26 февраля в "Российской газете” состоялось представление статьи Александра Солженицына "Размышления над февральской революцией”.
Эта глава не вошла в эпопею "Красное колесо", поэтому осталась неизвестной широкому кругу читателей. Ответственность монарха за судьбу вверенного ему народа, критерий оценки нравственности и безнравственности высшей власти, роль российских либералов в крушении Империи и многие другие вопросы подняты на страницах работы. В обсуждении приняли участие Наталья Солженицына, кинорежиссер Андрей Кончаловский, уполномоченный по правам человека в России Владимир Лукин и директор Института российской истории РАН Андрей Сахаров.
Наталья Дмитриевна Солженицына: "Красное колесо" - новый жанр романа ответственно точного"
Меня просили рассказать, каким образом вообще склубился этот текст. Откуда он взялся. Те из вас, которые, может быть, уже прочитали статью или хотя бы ее пролистали, могли быть удивлены тем обстоятельством, что автор говорит как будто бы с собеседниками, которые уже все знают, что случилось, до деталей: куда пропали телеграммы, которые императрица послала государю, кто такие Протопопов, Беляев, Хабалов без называния их должностей и званий. Как это могло получиться?
Советские люди о Февральской революции почти ничего не знали. Это была сознательная большевистская политика, что Февральская революция никакой роли не играла. Как вы может быть знаете, в самые ранние советские годы праздновалась ежегодно годовщина Февральской революции. Ее скоренько, конечно, закрыли. И в общем стерли из сознания населения нашей страны. Была только Великая Октябрьская революция.
Александр Исаевич студентом 18-летним в 1936 году решил для себя, что он будет писать роман о русской революции. И тогда он, конечно, имел в виду Великую Октябрьскую революцию. Затем жизнь его трепала достаточно. И он тем не менее продолжал на всех своих путях собирать материалы к этому будущему роману: и на фронте, и потом в тюрьме, и в лагерях, и в ссылке. А в 1974 году его выслали из СССР за публикацию "Архипелага ГУЛАГ" и совокупные грехи. И на Западе он обнаружил невероятную россыпь, невероятное богатство материалов. Я думаю, что в России у нас не меньше было материалов, просто они были все всегда закрыты в спецхранах, и уж во всяком случае не доступны для него. А на Западе все было доступно. И богатейшие материалы по истории русской революции, особенно в Стэнфордском и Йельском университетах, также в Колумбии, Гарварде и других местах ему открылись. Все, что написала русская эмиграция, которая писать умела, надо сказать, и в которой были представители всех сословий Российской империи, обрушенных революцией 1917 года. Они несколько десятилетий разбирались.
Кто же ее сделал, кто виноват, кто прав? Все, кто умел писать, и все, кто чувствовал какую-то свою причастность к этому, написали книги или как минимум статьи. Но было еще очень много людей, которые ничего не написали, однако по их жизни "красное колесо" прокатилось. И к ним успел воззвать Александр Исаевич, к тем из них, которые еще были живы. В 1975-77 годах он опубликовал такие воззвания к еще живым эмигрантам - "старшие революции", как он их назвал - не уйти из жизни, не оставив какие-то свидетельства самого частного характера о революции.
Мы собрали около 700 таких свидетельств. Вернувшись в Россию, мы их передали на хранение. Они теперь находятся в Библиотеке русского зарубежья на Таганке в открытом доступе. И они дали, помимо мнений и теорий и каких-то версий, которые написали адвокаты, генералы, члены политических партий российских, еще необыкновенную панораму впечатлений людей, которые жили тогда в Петрограде и вообще по России. Это маленький гимназист, который возвращается из гимназии, это прислуга, которая стоит в хлебных очередях… Короче говоря, невероятная панорама, которую Александр Исаевич сумел использовать в "Колесе".
