Максимова анализирует актерскую природу и творческую судьбу Юлии Борисовой, а вместе с тем рассказывает о ее жизни. Например, о том, как невеста Евгения Симонова, сына главного режиссера, внезапно вышла замуж за директора-распорядителя театра Исаю Спектора, бывшего много старше ее. Окруженная завистью и злословием, она все больше пряталась в семье - на вечерах, на телевидении и в кино почти не появлялась, тайну своей жизни оберегала строго. На надгробии кроме имени мужа попросила выбить единственное слово: "Люблю". А оставшись вдовой, почти полвека хранила верность умершему.
Эта коллизия определила много в жизни и судьбе Юлии Борисовой. Но не в ее актерском даре. Он был свободен от всего. Максимова полагает, что "по искусству Борисовой - праздничному и жизнерадостному, столь же театральному, сколь и душевно глубокому, экстатическому, можно изучать вахтанговское направление". И все же остается загадкой: откуда та неповторимая героическая повадка, та королевская стать, которые можно стяжать только правом крови или силой духа? При гордой поступи и царственности Борисова - обладательница странного, мальчишески ломающегося голоса, точно в глубине ее свернулся подросток, не терпящий компромиссов, звонко бросающий вызов врагам.
У Борисовой, пришедшей в Вахтанговский театр сразу после войны, навсегда остался звонкий, почти детский голос подвига, о котором мечтали миллионы девочек и мальчиков воевавшей страны.
И голос мечты. Такой и стала сыгранная ею уже в 60-е годы принцесса Турандот из сказки Гоцци. Но еще до нее, в 1958 году, она сыграла другую "принцессу" - гордую, бесстрашную, озорную, ранимую и трагически одинокую Настасью Филипповну в "Идиоте".
Само собой получилось, что хрупкая и бескомпромиссная актриса создала не просто галерею характеров - маску самой себя. Но если, по ее словам, актера творит человеческая глубина, то ее неповторимая манера-маска как будто тонула, растворялась в этой волнующей человеческой глубине. Острый, веселый, лучистый, сияющий взгляд, скрытые боль и опыт, детский порыв, бесстрашная готовность к подвигу, страх подчинения, никакой жертвенности, в голосе - вызов. Детскость и женственность. Таковы едва ли не все ее героини - египетская царица Клеопатра, хрупкая и гордая полька Гелена из "Варшавской мелодии", Настасья Филипповна из "Идиота"... Конечно, и другое в ней было. Но все же лукавая и смелая, стихийная и в самой глубине сохранившая одинокую и бескомпромиссную душу подростка - такой Борисову знает большинство зрителей. Способность увидеть человеческое существо как экзотический, волшебный цветок, или инкрустировать его такими самоцветами, о которых никто и не знал, - это забытое искусство театра-праздника было ей дано от рождения. Юлия Борисова была настоящей дивой. Как Грета Гарбо или Марлен Дитрих. Манерное щебетание на вершинах регистра как будто сопровождалось у нее гулом органа, а ее кокетливое травестийное существование было исполнено волнения и покоя.
Актриса Юлия Борисова
Когда в 1993 году Петр Фоменко решил поставить у вахтанговцев "Без вины виноватые", Юлия Борисова уже обладала статусом чуть позабытой легенды. Фоменко вновь открыл ее как парадоксальнейшую из актрис. Боль на грани безумия, которая наполняла мысли ее Кручининой о сыне, ничем не мешала ее озорным, водевильным фортелям. Легко соединяя восторг игры и слезы матери, Борисова вместе с Фоменко воспевала театр как праздник.
Так же грандиозно - на грани гротескной комедии и высокой трагедии - сыграла она небольшой фрагмент из "Визита дамы" Дюрренматта в спектакле-коллаже Римаса Туминаса "Пристань", посвященном 90-летию Театра им. Вахтангова. Боль, струящаяся сквозь экзотическое птичье оперение, с веселым щебетом и озорством - этот тайный код Юлии Борисовой неповторим. И незабываем.
P.S.
17 марта, в день столетия со дня рождения Ю.К. Борисовой, на исторической сцене Театра Вахтангова состоится спектакль-посвящение " Одной зведы я повторяю имя..."
