У северной оконечности Новой Земли в заливе Течений был впервые детально обследован район, где, по архивным данным, находятся потенциально опасные радиоактивные объекты. Несмотря на тяжелую для работы погоду, был выделен район с аномальными характеристиками, перспективный для дальнейших более детальных обследований, локализации объектов захоронения и оценки их состояния.
После этого экспедиция перешла в район Южного острова Новой Земли. В заливе Степового, где находятся крупнейшие захоронения радиоактивных отходов, нам откровенно повезло с погодой. Она была на удивление спокойной для предзимья, с красивейшими закатами и восходами. И луной, под которой сверкали заснеженные берега Новой Земли. Добавьте к этому северное сияние - зрелище просто феерическое…
От работы такие картины не отвлекали?
Михаил Флинт: Напротив! Хорошая погода только поднимает рабочее настроение. Она позволила спустить на воду малые плавсредства и, несмотря на мороз до минус шести, выполнить все наблюдения, которые планировались. Основные работы были проведены в месте затопления атомной подлодки К-27 - она с 1992 года лежит в заливе на глубине 31 метр. На прочный корпус в районе реакторного отсека был установлен подводный спектрометр, что позволило впервые получить оценки состояния ее радиоактивной "начинки". С помощью телеуправляемых подводных аппаратов проведено измерение радиационной активности на поверхности лодки и прилежащих участках морского дна. Получены детальные видеозаписи корпуса К-27, на основе которых будет создана ее 3D-модель, необходимая для планирования последующих операций с лодкой.
Работы в южном районе Новоземельской впадины с использованием буксируемого аппарата "Видеомоуль" и гидролокатора "Мезоскан" позволили получить детальную информацию о судне, затопленном на глубине 340 метров, оценить его сохранность и положение на грунте. На основе сравнений с архивными данными предварительно идентифицировали его как танкер "Горынь". Он использовался для перевозки жидких радиоактивных отходов...
Получается, вам удалось уложились две экспедиции в одну?
Михаил Флинт: Так и есть. Курчатовский институт 40 суток с лишним заявлял на свою экспедицию. Мы на свою - 35. А фактически получилось 33, если исключить переходы из Калининграда и обратно. Мы ведь были вынуждены думать о том, чтобы и другие экспедиции получили хоть какое-то рабочее время при таком "режиме" финансирования. Но когда работаешь с профессионалами, которые шире понимают круг проблем, чем свою частную задачу, это всегда легко и всегда очень конструктивно. С коллегами из Курчатовского института мы знакомы давно и работаем вместе уже не первый год. Они с огромным уважением относятся к тому, что мы делаем. И мы так же с уважением относимся к тому, что делают они.
Насколько помню, вы всегда выступали за то, чтобы экспедиции были комплексные, и чтобы в море ходили профессионалы. Судовое время очень дорого, поэтому использовать его надо по максимуму. Когда одни, к примеру, отдыхают, другие могут в это время работать…
Михаил Флинт: Безусловно. При той ситуации, что у нас с судами научного флота, возможность выйти в море надо воспринимать как подарок. А комплексные экспедиции... Понимаете, еще отцы-основатели нашего Института, в первую очередь, Лев Александрович Зенкевич, а он был биологом, выступали именно за это. Раньше говорили: гидробиологи, а Зенкевич считал, что наука, которая занимается морской биотой, должна называться биоокеанология. И это очень важное определение, это, по сути, наука о живом, живущем в определенной среде. Как взаимодействует живое и неживое в океане. А тут увязано все: и геологическая история Океана, и климатические процессы - все это реализуется в удивительно тонких и не всегда понятных нам связях живого и неживого. Еще великий Вернадский об этом говорил.
Поучителен и пример академика Зенкевича, который помимо сказанного имел прямое отношение к созданию Беломорской биологической станции. Он очень долго выбирал место, и было это еще перед войной. Искал такое место, чтобы студенты не только работали на берегу моря - на литорали, как вообще было тогда принято в мире, а чтобы в будущем, когда на биостанции будет судно, студенты могли выходить на глубокую воду. Он мечтал, что это станет прообразом будущих исследований Мирового океана. Будущие биоокеанологи, работая на глубокой воде "маленького океана" - Белого моря, будут расширять свое мировоззрение и научное любопытство, готовясь к исследованиям большого океана. Ведь глубокая вода - это совсем иное, чем прибрежная литораль. Это, безусловно, тоже очень интересно, но это лишь крошечная часть того, что являет человеку Мировой океан.
Экспедиция 2023 года в Арктику проведена на грани сезонных возможностейИ такая возможность на Беломорской станции у студентов и аспирантов появилась?