"Колесо" он писал пристально, работал над ним и только над ним с марта 1969 года. И большую часть этого времени он занимался собственно Февральской революцией. Ему стало понятно, что корень не в октябре. Что радикальные события, перевернувшие ход русской и мировой истории, случились именно в феврале. И вот поэтому узел - март 1917-го, который посвящен собственно течению Февральской революции, он самый большой в "Колесе". Это четыре тома. И каждый из этих томов Александр Исаевич закончил такой обзорной статьей, содержащей выводы, где просто разрядил горящее сердце. И эти обзорные главы отличались от всего того, что было в "Красном колесе" прежде и противоречили его собственному принципу. Принцип его был такой: я должен дать как можно более подробный, точный материал. Я должна сказать, что в "Красном колесе" нет ни одного исторического факта, который не был бы дважды как минимум перекрестно проверен им из независимых источников. И у "Красного колеса" могут быть критики, могут быть несогласные с концепцией, с чем угодно, но практически мы не встретили поправок за все то время (а "Колесо" опубликовано уже больше 20 лет назад), поправок фактических.
В дневнике романа, который еще не опубликован, я у Александра Исаевича такую надпись обнаружила. Это 29 июня 1985 года. "В прежних исторических романах авторы давали себе большую свободу все-таки. В этом смысле "Красное колесо" и новый жанр романа "ответственно точного".
Это так. Это в самом деле ответственно точный роман. И Александр Исаевич не позволял себе делать сам выводы. Он давал как можно больше точных данных, а выводы должен был делать сам читатель. А вот эти обзорные главы, где он дал себе возможность высказаться, они фактически содержали выводы и не только выводы, но выводы человека, уже прошедшего Вторую мировую войну, ГУЛАГ, высылку. В общем Солженицына сегодняшнего. Это были такие, с моей точки зрения, незаконные заплаты внутри "Красного колеса", и я, будучи его читателем и в некотором роде сотрудницей, подняла некоторый бунт и стала ему говорить, что, по-моему, это противоречит его собственным выводам. И вот начался некоторый спор. И вот из этого самого дневника романа я вам прочитаю несколько выдержек, которые объяснят, как появились эти статьи.
Вот в 84 году, 21 августа, пишет Александр Исаевич: "Аля (это я) сильно меня поколебала насчет обзорных глав в марте четырех завершающих по томам, что я публицистикой перекрываю художественные усилия и разрушаю их. А отказаться от них мне трудно. Стал анализировать, как я ввел обзорные главы. В августе для растолковки военных действий, которые обычно плохо понимаются. В октябре для обзора событий предыдущих узлов. Только прогрессивный блок трактует совпадающее время, но не перекрывается с повествовательными главами. Так и правда, зачем же публицистически повторять художественное содержание книги. В такой форме обзорные главы еще мне не служили. Уговорила". Проходит, однако, полгода, 20 февраля 85 года он пишет: "Все же трудно мне отказаться от заключительных обзорных глав в марте по одной на том. Это дань жанру, входит в жанр чистая история". Еще месяц проходит. 27 марта 85 года пишет: "Аля уже давно горячо убеждает меня снять четыре заключительных по томам обзорные главы из марта. Что это подрывает работу художника, высовывая вместо того голую публицистику, прямотой и резкостью своей опрокидывает достигнутые убеждения читателей и завоевание сердец. Что это уязвимо для оппонентного цитирования и поможет оппонентам зачеркнуть все значение романа и переврать его. И правда, как всякая схема, эти главы самое важное все равно не улавливают. Оно в романе".
Дальше он опять колеблется долго. Думает, думает… В конце концов говорит: "Да, отделить четкие выводы от художественной ткани - это кажется неизбежный шаг". Еще проходит время, и он пишет: "Да, решил окончательно".