19 штрихов к портрету и два любовных письма Юлии Борисовой
(из книги "Люблю.Юля", изданной Вахтанговским театром)
Она пришла в Вахтанговский театр невестой Евгения Симонова - сына всесильного Рубена Симонова, а стала женой Исая Спектора - легендарного директора-распорядителя, лучшего за всю историю коллектива.
Перед приглашением в Вахтанговский театр ей, выпускнице-отличнице, тогда толстенькой и щекастой, хохотунье с глазами-щелочками, было предложено похудеть на 10 килограммов. Она похудела без помощи диеты. Стала курить мужские папиросы "Беломор". Голова кружилась до обморока. Когда нужный вес был достигнут, курить бросила.
В ее веселой и озорной Турандот жил этот страх любви, гнев на каждого, кто покушался на независимость принцессы. В веселом бездумье, безмятежно отсылала на смерть Турандот-Борисова поклонников и переставала быть жестокой, когда начинала любить сама.
"Для Вальки Серегиной (героини "Иркутской истории") я у какой-то девочки "позаимствовала" походку, особенную речь. Мне казалось, Валька, как и ее создатель, драматург Арбузов, "выкомаривается" и тоже в некоторой степени клоун, как и он. До красной шапочки с помпоном была кепочка. Я бралась за козырек, приподнимала кепочку и раскланивалась, приветствовала публику, как на арене цирка. Кепочку отменили, но клоунский жест - рукой, ладошкой - сохранился".
В эпизоде, где Валька узнает о том, что муж ее утонул в Ангаре, спасая чужих детей, Борисова играла не только трагедийно и надрывно, но - пластически, формально сложно. Она выходила из дома, готовая бежать на берег реки, а ноги подламывались под ней. Делала шаг и почти падала.
А чтобы не упасть, хваталась не за бельевую веревку, протянутую через двор, а за маленькие рубашки, штанишки, чулочки - выстиранную одежду своих сирот-детей. И так двигалась, почти припадая к земле и каждый раз вставая.
"Балет" женщины, подстреленной несчастьем, - вот что было в этой сверхсложной, искренней и горестной сцене.
В "Конармии" по рассказам И. Бабеля красногвардейка в алом платочке объясняется в любви комдиву Косте Гулевому. Эту роль играли многие хорошие актрисы. Но у одной Борисовой монолог звучал, как народная "заплачка", как причитание. То восторженно, то горько, предвидя смерть любимого, она "пропевала" слова.
Ее ножками во время гастролей Театра имени Вахтангова (играла "Идиота" с Николаем Гриценко - Мышкиным) восхитился знаменитый парижский критик Готье, объявивший, что подобных он не видел ни в Европе, ни в Америке.
Перед трагическим для Исая Спектора и Юлии Борисовой собранием (1 марта 1965 года) главный режиссер Рубен Симонов предупредил Исая (муж Борисовой много лет служил в Вахтанговском директором) о письме наверх, в ЦК партии: в письме писали о том, что в Вахтаговском театре возник "второй театр" - Борисовой, Ремизовой, молодого Симонова, Яковлева… и виноват в этом - директор-распорядитель Спектор.
"Рубен назвал, кто его писал. Предупредил, что приедет министр культуры Фурцева. Я это собрание буду помнить до смерти. Я сидела близко к дверям. Какой-то шум в голове. Как издалека слышала, как Исая били. Накаленная до предела… Потому, что Исая били…"
Старики тогда встали на защиту Исая. Не все, конечно. Первым в защиту Исая выступил В. И. Осенев.
На том самом собрании, многолюдном и яростном, во время выступления умер от инфаркта защищавший Борисову и Спектора Сергей Владимирович Лукьянов, замечательный артист-сибиряк, привезенный вахтанговцами из Омска во время эвакуации, народный артист РСФСР.
В прежних спектаклях "Без вины виноватые" Кручинина отправлялась за кулисы, чтобы "распорядиться" и возвращалась вместе с лакеем, который нес водку и закуску на подносе. У Борисовой (в спектакле Петра Фоменко) знаменитая гастролерша бежит за графинчиком и сама приносит "зелье", еще и повторяя по дороге простенькой, хитренькой скороговоркой (словно в роль горничной вошла): "Сейчас! Сейчас! Сейчас!". В свою роль актриса вложила огромное знание театра, чувство актерского братства вопреки всему.