Михаил Флинт: Да. Лев Александрович добился того, чтобы у Беломорской биостанции было свое "морское" судно. А когда был создан Институт океанологии, на "флаге" института, в постановлении о его создании, было написано "Институт создается для комплексных исследований Мирового океана". Более того, был создан журнал "Океанология", отражающий весь спектр исследований института. И поначалу были большие трудности, потому что руководство Академии наук не очень это поддерживало. А в то время президент академик Келдыш не принимал саму идею мультидисциплинарного журнала. По его мнению, должна быть отдельно физика, отдельно химия, биология. А что такое "океанология"? А это на самом деле все, начиная с климата (тогда и слова-то такого не было, говорили: погода, морская погода, физика) и кончая специальными приборами для исследования океана. Журнал должен отражать все эти направления. В общем, добились и сделали такой журнал. Кстати, потом мультидисциплинарных журналов по этому образцу и подобию появилось много по всему миру.
Так вот, это и есть концепция работы нашего института. Если хотите, уникальная научная философия, которая, к огромному сожалению, начинает теряться. Под эту философию было создано первое крупное советское научное судно "Витязь". Он брал на борт 57 человек науки, а экспедиции - по три-четыре месяца. Там были и геологи, и биологи, и те, кто занимался течениями, и атмосферой над океаном. Огромный институт в море. И получилась совершенно потрясающая наука, формировалось уникальное научное мировоззрение. Я считаю, это золотое наследие нашей отечественной океанологической науки. Вот такой комплексный подход, ничего не поймешь без него. Вопросы климата? Не поймешь. Основы потенциальной биологической продуктивности? Историю океана? Не поймешь. Никогда не поймешь.
Теперь у нас главный тренд на Арктику: и ресурсы, и внимание властей, и устремления бизнеса - все туда. И науку хотят видеть во главе процесса…
Михаил Флинт: Я в Арктике, по сути, с 1990 года работаю. И если говорить о моем отношении к ней, пытаться словами описать чувства - то это, прежде всего, научный восторг. Я восторгаюсь этой огромной частью нашей планеты, огромным природным объектом, который являет собой морская Арктика. Но при всем только что сказанном я убежден: такое могучее государство, как наше, ни в коем случае не должно ограничиваться в своих исследованиях Арктикой. Ни в коем случае!
Понимаете, будущее лежит в Мировом океане. И это совершенно очевидно. Если говорить, к примеру, о ресурсах минеральных, то все металлы, которые необходимы для будущей электронной промышленности, и 60 процентов от общего количества всех металлов находится в Океане. В области подводных гор, в области гидротермальных источников, в области залежей марганцовых конкреций. И оттуда мы, человечество, будем получать в будущем этот ресурс. Причем удивительным свойством, скажем, тех руд, которые формируются в области гидротермальных источников, является то, что в них полезного элемента на порядок больше, чем в рудах, которые сейчас находим на суше.
Гидротермальные источники и знаменитые уже "подводные курильщики" - это ведь большие глубины…
Михаил Флинт: Да, большие глубины. Это и три тысячи метров, и чуть больше. Все так. Но когда возникает подобный вопрос, я сам себе его иногда задаю, это то же самое, что в Арктике - полезные ископаемые, лежащие на континентальном склоне. Принято считать - сейчас! - что они не извлекаемы. А давайте вспомним себя лет 25 назад и свои мысли о возможности сотовой связи…
У большинства людей и мыслей таких не возникало. А если у кого проскакивало, считали в лучшем случае за фантазера…
Михаил Флинт: Очень правильный ответ. А что сейчас? Надо смотреть вперед, чтобы не оказаться на обочине.
Второе - биологические ресурсы океана. Когда в 1994 году вступила в силу Конвенция ООН по морскому праву, которая касалась и ресурсов Мирового океана, то считалось так: все, что в пределах двухсотмильной прибрежной зоны - ваше, вы хозяева. А все, что за пределами двухсотмильной зоны, да ради бога, если у вас есть средства - берите. Это касалось и биологических, и минеральных ресурсов.
А теперь все не так. Теперь Мировой океан поделен на зоны влияния. И в этих зонах влияния установлены очень жесткие, иногда иезуитские правила, которые регламентируют доступ к ресурсам. Эти правила базируются на очень простом постулате: прежде чем брать ресурс, нужно представить себе, как функционируют локальные экосистемы, какой ущерб может принести антропогенное вмешательство в жизнь этих экосистем. И какие последствия можем ожидать, если строго регламентировать, когда, как и сколько брать этих ресурсов.
А чтобы ответить на все эти вопросы, нужно проводить исследования.