Вот так в самом деле и случилось, что вот эти обзорные главы, содержащие выводы, он все-таки решил вынуть из тела "Красного колеса" и напечатать их может быть когда-нибудь отдельно. За границей мы их так и не напечатали. Но вот эти четыре главы соединились в четыре части статьи, которую вам сегодня представляет "Российская газета". И действительно, впервые они были опубликованы в 95 году в журнале "Москва". Никто, конечно, из присутствующих этого не помнит и не знает. Потом они были опубликованы в трехтомном собрании публицистики Александра Исаевича. Это тем более никто, кроме специалистов по Солженицыну, не помнит и не знает. И вот впервые они опубликованы таким массовым тиражом.
Действительно, там есть публицистическая резкость, и действительно эти выводы могут показаться такими, скажем, необоснованными. Всех тех, кому так кажется, я очень усиленно приглашаю прочесть "Красное колесо". Это большой труд, но мне кажется, что он себя оправдает.
Февральская революция была отодвинута в сторону в нашем сознании сначала большевистской пропагандой, а потом отодвинута просто нашей жизнью последних 15-20 лет… Мы так все летим кувырком, и многие из нас под гору. И надо как-то цепляться. Некогда понимать, что было 90 лет назад. Тем не менее это необходимо. Потому что и в нашу перестройку мы повторили целый ряд ошибок февраля, как власть, так и общество повторили их. Потому что Февральская революция в конце концов была некоторым завершением столетней дуэли между властью и обществом, которую власть как бы проиграла, но и общество не выиграло. И мы делаем эти ошибки дальше. Свою историю знать абсолютно необходимо. И я надеюсь, что вот это усилие, которое предпринимает сегодня "Российская газета", с помощью всех вас мы как-то начнем вдвигать в широкое сознание. Не только специалистов, но именно многих людей, живущих на нашей многострадальной земле. Начнем учиться на собственных ошибках. Спасибо.
Андрей Николаевич Сахаров: Это была великая революция
(Андрей Сахаров, историк, директор Института российской истории РАН:)
Сахаров: Публикация работы Александра Исаевича Солженицына дает прекрасный повод обсудить проблему Февральской революции, вспомнить о ней. Мне хочется начать с того, чем закончил предыдущий оратор, - с утверждения, что общество ничего не выиграло. Если коротко говорить о смысле Февральской революции, то, во-первых, она, а точнее Временное правительство впервые провозгласило Россию республикой. Это было великое событие в истории страны. А сама Февральская революция началась полной амнистией политических заключенных и отменой смертной казни. Свобода слова, печати, союзов, собраний, стачек, отмена сословных, вероисповедальных, национальных ограничений, подготовка Учредительного собрания на основе всеобщего равного прямого тайного голосования - это все свободы и достижения, которых Россия не знала. Замена полиции народной милицией, ликвидация жандармерии, демократизация армии, ликвидация Сената, министерств и канцелярий Императорского двора, провозглашение автономии Финляндии, декларация о независимости Польши, подобающее устройство церковных дел - церкви вернули самоорганизацию и дали возможность самой устраивать и определять свою жизнь, нужды и судьбы - Россия, по общему мнению тогдашних политиков (в том числе и В.И. Ленина в "Апрельских тезисах"), стала самой свободной страной в мире. Это чего-нибудь стоит в российской и мировой истории! Надо сказать, что Февральская революция практически поставила точку в том длинном ряду дуэлей между обществом и властью, о котором говорила здесь Наталья Дмитриевна Солженицына. Начиная с реформаторов 18 века - Сперанского, великих реформ 60-х годов, попыток 1905-1907 годов - сдвинуть Россию вперед, на пути гражданского правового общества удавалось только частично. А Февральская революция открыла простор для всего этого. Она действительно сделала страну свободной, демократической буржуазной республикой, сохраняя основные рычаги цивилизационного развития мира - рыночную экономику, частную собственность, уважение прав и свобод личности.
Я думаю, что мы должны уже по новому стилю праздновать в России победу Февральской революции и всемерно подчеркивать это великое событие в нашей российской истории.