Борисова признается, что если бы на репетиции услышала знаменитое "Не верю!" Станиславского, увидела бы проверяющие, недоверчивые глаза "стариков" (на что жаловались, объясняя свою несчастливую судьбу, молодые из третьего поколения МХАТ, сверстники Борисовой) - то умерла бы на месте.
Она не признает домашней работы над ролью. Никогда не учит текст дома, только на сцене, в движении, с тетрадкой в руках. О любимейшем партнере, волшебном Юрии Яковлеве отзывается: он приходит на репетицию без этих дурацких домашних заготовок …
Не то чтобы боялась - не доверяла коллегам, с молодости обожженная их недоброжелательством. Зато скромных людей театра, замечательных вахтанговских мастериц - парикмахерш, гримерш, костюмерш, одевальщиц, портних говорит ласково и любовно, называет уменьшительно-ласкательными именами - Анечкой, Любочкой, Верочкой, Олечкой. Они - ее главные друзья и союзники в театре.
У нее особенное отношение к театру: Нн хочу больше играть и никогда не хотела играть… И в театр не хотела идти… Он для меня был каторгой… Я не хотела - туда… Не сразу понимаешь, что она говорит о театре как об организации, о структуре, чаще уродующей, а не улучшающей человека. Сцена - это другое. Все прекращается, как только я выхожу на сцену.
Юлия Константиновна не захотела произнести и пропускала в спектакле греховное у Достоевского слово - "распалит" - о совратителе несовершеннолетней, Тоцком, наезжавшим в имение к юной наложнице. Она произносила лишь - "разобидит".
Весь театр знал, как только Юра Яковлев женится, у него сразу же родится ребенок. Как-то Борисова пришла в театр, а в коридоре Яковлев сграбастал ее в "объятия". Исай идет мимо по коридору и не обращает на это никакого внимания. Даже голову не повернул. Яковлев, не выпуская ее из объятий, кричит мужу вослед: "Эй! Вы не ревнуете?!" А Исай, не останавливаясь, через плечо бросает: "Нет!"
Молодой красавец, для женщин неотразимый Яковлев был крайне удивлен: "Почему?"
Исай: "Она рожать не хочет".
Исай Спектор умер 13 апреля 1974 года. Долго болел. Болел он часто, все привыкли, что он болеет… Потому умер внезапно.
Должен был идти спектакль "Из жизни деловой женщины". Юлия Константиновна должна была играть…
После смерти Исая Исааковича Юлия Константиновна никогда не ходила на открытие сезона в Вахтанговском. Ни единого раза. На худсоветы тоже не ходила.
"Это не обида за Исая. Я поняла, что чем человек выше, и голова его поднимается "над лесом", тем беспощадней его разят. "Напрягается середняк", серость. Они начинают наступать…"
"Я правду сказала со сцены на своем юбилее: если бы я сейчас моим родным понадобилась, я немедленно ушла бы из театра. Мне не скучно в доме. Мне в доме радостно. Даша, моя внучка, это знает. Она меня чувствует. Мне интересно с Дарьей… Я рада, что она нашла себя в театре.
В спектакле "Пристань", в эпизоде "Визит дамы" Борисову несколько раз проносят по сцене в паланкине. Зал отзывается ликованием, а она, знавшая столько триумфов, как в молодости приветствуя и благодаря, подымает над головой свои тонкие руки.
Получив престижную премию "Золотая маска" - "За честь и достоинство" - Борисова, выйдя к рампе в невероятном платье то ли от Шанель, то ли от Славы Зайцева, взяла и перекувырнулась через голову на глазах у зала.
И о давнем рядовом вахтанговском спектакле "Колокола" драматурга Геннадия Мамлина долго вспоминали лишь потому, что Борисова, исполнив танец, в финале делала "полный шпагат". Танец в том спектакле ставила великая балерина Катя Максимова. А Борисова гимнастикой специально никогда не занималась. "Уборка квартиры - вот моя гимнастика", - говорила.
Два любовных письма
Юлия Борисова - мужу Исаю Спектору
Коктебель, 20 августа 1958 года, вечер
"Мой милый, мой любимый, мой единственный! Получила только что письмо, датированное 13 августа. Сегодня утром отправила тебе письмо, но не могу сейчас не писать.