Михаил Флинт: Безусловно! Это ярко проявилось на примере Антарктики. Ведь нам совсем недавно "показали на дверь" в том, что касается использования ее биологических ресурсов. Сказали, есть АНТКОМ - это могучая международная организация. Кстати, Россия участвовала в ее формировании и в создании принципов функционирования. И теперь под юрисдикцией АНТКОМа находятся все биологические ресурсы Южного океана - Антарктики. Для того чтобы иметь к ним доступ, нужно делать только одно: проводить системные исследования природных комплексов - экосистем Южного океана для того, чтобы понять, как они меняются, в связи с климатом и в связи с антропогенным воздействием. И локализовать те области, где в наименьшей степени человеческое вмешательство может повлиять на огромную, хрупкую экосистему Антарктики. Нам резонно задают вопрос: коллеги, а вы когда последние экспедиции проводили в Антарктике? Ну, 12 лет назад... Спасибо. И до свидания.
Мне кажется это очень интересный пример. Вопрос стоял настолько жестко, что на бумаге, которая предписывала провести Антарктическую программу, такую как положено по правилам АНТКОМа - комплексную, экологическую, стоит подпись президента Российской Федерации. На эту программу поступили специальные деньги. Этим деньгам была дана, благодаря этой бумаге, специальная более легкая дорога. А это очень важно. Я руководил этой Антарктической программой. К сожалению, сам я не мог участвовать в полевых исследованиях, но мы объединили 12 институтов в этой Антарктической программе. И сделали две потрясающие экспедиции. Кстати, одну из них сделали в ковидный период, когда невозможны были заходы судна в иностранные порты. Вы представляете, как в таких условиях работать в столь удаленных районах? По материалам этих исследований мы сделали целую серию публикаций, лучшие статьи опубликованы в крупных журналах на английском языке.
Я об этом говорю не потому, что публикации за рубежом возвожу в какой-то такой фетиш. Но это предъявление наших усилий и наших достижений на международном уровне. Мы опубликовали книгу в издательстве Springer по антарктической экосистеме. И теперь, если нас спросят: коллеги, а что вы делали? Мы может ответить - да, мы проводим исследования, которые соответствуют требованиям АНТКОМа, и можем претендовать на ресурсы Антарктики.
Наверное, и для Арктики нужна комплексная, скоординированная научная программа - чтоб не "растопыренными пальцами" дела вести? Для Севморпути сделали единого оператора, передали все необходимые полномочия Росатому - может и для науки надо что-то подобное?
Михаил Флинт: Вы знаете, я так не сказал бы. Считаю, что благодаря государственному вниманию, благодаря усилиям наших отечественных исследователей за последние 15-17 лет российская Арктика, я имею в виду, прежде всего, сибирские моря, часть Баренцева моря - это, безусловно, самая исследованная часть Арктики. Детально исследованная.
Недавно задался целью сделать свод только своих экспедиций и попытался свести все маршруты в одну карту. Оказалось, это невозможно.
Почему?
Михаил Флинт: Получилось как пирог многослойный. Если сложить только мои экспедиции, назову их условно "Арктические экспедиции Института океанологии", то получится, что за 15 лет мы два с половиной раза обогнули Землю по экватору. А ведь это не единственная научная программа в Арктике...
Эти маршруты по каким морям?
Михаил Флинт: Частично Баренцево, но в большей степени - Карское, Лаптевых и Восточно-Сибирское. Чукотское, к сожалению, нам не удалось охватить из-за трудного доступа. И очень далекий путь с запада, где базируются наши суда - шесть тысяч километров надо идти от Карских ворот. Поэтому в Чукотском море работают коллеги с Дальнего Востока. И работают очень интересно, интенсивно. И очень интересно работают коллеги из научных организаций "Росрыболовства". Они профессионально анализируют всякого рода климатические аспекты и вызванные этим изменения в популяциях промысловых и потенциально промысловых видов. Я читаю их работы, они вызывают самое глубокое уважение.
Флинт Михаил Владимирович (1949) - биоокеанолог, доктор биологических наук, академик РАН, участник 36 крупных морских экспедиций на судах Института океанологии РАН и зарубежных научных учреждений в Тихий, Индийский и Южный океаны, в моря российской Арктики, Черное, Средиземное и Берингово моря. В 20 экспедициях был организатором и руководителем научных программ.
В 2007 году М.В. Флинт организовал и возглавил программу "Экосистемы морей Сибирской Арктики", в рамках которой были поведены 13 крупных комплексных экспедиций в Карском, Лаптевых и Восточно-Сибирском морях. Им получены новые данные о процессах, определяющих взаимодействия в системе континент - арктический шельф - глубокий Арктический бассейн, установлена ключевая роль океанических фронтов в эстуариях арктических рек, на арктическом шельфе и континентальном склоне в формировании широтной зональности арктических экосистем, биологической продуктивности.
Автор более 200 научных работ. Главный редактор журнала "Океанология". Активно занимается популяризацией науки, на протяжении нескольких лет вел авторскую телепрограмму "Большая наука. У нас одна Земля" на канале ОТР.
Больше информации о последних научных достижениях и выдающихся ученых читайте в специальном проекте "Российской газеты" к 300-летию Российской академии наук.