Если мы здраво оценим нашу сегодняшнюю жизнь, то увидим, что и сегодня идеалы, провозглашенные Сперанским и другими реформаторами, а также Февральской революцией, у нас до сих пор еще не проведены в жизнь, не осуществлены. Почему? И мы до сих пор еще вырабатываем гражданское общество. Мы только на пути к этому и многого еще не достигли. И именно Февральская революция явилась историческим провозвестником всех тех событий, которые грянули в конце 20 века. В 90-е годы практически мы вернулись к февралю 1917-го и от него начали движение и - хорошо ли, плохо ли - продолжаем его сегодня.
В статье Александра Исаевича Солженицына о Февральской революции много позитивного, полезного, исторически достоверного, в ней потрясающие детали, великолепные характеристики. Мне кажется, что Александр Исаевич был прав, объясняя поведение Николая II занятостью в основном семейными проблемами, проблемами детей, болезнью сына. Правда, я не согласен с тем, что царь предал нас ради семьи. Николай II был человеком достаточно образованным, он прекрасно знал историю, знал, чем кончились упорства и противодействие вектору революции, например, в 17 веке в Англии: король Карл I взошел на плаху. Или в 18 веке во Франции, когда на плаху взошли Людовик XVI и Мария Антуанетта. Он старался избежать плахи, захотел сохранить жизнь себе, жене, детям, наследникам. И поэтому он совершенно обоснованно говорил, что хочет уйти от политической деятельности. В одной из своих статей я подчеркивал, что семейный, деполитизированный характер царя - спорный вопрос.
Если говорить об общих оценках, Александр Исаевич говорит о "грязном" цвете Февраля, за которым последует мерзостный цвет Октября. Но мы же не можем зачеркнуть, например, опыт Великой французской революции, несмотря на жестокий террор якобинцев и ужасающую диктатуру Наполеона, подчинившего себе пол-Европы. И также с Февральской революцией в России - я бы не придерживался обвинительной позиции. События в России развивались в соответствии с духом ее цивилизации так, как они развивались. Я считаю, что мы должны сегодня не зачеркивать, а возвышать события 90-летней давности. Я думаю, что это была не "духовно омерзительная", а нормальная революция переходного периода, когда вся система была в кризисе и наступала эпоха совершенно нового развития страны в условиях индустриализации, буржуазной демократии. Тогда огромная многонациональная, многоконфессиональная Россия была буквально втянута в жернова мирового цивилизационного развития. А характеристики вроде "духовно омерзительная" это в какой-то мере художественные средства, а в какой-то - итог размышлений историка. Но мне бы не хотелось, чтобы характеристики этой статьи стали определяющими для тех, кто будет тянуться вниманием к событиям февраля, пытаться узнать о них и понять их, еще раз прикоснуться к исторической правде тех дней.
Ряд характеристик "Размышлений..." у меня как у историка вызывает сомнение. Мне трудно поверить, что все было так плохо, от того, что в России тех времен не обнаружилось "святой Руси" - пошатнулась вера, не "работала" церковь, и все это в конце концов привело к неверию, безбожию, аморальности - люди стали хвататься за топоры и косы, общество стало разваливаться, и все закончилось Октябрем. Я думаю, что это не совсем так. И советую вспомнить знаменитые слова Белинского о том, что русский народ в своей сути народ атеистический. Да эта "святая Русь" вырезала сотни тысяч людей во времена восстаний - Разина или Пугачева. Патриархальная, общинная, отсталая, доведенная до ужасающего состояния крепостная Русь жестоко сводила счеты со своими угнетателями. А как Пушкин говорил о народном бунте - ужасном, стихийном, страшном, а это все было в тот период, когда Русь, по мнению Солженицына, была еще "святой". Я бы отнес эти характеристики на счет художественной увлеченности автора, их вряд ли можно принять исторически.
А вот во всем, что касается деталей или, например, отношения командующих фронтами к царю и к его отречению, описание, как революцией никто не руководил, она вспыхнула стихийно - это все замечательно и правильно сказано. Действительно, какие-то слухи, мелкие беспорядки тех дней во многом определяли исторические события. Александр Исаевич показал это очень верно, художественно и исторически четко. Но что касается больших обобщений исторического и цивилизационного порядка - с автором "Размышлений..." можно спорить.