Мой муж, мой друг, мой любимый! Господи, какое счастье, что ты мой муж! Человек, которому я могу сказать после 10 лет совместной жизни, что я его люблю. Все вокруг живут тихой семейной жизнью, заботы, привычку мужа считают за счастье и не понимают, что счастье только в любви, в том, что тебя любит человек, который умеет любить. Я самая счастливая!
Есть ли на земле женщина, которая не захочет сбросить 10 лет жизни и начать ее снова так, как ей хотелось бы? Есть - это я. Ни одного дня, ни одного часа. Потому что каждый день счастье - и я не хочу другого.
Если бы мне пришлось жить заново. Я бы пальцем не пошевелила, чтобы что-либо изменить. Говорят, что любовь кончается с кастрюлями. Десять лет не вижу кастрюль. Десять лет я вижу солнце, небо, звезды. Десять лет вокруг меня море счастья, радостное ощущение жизни.
А мои героини, ты как-то сказал, что Серафима Бирман (народная артистка, режиссер - прим. "РГ") говорила, что в каждой пьесе удивительно передается любовь, каждая любит по-своему и удивительно сильно, горячо и непередаваемо необычно, то это лишь потому, что они любят твоей любовью. Многие женщины любимы, но как… Они даже и не представляют себе, как прекрасно все вокруг! И что на земле одно чувство, только одно может дать эту радость, это счастье, эту удивительную легкость, это удивительное тревожно-радостное восприятие всего вокруг. Это чувство - любовь. Самое могучее, самое великое, самое прекрасное и совсем не всякому доступное.
Я люблю тебя! Такое странное слово, кажущееся маленьким, маловыразительным на бумаге и такое необыкновенное, когда оно сквозит в улыбке, сверкает в глазах, когда им охвачено все твое существо. Я счастлива потому, что мой муж - ты!
Юля".
Исай Спектор - жене Юлии Борисовой
Москва, 10 января 1973 года
"Дорогая моя, любимая! Люблю я тебя несколько больше, чем 25 лет. Но 25 лет наша любовь оформлена официально.
Милая моя! Мне, конечно же, несказанно повезло, что я встретил на своем пути тебя! Потом, мне еще больше повезло, что вышла за меня замуж. Затем мне уж совсем повезло, что прожила со мной 25 лет. И уж окончательно мне повезло в том, что я узнал тебя, какая ты есть! Ты прелесть!
Я в данную минуту отметаю все твои таланты, твое обаяние, твою красоту, твою популярность, твое, если так можно выразиться, общественное звучание.
Ты, Юленька - чудесная женщина, изумительная, тонкая, добрая, великодушная, умная, сердечная, трудолюбивая, трепетная, терпеливая, веселая, жизнерадостная, собранная, нежная, гордая, изумительная женщина.
Нам, грешным, отпущено немного лет жизни на земле. И я тот счастливец, которому повезло, которым вытащил этот единственный выигрыш - жизнь с тобой! Я несказанно благодарен тебе за все эти годы совместной жизни. Мы могли ссориться или обижаться друг на друга. (Ведь 25 лет, чего не бывает!) Но я всегда был и сейчас счастлив, что ты со мной!
Я не представлял и сейчас не представляю жизнь без тебя! Благодарю тебя за твою заботу обо мне, за твое внимание, что ты была терпелива в отношениях со мной, ко всем моим недостаткам и проч. и проч. Поверь, что я безгранично ценю все, что ты для меня делала и делаешь доброго.
Я поздравляю тебя с нашим юбилеем! У меня нет средств и возможностей достойно его отметить. Лишь маленький кусок серебра, позолоченный "золотым" займом, конечно, не соответствует моему отношению к тебе, да и ты сама стоишь значительно большего подарка!!!
Но серебро в серебряную свадьбу дарить надо! Ты просила меня тебе ничего не дарить. Не сердись, пожалуйста! Но я так задумал, и мне ужасно хотелось хоть как-нибудь отмерить эту удивительную и дорогую для меня дату!
Будь здорова, здорова, здорова……! Будь счастлива! Чтобы все у тебя было хорошо! Во всем - хорошо!
Крепко целую, твой Исай.
P. S. Облигации можешь продать - тут же. Не считай, что это подарок, который нельзя продавать. Это - деньги. Но… "золотые"?
Целую. Обнимаю. Поздравляю. Люблю.
Исай".