* * *
...Он ждал ее у служебного подъезда Большого театра на новенькой "Победе", только что купленной на гонорар за музыку к фильму "Высота". Помните, развеселое "Не кочегары мы, не плотники..."?
Она выскочила в белой накидке, еще в гриме. Совершенно ослепительная. Рыжеволосая, с огромными серо-зелеными глазами. Устоять было невозможно. Да он и не собирался.
И Майя со всей своей страстью ответила взаимностью. Без раздумий.
Да так, что мысли о переезде в Тбилиси, где она собиралась найти спасение от тотальной слежки КГБ (в тот момент ее заподозрили в романе с секретарем-балетоманом английского посольства), стали быстро улетучиваться.
Вспоминая начало их с Майей романа, Родион Константинович как человек с удивительным юмором любил рассказывать одну историю. Когда они жили в подмосковных Снегирях, им по дачным хозяйственным делам помогал местный житель Лёша. Славный парень, но как выпивал сто граммов, бил жену - за то, что отдалась ему в первый же вечер.
- Так вот я Майю, - озорно подмигивает Щедрин, - не бью.
И Плисецкая заразительно смеется вместе с ним... А потом скажет мне с той счастливой интонацией, которая не терпит притворства:
- Это всё было сразу. И навсегда. Без предисловий.
... Они вместе отправились в отпуск в Карелию: в Сортавале был Дом композиторов. Сначала он поехал туда один. А потом и она присоединилась, вернувшись из Праги, где выступала. Крохотный домик без удобств, но зато в лесу, одни. "Райский месяц!" - вспоминал Родион, а Майя добавляла: "Там вокруг ходили большие лоси и терлись о деревянные стены домика..."
Молодая кровь бурлила, любовь пьянила. Райского месяца в заповедном лесу оказалось мало. На машине отправились в Сочи, в Мацесту: для восстановления намученных за сезон ног Майе нужны были ванны.
Казалось, вернувшись в Москву, они тут же отправятся в загс. Щедрин был влюблен по уши - и, как мальчишке, ему казалось: они счастливы, куда спешить, всё успеется. Тогда Плисецкая, будучи девушкой решительной, сама предложила пожениться. Да и Фурцева, министр культуры, открыто говорила: "Выходи замуж, веры тебе будет больше". Она намекала на интерес КГБ к ее посещениям иностранных посольств, которые наперебой звали популярную балерину на свои приемы.
Родион Майе, конечно, не мог отказать. Рахиль Михайловна, собрав все регалии дочки, выхлопотала молодым небольшую, но зато отдельную квартирку.
В письме своей тогдашней рижской подруге Пальмире Строгановой, балерине латышского театра оперы и балета, Плисецкая радостно сообщала:
"Мирочка, дорогая!
Наконец-то выбралась написать тебе письмецо. Я теперь живу в новой квартире у гостиницы "Украина". Абсолютная мечта. Тихо, а это ты сама знаешь, что для меня значит. Два месяца я отдыхала, потом лечила колено в Институте Вишневского. Теперь уже занимаюсь, и, кажется, колено не болит.
Но самое главное - я еще не сказала. Я вышла замуж за самого лучшего в мире..."
Прослышав о серьезном любовном увлечении столичного племянника, в Москву пожаловал тульский дядя Щедрина - проверить, не истеричка ли избранница, мол, у него глаз наметанный. Опыт, увы, был со знаком минус: в его семейной жизни всё было небезоблачно. Пообщавшись недолго с Майей, дядя отвел Родиона в сторонку и удовлетворенно сообщил: нормальная, таких женщин в Туле уже не осталось.
- Но этого испытания моей родне было мало, - чуть не с хохотом поведал Родион Константинович. - Второй дядя приехал к нам с огромным тортом - почаевничать.
Открывая дверь и неловко повернувшись, я уронил прекрасное лакомство на пол. Дядя покачал головой: ну и попадет тебе от Майи!
Но новоиспеченная супруга и бровью не повела. Дядя обнял племянника и поздравил: жена у тебя что надо.
Экзамен был сдан на отлично. Конечно, как большие творческие личности, они во многом жили каждый собственной насыщенной жизнью. Но, как вспоминал Щедрин, если расставались, уезжая на гастроли, - не было дня, чтобы не услышали в телефонной трубке голос друг друга. Рассказать, как прошел день, как публика, что говорят о концерте коллеги. Это было для них - как дышать.
Не слишком деликатные журналисты спрашивали напрямую:
- Как вы живете с Плисецкой, у нее же фантастически трудный характер?!
- А у вас что, легкий?! - отшучивался композитор. - По мне, так характера мягче не бывает.
А жена режиссера Юткевича Майе прямо так и скажет: "Ну как можно лечь в постель с человеком, у которого в голове всегда музыка?!" И она весело ответит: "Да хорошо жить с таким человеком. Просто прелесть. У него мысли о том, как бы было удобно именно мне. Совершенно не эгоист".
А у него не просто музыка в голове - с первой до последней ноты она была проникнута любовью к ней. Что ни партитура - посвящение музе. "Конек-Горбунок": "Майе Плисецкой". "Анна Каренина": "Майе Плисецкой, неизменно". "Чайка": "Майе Плисецкой, всегда". "Дама с собачкой": "Майе Плисецкой, вечно".
Устроители банкета по случаю его, щедринского, 75-летия сделали юбиляру сюрприз: огромный, невероятной красоты торт в виде партитуры "Анны Карениной", которая выглядела так правдоподобно, что хотелось ее "полистать". "Майя! Ты только посмотри на это чудо!" - изумлялся Родион Константинович. Щедрин с ножом в руке (сам храбро вызвался резать десерт) засомневался и долго не решался дотронуться до шедевра музыкально-кулинарного искусства...
"Даму с собачкой", как подарок Щедрина, она получит аккурат к своему шестидесятилетию. "Сволочной возраст" для балерины, давно пора восседать на юбилейном троне, принимая поздравления или просто тихо трудиться репетитором. Но и тут она движется наперекор судьбе, против течения. И опять успех. Опять победа - вопреки всему и вся...
После блистательной премьеры "Анны Карениной" в Большом театре Щедрин поднялся на сцену и поцеловал Майю: "Ну не бриллианты же тебе дарить, ты их теряешь!"
И так ей по душе пришлась эта шутка, что она вспоминала ее до конца жизни.
- И что, ни разу не подарил?
- А зачем?! Я и не люблю побрякушки. Было несколько пар сережек, одни потерялись где-то, другие украли в грим-уборной, третьи подарила...
Не просто подарила. С себя сняла. Хотя это был памятный подарок Лили Брик. В ее любимом Париже танцевала потрясающая Сильви Гиллем. Французская прима-балерина. Ее выступление привело Плисецкую в такой восторг, что, зайдя за кулисы, Майя сняла бриллиантовые серьги и преподнесла Сильви. Та была поражена. И спросила только: "Бижутерия?"
- Да-да, бижутерия! - кивнула, не задумываясь, Плисецкая.
Главными бриллиантами, с которыми она никогда не расставалась, были балеты ее мужа.