Владимир Петрович Лукин: Почему случаются революции?
Я думаю, что мы собрались не для того, конечно, чтобы рецензировать замечательную яркую работу Александра Исаевича. Процентов на 80, когда читал эту статью, я соглашался с тем, что Солженицын пишет. Тем не менее, я думаю, речь идет не о рецензии, а о некоторых соображениях в связи с самим явлением - сложным и драматическим - российской истории. Нам надо постараться по мере наших сил ответить на ряд вопросов, на которые, как справедливо было уже сказано, до сих пор нет ясного и глубокого ответа. Потому что ответить на вопрос, почему случаются революции вообще и в России в частности, и что сделать, чтобы их не было, - это равнозначно тому, чтобы раскрыть одну из главных тайн человека и человеческой истории.
Есть много ярких на этот счет работ. Но по моему глубокому убеждению, эта тайна до сих пор не открыта. Сам Александр Исаевич очень хорошо, по-моему, сказал, что революция - это такой хаос, который возникает внезапно и в котором есть однако какой-то твердый стержень. И что она может побеждать даже без всякого руководства и без всякого управления.
Если говорить о Февральской революции, о нескольких днях или последовавших за ними нескольких месяцах отдельно от всего, вне контекста с тем, что было, вне контекста с тем, что происходило в это время и вне контекста, что было потом, - это очень сложно. И вот уважаемый Андрей Николаевич, по-моему, постарался определить свое отношение к Февральской революции как таковой. Но мне кажется, что все-таки более верно говорить о Февральской революции как о важном эпизоде в череде эпизодов исторической драмы, когда Россия уже прошла одну революцию, две неудачные войны и решающую стадию еще одной войны, в разгар которой случилась революция. Кстати, российские реформы, как правило, начинаются после неудачной войны. Так было после Крымской войны, так было после войны 1905 года. И вот очередная война с неясным исходом, хотя сам Александр Исаевич считает, что у нас были серьезные возможности для победы, и многие другие так считают. Но исход был к тому времени неясен.
Что же на самом деле с нами случилось тогда и можно ли извлечь какие-то уроки исторические из этой серьезнейшей национальной драмы? Каковой была революция в целом и февраль как существенная часть этой революции? Случился с нами, на мой взгляд, серьезный трагический срыв в процессе перехода страны из состояния традиционного старого в состояние новое. Сама по себе необходимость перехода, адаптации России к новым реальностям сомнения, по-моему, вряд ли у кого-то могла вызывать. Это испытали многие страны. Это испытывала и Россия.
Но проблема состояла в том, как найти верные пути, найти очень точное соотношение между двумя вещами - между самобытностью страны, традиционностью страны, между инерцией важных форм жизни и реальностью нового времени. И Россия шла по этому пути уже довольно давно. Многие говорят, что Россия такая уж особая и такая уж совершенно на всех непохожая, что она двигалась иначе, чем другие страны. Давайте сравним ее с Австро-Венгерской империей. Она не была в классической форме более демократична, чем Россия в это время.
Да, там в 1907 году впервые были введены всеобщие выборы. Пожалуй, это единственное, что можно сказать. А все остальное было - системы управления были очень похожими на российские. Роль законодательных органов там была не превышающая российскую Государственную Думу, а главное, во время войны австро-венгерский парламент был распущен, насколько я помню, в 14 году и приступил к работе в 17 году. Тогда как в России Государственная Дума, выбранная непрямым способом, а может быть для начала это и правильно, потому что и в Англии вначале непрямым способом выбиралась, но Дума-то работала. И сыграла вполне специфическую роль во всей этой истории. Поэтому говорить о том, что Россия была уж такой ветхой традиционалистской страной в это время не приходится. Она быстро развивалась. И потом случился срыв. Что является причиной?
