Поделиться
Два фильма: "Полурусская история" Эйтана Аннера и "Спроси у пыли" Роберта Тауна. Один из Израиля, другой из США. Оба не отнесешь к выдающимся. Американский много лучше израильского, но это и понятно: голливудский мейнстрим всегда профессиональней маргинального. Израильский вообще непонятно как оказался в конкурсе фестиваля класса "А" - по уровню это средняя продукция былого Ялтинского филиала киностудии имени Горького, музыкально-танцевальная байка о первой пацанской влюбленности. Американский - кинороман с отзвуками из Ремарка или Скотта Фицджеральда и любовью, умирающей от туберкулеза (снято по роману Джона Фанте), - фильм качественный, но тоже не фестивальный и к тому же далеко не премьерный.
Объединяет же их мотив, витающий как бы над сюжетами: оба фильма - про людей, покинувших родину в поисках другого счастья. Оба свидетельствуют о том, что счастья не будет.
В первой ленте мы попадаем в пограничный израильский городок в пустыне, куда и рейсовый автобус приходит как большое событие. Там томятся на пересыльном пункте сдвинувшиеся с насиженных мест люди, поэтому русские вывески и русская речь в городке - нормальное дело. Люди создают смешанные русско-еврейские браки, которые, по фильму, непрочны: израильтяне кличут пришлых русских "гоями" и "свиноедами", еврейский муж рассказывает про русскую жену, что она красивая, но не моется и воняет. Русская жена плачет ночами, остро ощущая свою чужеродность в этой глухой провинции, среди дремучих местечковых нравов.
На таком вот фоне люди пережидают, судя по всему, годы в надежде, что им удастся вырваться из ненавистной дыры куда-нибудь в Швецию или Америку. Но жизнь продолжается, и работает школа бальных танцев, где красивая музыка и красивые позы, ее учредила, тоже в ожидании лучшей доли, танцевальная пара - муж и жена Рабиновичи. В прошлом у них, судя по всему, слава на российском и международном уровнях, а теперь они учат случайных детишек выражать в танце любовь друг к другу.
Хорошо, самокритично переданное состояние затянувшейся паузы, которая грозит стать финалом и итогом некогда полной жизни, - единственное, что заслуживает внимания в израильской картине. Этот мотив ненароком пробивается сквозь сусальный сюжет и многих у нас заставит вспомнить какой-нибудь случай из собственной жизни. Мне, скажем, вспомнилась трагическая история, случившаяся с моей давней и хорошей знакомой с Центрального ТВ. Это была эффектная, всеми любимая женщина, талантливая, водившая дружбу с первыми звездами крупнейших театров СССР и делавшая с ними великолепные передачи. И вот она, воспитанная на Чехове и Пушкине, вдруг вспомнила о своих еврейских корнях и стала грезить о стране вечного солнца и теплого моря. Уехала и стала несчастной и вскоре покончила с собой от отчаяния, от сознания непоправимой ошибки.
Но этот сюжет, легко понять, наложился поверх фильма, и это моя боль, а не его авторов. Я не уверен, что подобные ассоциации были авторами запрограммированы. Они этой боли коснулись попутно, а рассказывали другую историю: мальчик полюбил девочку первой неуверенной любовью и пошел в танцевальный зал, чтобы отвоевать ее у злющего партнера, но там, уже в танце, понял, что по-настоящему любит совсем другую. И в финале все танцуют.
Нет мира под оливами и в американском Лос-Анджелесе, где пытается ужиться друг с другом пестрый интернационал: здесь ищут себе места под солнцем итальянцы, мексиканцы, китайцы и японцы и тоже кличут друг друга "макаронниками", "мексикашками" и "косоглазыми". Действие происходит в годы Великой Депрессии, и молодой герой Артуро Бандини надеется покорить мир своими романами, а пока перебивается случайными заработками и на последние пять центов хочет выпить кофе в закусочной. Сливки оказались кислыми, Бандини устроил официантке скандал, и между двумя зародилась любовь, смешанная с привычной уже неприязнью к людям иной нации: он - итальянец, она - мексиканка. Потом в этот круг войдет и знойная еврейка - женщина, изуродованная ожогами, но сгорающая от любовной жажды. Когда авторы застрянут в растерянности, запутавшись в сложных любовных связях своих персонажей, они легко их распутают, своевременно убрав из сюжета еврейку с помощью землетрясения, и так расчистят путь для любви итальянца к мексиканке. А когда впереди забрезжит совсем счастливый финал, они и его дезавуируют с помощью сюжета с туберкулезом, обкатанного еще Дюма в "Даме с камелиями". В финале уже преуспевающий писатель бросит на могилу любимой свою только что изданную книгу - чтобы любимая порадовалась вместе с ним.
Склеенные из многих знакомых сюжетов события фильма аранжированы отличной операторской работой (сцены купания в ночном море тянут на "Оскара") и хорошими актерами (Колин Фаррелл, Сальма Хайек и Ева Мендес в центральном треугольнике и колоритный Дональд Сазерленд на периферии). Что и делает картину нормальным явлением мейнстрима, но выводит ее из ряда явлений фестивальных, то есть хоть сколько-нибудь оригинальных.
...Завершившийся в Москве киноконкурс с его хронически пустующими залами еще раз продемонстрировал миру свою застарелую болезнь: он формируется из отходов фестивального производства. Отборщики вынуждены довольствоваться репертуаром, уже основательно обглоданным фестивалями более авторитетными и престижными. Винить их трудно: они поставлены в чрезвычайно сложное положение. Для любого крупного фестиваля десять дней конкурса - итог огромной работы, которая не прекращается в течение всего года. Еще не началась сентябрьская Венецианская Мостра, а ее дирекция уже присматривается к дальнейшим производственным планам кинокомпаний, ведет переговоры на долгосрочную перспективу. У нас же фестивальная команда получает финансирование едва ли не за три месяца до открытия киносмотра и должна формировать его программу в атмосфере почти истерического аврала. Соответственны авралу и результаты: профессионализм отборщиков обеспечивает какой-никакой уровень, но фильмы-события в таких условиях получить в принципе невозможно.
Близкую смерть Московского фестиваля возвещают едва ли не ежегодно, его пытаются умертвить конкурентными проектами. Но он упрямо продолжает существовать как некая виртуальная реальность: его посещают российские критики и не посещает российская публика, его не замечает мировая пресса, кидают уважаемые мастера, игнорируют наши и заграничные звезды и не берут во внимание мировые кинопроизводители. И пока команда ММКФ из положения спасателей-энтузиастов не перейдет в состояние самостоятельной, стабильно и круглый год работающей организации, а вместо свадебного генерала во главе не появится профессионал, способный заниматься только фестивалем и ничем больше - как Марко Мюллер в Венеции или Жиль Жакоб в Канне, главный российский кинофестиваль будет подобен по идее прекрасной, но чахоточной героине "Дамы с камелиями".