27.03.2024 12:00
Общество

Для императрицы Марии Федоровны, 105 лет назад покинувшей Россию, интересы нашей страны всегда были на первом месте

Для императрицы Марии Федоровны, 105 лет назад покинувшей Россию, интересы нашей страны всегда были на первом месте
Текст:  Юлия Кудрина (историк, доктор исторических наук)
105 лет тому назад последние Романовы покинули Россию. Среди них была императрица Мария Федоровна, мать последнего российского императора, уже зверски убиенного вместе с семьей и приближенными. Датская принцесса Дагмар, затем русская царица, жена Александра III отказывалась думать о столь ужасной участи сына и его семьи, продолжала надеться, и, уехав в Англию, а затем в родную Данию, продолжала оставаться прежде всего русской императрицей. Историк Юлия Кудрина представляет читателю "РГ" выдержки из дневника и писем Марии Федоровны, проливающие свет на ее верность России и понимание того, что нужно этой стране. Единственное, чего она так и не смогла принять - смерть сына.
Императрица Мария Федоровна награждает раненого солдата знаком Российского общества Красного Креста" (1916 г.). / Михаил Фомичев/ТАСС
Читать на сайте RG.RU
"Болезненно сжалось моё сердце, когда я прочла манифест вел. князя Кирилла Владимировича, объявившего себя
Императором Всероссийским. Боюсь, что этот манифест создаст раскол и уже тем самым не улучшит, а, наоборот,
ухудшит положение и без того истерзанной России. Я полагаю, что Государь Император будет указан
нашими основными законами, в союзе с Церковью Православной, совместно с Русским народом! Молю Бога, чтобы Он
не прогневался на нас до конца и скоро послал нам спасение путями только Ему известными…"
Из письма императрицы Марии Фёдоровны великому князю Николаю Николаевичу
21 сентября/4 октября 1924 г.

7 апреля 1919 года императрица Мария Федоровна после получения известия о приближении к Крыму войск Красной Армии покинула Россию на английском военном корабле "Мальборо". "…Я испытываю тяжелые, к тому же еще и горькие чувства из-за того, что мне таким вот образом приходится уезжать отсюда по вине злых людей!.. … Я прожила здесь 51 год и любила и страну, и народ. Жаль! Но раз уж Господь допустил такое, мне остается только склониться перед Его волей и постараться со всей кротостью примириться с этим", - записала императрица в дневнике.

Долгое время Мария Федоровна надеялась, что наконец придет помощь со стороны союзнических войск.

В письме сестре Александре в Англию от 19 февраля 1919 г. императрица писала: "Боюсь, у нас вовсе не понимают, какой опасности подвергаются все страны, если вы в самом скором будущем не окажете нам действенной помощи в деле уничтожения этих исчадий ада [большевиков]. Ведь это ужасная зараза, как чума, распространяющая[ся] повсюду".

Разведчик Его Императорского Величества Александр Чернышев. Миссия "Наполеон"

Марию Федоровну волновал вопрос созыва после войны Версальской конференции и ее предстоящее решение. Из того же письма императрицы: "... С большим нетерпением ожидаю я результатов мирной конференции - боюсь, ничего из этого не выйдет, ведь у каждой стороны свое, иное мнение, и, как при Вавилонском столпотворении, они будут судить да рядить, каждая преследуя только собственную выгоду - а вдруг и порешат оставить Россию такой, как сейчас, то есть расколотой на части или же республикой!! Это было бы неописуемо печально и возмутительно! Нет, не могу в такое поверить, это уже слишком, просто ужасно! В особенности я опасаюсь Вильсона - президента, который ничего не знает о положении дел в стране и наверняка сочтет, что республика - вариант для нас, а ведь ее, эту республику, желают только большевики да отребье, стоящее во главе нынешнего правительства. Величайшая ошибка состоит именно в том, что с ними вообще захотели вести переговоры и особенно после того, как они показали, кто они такие, пойдя на заключение сепаратного мира с Германией".

Тяжело встретившая весть о гибели царской семьи, вдовствующая императрица долгое время продолжала верить, что ее сын Николай Александрович и его семья "чудодейственным способом" спасены. Она запретила близким ей людям служить панихиду по ним. Когда в октябре 1918 года Мария Федоровна получила письмо от своего племянника, датского короля Кристиана Х, в котором он выражал соболезнования по поводу гибели Николая II, в ответном послании императрица написала: "Ужасающие слухи о моем бедном любимом Ники, кажется, слава Богу, не являются правдой. После нескольких недель жуткого ожидания я поверила в то, что он и его семья освобождены и находятся в безопасности. Можешь представить, каким чувством благодарности к нашему Спасителю наполнилось мое сердце!.. Теперь, когда со всех сторон мне говорят об этом, я должна надеяться, что это действительно правда. Дай-то Бог".

8 мая 1919 года через Константинополь и Мальту в сопровождении близких родственников и верных друзей императрица Мария Федоровна на английском судне "Лорд Нельсон" прибыла в Англию.

С трехлетнего возраста именовался "Великим Государем". 370 лет назад родился царевич Алексей Алексеевич

Пребывание в Англии длилось все лето. Для Марии Федоровны это были трудные дни. Как и прежде, не было никаких достоверных сведений о судьбе сыновей, и хотя ее английские родственники: сестра Александра, ее дети и внуки, король Георг (Джорджи) и его супруга Мэй выказывали ей свое расположение, она в Англии часто чувствовала себя униженной и даже оскорбленной. Так, 5 июня 1919 года она сделала следующую запись в своем дневнике: "Поднялась рано, побыла у Аликс, затем пришли Долгор[укий] и Вязем[ский] и показали мне дурацкую статью в газете, где сообщалось, что некий полковник Веджвуд в Палате общин задал вопрос, что означает тот факт, что я у себя принимаю русских офицеров. Этот субъект переходит все границы приличия - разве ему или кому-либо другому может быть дело до того, с кем я встречаюсь или чем я занимаюсь. Какая наглость! Один из присутствовавших парламентариев отпарировал ему. Многие зааплодировали, чем его очень отрезвили".

По-видимому, в то время Марии Федоровне еще не было известно, что предложение о предоставлении убежища в Англии Николаю II и его семье стало достоянием гласности уже к началу 1917 года, однако английская пресса и левая часть Палаты общин отнеслись к нему отрицательно. 10 апреля 1917 года Георг V через своего личного секретаря лорда Стэнфорхэма дал следующие указания премьер-министру: сославшись на негативное отношение общественности, информировать Временное правительство России, что правительство Англии вынуждено взять свое предложение обратно.

* * *

"О вкладе России в войну никто не говорил…
Для них России больше вообще не существует…"
Из дневниковых записей императрицы Марии Федоровны.
Май-август 1919 г., Лондон

Тяжелым оказалось для императрицы присутствие на так называемом Параде мира 19 июля 1919 года.

"Парадное шествие начали американцы с генералам Першингом - все союзные войска, исключая наших! О вкладе России в войну никто не говорил". 15 июля 1919 г. императрица Мария Федоровна сделала в своем дневнике следующую запись: "У меня сердце разрывается от восторженных криков толпы за моими окнами. Как тяжело оказаться в стороне от всего этого и не принимать участия в торжествах".

1 августа в греческой церкви состоялась панихида по всем павшим на войне. "В большом здании было полным-полно народу, из англичан присутствовал лишь один Бьюкенен (английский посол в России - прим. "РГ"). Хор, состоящий только из офицеров, пел бесподобно... Служба была красивая и торжественная. Но с какой огромной горечью и печалью я думала о страшном числе наших безвинных людей, воевавших вместе с союзниками и отдавших в эти четыре года войны свои жизни! Теперь этот факт совершенно игнорируют и не придают этому никакого значения. Для них Россия больше вообще не существует..."

Находясь в Англии в состоянии постоянного нездоровья, частых приступов меланхолии и уныния, она возвращалась к мысли о своих пропавших сыновьях - Николае и Михаиле, о своих любимых внуках. Сведения, поступавшие в тот период, не были столь противоречивы, как раньше. Все реже она слышала, что царская семья спасена и находится в безопасности под опекой какого-либо государства.

Наиболее убедительной кажется ей информация, которую она получает в Лондоне от капитана царской армии П. Булыгина.

"Подайте ему лакированные сапоги, так он их в окно выбросит..." Гардероб императора Александра III

П. Булыгин, посланный Марией Федоровной в Сибирь для выяснения вопроса о судьбе царской семьи по приказу адмирала А.В. Колчака, в то время Верховного правителя России, поступает под начало Н.А. Соколова и помогает ему в расследовании. С большим трудом материалы и документы дела были переправлены Соколовым в Европу, где он продолжал расследование.

Вернувшись из Англии в Данию в августе 1919 года без средств, императрица испытывала большие материальные затруднения, но при этом очень страдала, если не могла помочь всем тем русским людям, которые остро нуждались, оказавшись в те годы на чужбине. Несмотря на это, Мария Федоровна продолжала по мере возможностей облегчать жизнь всем, обращавшимся к ней за помощью. Об этом свидетельствует огромное количество писем, сохранившихся в Датском государственном архиве (Копенгаген). Аналогичные документы имеются и в российских архивах.

Политическая обстановка в Дании к моменту возвращения императрицы из Англии была довольно напряженной. Первая мировая война, революции в России и Германии, усиление левых настроений в стране привели к тому, что резко возросли оппозиционные настроения. Осенью 1919 года Копенгаген оказался в центре большой европейской политики, так как английские власти решили провести здесь переговоры с большевистскими представителями по вопросу обмена военнопленными. Россия находилась тогда в блокаде, и поэтому для советских властей миссия М. Литвинова в Копенгагене имела особое значение.

Она должна была способствовать скорейшему признанию Европой советской власти и самое главное - установлению дипломатических и торговых отношений между Советской Россией и Данией.

Яков Миркин - о том, как одна хрупкая женщина попыталась остановить мировую войну

Мария Федоровна, находясь в Дании, естественно, не могла оставаться равнодушной к общественной и политической жизни страны. Ее возмущала позиция датского правительства, которое вело с ним официальные переговоры. В письме сестре в Англию она писала: "Представь себе, что мерзавец Литвинов-Финкельштейн до сих пор здесь! И раз уж никто не предпринимает никаких мер, чтобы выслать его, я просила полицмейстера зайти ко мне, чтобы задать ему вопрос, почему ему [Литвинову] позволяют находиться здесь так долго? Он ответил, что, к сожалению, ничего не может поделать, так как премьер-министр, этот скотина Ц[але] запретил полиции следить за его передвижениями и, более того, теперь отдал полицмейстеру приказ снять с Литвинова наблюдение. Никогда ни с чем подобным не сталкивалась, ведь теперь этот подлец может сеять раздоры и несчастья и отравлять атмосферу здесь, в Дании, своей пропагандой, как ему заблагорассудится, еще бы - он протеже самого премьер-министра. Очаровательно! Я сразу же рассказала обо всем Кристиану, который несколько удивился моим словам, поскольку ничего об этом от своих министров не слышал, да, судя по всему, и не понимает, какую угрозу таит в себе пребывание здесь этого опасного человека. Печально сознавать, что люди могут быть слепы до потери разума!.."

Следователь Н. Соколов настойчиво добивался свидания с императрицей. Было очевидно, что он бы хотел собственноручно вручить Марии Федоровне вещественные доказательства, свидетельствовавшие о том, что вся семья расстреляна большевиками. Мария Федоровна и сама хотела встретиться со следователем, но не решалась. Когда уже было договорено, что встреча состоится, и к Соколову должен приехать великий князь Дмитрий Павлович, чтобы доставить его к Марии Федоровне на датской королевской яхте, неожиданно пришла телеграмма от дочери Марии Федоровны, великой княгини Ольги Александровны, в которой говорилось: "Уговорите Соколова и Булыгина не приезжать". Было очевидно, что подобная встреча слишком тяжела для императрицы. В это время она была уже серьезно больна и не могла бы говорить с человеком, который собирался рассказать ей страшные подробности о смерти сына и его семьи.

Датчане хоронили последнюю российскую императрицу Марию Федоровну с королевскими почестями

Находясь в Дании, императрица принимала множество различных лиц, которые приезжали к ней в Копенгаген. Среди них были как русские люди, так и многие представители общественности разных стран. Все посещавшие императрицу лица с горечью констатировали, что в России совершилась революция против всего, чем держалась не только Россия и русский народ, но и вся Европа, и весь христианский мир. Русские философы И. Ильин, С. Франк, С. Булгаков были едины во мнении, что, когда в России рухнула монархия, - рухнула единственная опора в народном сознании всего государственно-правового и культурного уклада жизни.

* * *

В 1921 году в баварском курортном городке Рейхенгалле состоялся общероссийский монархический съезд, на котором присутствовали 150 человек. На съезде был избран Высший монархический совет в составе бывшего члена Государственной думы Н.Е. Маркова-Второго, А.А. Ширинского-Шихматова и А.Н. Масленникова.

Представители монархической эмиграции занялись поиском кандидата на пост "временного блюстителя престола до окончательного решения вопроса о его замене законным государем Императором". Согласно документу Высшего монархического совета от 26 июля (8 августа) 1922 года, "Рейхенгалльский съезд, не признав возможным за рубежом разрешить вопрос о престолонаследии, поручил Высшему монархическому совету обратиться к Ее Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Федоровне с всеподданнейшей просьбой об указании лица, имеющего стать впредь до воцарения законного государя блюстителем престола и возглавителем монархического движения".

Митрополит Антоний (Храповицкий), генерал-адъютант В.М. Безобразов и Н.Е. Марков посетили Марию Федоровну, но она, приняв их поочередно, предпочла уклониться от того, чтобы возглавить монархическое объединение.

Императрица Мария Федоровна отказывалась покидать Россию, не веря в гибель сына, императора Николая II

Мария Федоровна продолжала по-прежнему ждать известий из России о том, что кто-то из ее сыновей и внуков остался все-таки в живых. Она пыталась получить свежую информацию и от своих соотечественников - датчан, работавших с большевиками в Советской России, в частности, от Кофода, проживавшего в России до революции около 50 лет, принимавшего в должности государственного советника участие в разработке и проведении столыпинских реформ. В одном из писем К. Кофода, сохранившегося в российских архивах, говорилось: "… Она приняла меня довольно холодно, несмотря на то, что она сама меня пригласила, и ни одним словом не спрашивала относительно внутреннего положения России, а лишь об убитых в Алапаевске великих князьях и княгинях. Я сообщил ей то немногое, что мне было известно об этом деле по сибирским сведениям, а она сказала, что это совпадает с тем, что ей уже передали..."

Сведения о Николае, его семье и Михаиле, поступавшие в тот период к императрице, не были столь противоречивы, как раньше. Великая княгиня Мария Павловна-младшая, неоднократно посещавшая в Лондоне императрицу вместе со своим братом великим князем Дмитрием Павловичем, вспоминала: "О сыновьях и внуках она говорила как о здравствующих, ждала известий от них самих. Она твердо стояла на своем, и ее вера передавалась другим, полагавшим, что она располагает некими обнадеживающими свидетельствами. Рождались и ходили, обрастая все новыми подробностями, самые фантастические слухи. То якобы из Сербии приехал офицер, встречавшийся там с другом, который собственными глазами видел императора. То объявлялся еще кто-то и доказательно убеждал, что царская семья спаслась, ее скрывают в своих недосягаемых сибирских скитах некие сектанты, она в безопасности. Потом их всех вдруг обнаруживали в Китае... или Индии. Всегда кто-то знал кого-то, видевшего письма, получавшего записки, говорившего с очевидцами, и тому подобное, пока, наконец, эти басни не стали содержанием обычной светской болтовни и никто уже не принимал их всерьез".

Царская семья Романовых

Состоявшееся 19-20 ноября 1922 года в Париже особое совещание Высшего монархического совета в своем постановлении признало непререкаемым высший авторитет во всем монархическом движении императрицы Марии Федоровны. В постановлении было также отмечено, что "в настоящее время за границей невозможно разрешить вопрос о престолонаследии, ибо нет вполне достоверных сведений о судьбе Государя Императора и его августейшего сына и брата, а действующие основные законы не допускают различные толкования, подлежащие разрешению компетентным государственным учреждением".

Главными претендентами на принятие императорского титула был великий князь Николай Николаевич, а также великий князь Кирилл Владимирович. В 1922 году великий князь Кирилл Владимирович заявил о принятии им императорского титула. 31 августа/13 сентября 1924 г. им был опубликован манифест "К русскому народу и русскому воинству".

Яков Миркин - о поворотных точках в жизни государства

С тяжелым сердцем встретила императрица Мария Федоровна заявление великого князя Кирилла Владимировича и опубликованный им манифест. 21 сентября / 4 октября 1924 г. императрица Мария Федоровна в письме великому князю Николаю Николаевичу выразила свое отрицательное отношение к манифесту. "Болезненно сжалось мое сердце, когда я прочла манифест вел. князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским. Боюсь, что этот манифест создаст раскол и уже тем самым не улучшит, а, наоборот, ухудшит положение и без того истерзанной России. Если Господу Богу, по Его неисповедимым путям, надо было призвать к себе моих любимых сыновей и внука, то я полагаю, что Государь Император будет указан нашими основными законами, в союзе с Церковью Православной, совместно с Русским народом. Молю Бога, чтобы Он не прогневался на нас до конца и скоро послал нам спасение, путями Ему только известными. Уверена, что Вы, как старший член Дома Романовых, одинаково со мной мыслите. Мария".

В письме своему другу княгине А.А. Оболенской в Париж 9 октября 1924 года императрица писала: "Вы должны понять, насколько я была и все еще остаюсь в мучительным состоянии из-за всех печальных событий прошедших недель, после манифеста, изданного Кириллом Владимировичем. Это ужасно, и какие новые смятения он посеял в уже измученных душах! Надеюсь, что мой ответ Николаю Николаевичу был правильно понят. Потому что для меня возможен только один ответ: я убеждена, что мои любимые сыновья живы, и потому я не могу никому позволить занять их место! Все эти письма, которые я получаю, написаны не для того, чтобы меня успокоить. Это все равно, как если бы мне вонзали кинжалом в сердце. Я молю Господа прийти нам на помощь и указать нам истинный долг каждого из нас. Кирилл Владимирович написал мне, прося моего благословения, но он даже не дождался моего ответа, потому что в тот же день его манифест уже был напечатан во всех газетах".

25 декабря 1924 года в письме княгине А.А. Оболенской Мария Федоровна призналась, настолько "тяжелым и мучительным" было для нее это время, когда ей "нужно было ясно увидеть тот правый путь и стоять за него, как велит ее совесть". "Эта забота не оставляла меня, - писала императрица, - ни днем, ни ночью, тем более что мое письмо, ответ Николаю Николаевичу, так и не дошло до него. Поэтому я написала второе, которое в конце концов благополучно дошло. Все это невероятно и необъяснимо, но во всяком случае, я старалась успокоиться относительно всего этого. Слава Богу, обе мои дорогие дочери и были рядом, и во всем меня поддерживали!"

Оценивая факт опубликования великим князем Кириллом Владимировичем Манифеста и его содержания, дочь Марии Федоровны, великая княгиня Ксения Александровна писала А.А. Оболенской в Париж: "Разве так должен объявляться царь и так встречаем мы его? Нет - тут что-то даже святотатственное в этом выступлении и трудно с этим примириться. Ну как все это роняет принцип и "идею" и вот от этого осознания так горько и больно... Разве мы чувствуем, что это тот царь, которого ждут и который может вести Россию к спасению и славе? Это какой-то кошмар, и есть от чего с ума сойти. Ты, наверное, чувствуешь точно так же?"

Опубликование манифеста великого князя Кирилла Владимировича привело к определенному расколу в эмигрантском сообществе и среди членов царской семьи. "Мы тоже слышали, что К[ирилла] на Ривьере многие русские бойкотируют, - писала Ксения Александровна 3 февраля 1921 года А.А. Оболенской, - и что русская колония раскололась на две партии: кирилловцы и анти-кирилловцы". Многие не признавали право великого князя Кирилла Владимировича на императорский престол, т.к. его поддержка в 1917 г. Временного правительства была изменой монархии, и тем самым он тогда утратил право быть законным претендентом на российский престол. Право за Кириллом Владимировичем на императорский титул признали иерархи Русской православной церкви за рубежом. Были, однако, и откровенные противники признания Кирилла Владимировича российским императором.

Среди них был барон П.Н. Врангель, возглавлявший Русский общевоинский союз. Члены Союза своим верховным вождем считали наиболее авторитетного в тот момент из Романовых - великого князя Николая Николаевича-младшего. Отказали в доверии Кириллу Владимировичу и такие, например, монархисты как В.В. Шульгин. Последний назвал действия Кирилла Владимировича "Кобургским самопровозглашенцем".

В 1925 году императрица Мария Федоровна в последний раз посетила Русскую церковь в Копенгагене, чтобы присутствовать на молебне, состоявшемся в связи с передачей по решению Верховного суда Дании Русской церкви в собственность церковной русской общины в Дании, хотя советская сторона требовала передачи церкви советскому государству.

Императрица Мария Федоровна умерла 30 сентября/13 октября 1928 г. и была похоронена в Роскилльском соборе под Копенгагеном.

В 2006 году прах императрицы Марии Федоровны с согласия королевы Дании Маргарете II и президента РФ В.В. Путина был доставлен в Россию и захоронен в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге рядом с могилой императора Александра III.

История