Александр Исаевич там говорит обо всех причинах: это и война, это и разрыв огромный между обществом и властью. Виноваты и те и другие. Это тоже правильно. Но проблема-то этого разрыва не только в событиях февраля. Она начинается очень давно.
Сейчас по телевидению выходит разное лубочное барахло, извините меня за выражение. Сейчас я о Троцком смотрел произведение. Но там упорно какие-то странные люди силятся доказать, что Ленин был немецким шпионом, а Троцкий был в отличие от него английским, по-моему, шпионом. И в этом вся беда.
Я представляю себе типаж людей с такого рода сознанием. Но от этого же не легче. Проблема-то разрыва, она состоит в том, как справедливо говорит Александр Исаевич, что и церковь не смогла создать определенные системы морального примера и духовной мощи, чтобы за ней следовали. И ведь уничтожали храмы далеко не только одни комиссары.
А разрыв этот произошел еще тогда, когда неистовый Виссарион Белинский стал говорить свои резкие слова, жестокие слова. Он менял свои убеждения очень часто, и на диаметрально противоположные. Но всегда использовал язык экстрима, язык ненависти. И потом пошли все эти Нечаевы, Ленин и Троцкий были продолжением этого процесса. Это очень национальное явление, что бы там ни говорили. И Керенский в какой-то степени. Это явление разрыва.
Я глубоко убежден, если бы не слабость власти, то Россия избежала бы этой трагической судьбы. Судьбы февраля, октября и ноября. Произошел дикий, ужасный срыв.
И вторая сторона проблемы состоит в том, как сделать так, чтобы в России не произошло срыва в 21 веке. Это не такая уж простая история. Потому что разрывы существуют - экономические, социальные и т.д.
Недавно мне пришлось читать мемуары Феликса Юсупова, организовавшего покушение на Распутина. Меня поразили больше всего даже не все эти эпизоды и т.д., а то, что человек живет в том мире, в котором он живет, беременном революцией, но о чем он главным образом думает и пишет? Он думает и пишет о балах, которые он устраивает. Он очень любил балы устраивать. И самое интересное, что когда он бежал в Европу, то он тем же самым и занимался. Сейчас бы это назвали гламуром, да? А вот тогда это называлось по-иному, а толку-то, что по-другому называлось? Полная безответственность власти и элиты перед страной и перед своей собственной судьбой.
Делом не в том, будем ли мы ругать Февральскую революцию или хвалить. Конечно, это был взрыв, где проявлялись и героизм, самоотверженность, надежды. Но проблема состоит в том, что все это второстепенно по сравнению с одной главной проблемой. Страна должна адаптироваться к современности с учетом своей сущности, своего лица, своих традиций. Если не обращать на это внимания, то это приводит ко многим трагедиям.
Говорят, что революция пожирает своих сыновей. А внуки - пожирают революцию. Это классический ход… Сделать уклон в сторону самобытности? А если страна не выдержит конкуренции с другими более мощными, она просто не может существовать в новом мире.
Посмотрите на Китай. Как говорил один из их лидеров, не важно, какого цвета кошка, важно, чтобы она мышей ловила. И они ловят мышей уже два десятилетия. Таким образом, являются крупной страной, самобытность они не теряют, по столбовой дороге идут, и капиталистические формы, современные формы у них развиты больше, чем у нас.
Вот этот синтез нам надо продумать, надо умерить пыл разрыва.
Андрей Сергеевич Кончаловский: Бог дал царя - это заблуждение.
Обсуждать или даже высказывать мнение по поводу работы Александра Исаевича ответственно и очень трудно. Во-первых - он последний российский писатель, которого можно назвать "совестью", а во-вторых - потому что роль литературы в наше время изменилась. В свое время за Толстым шли: он создал учение и немало потрудился для создания революционного состояния страны. Солженицыну же повезло, потому что он писал в то время, когда еще читали. Он проделал гигантскую работу, и статья его выпадает из общего потока потому, что его прорвало, он стал выражать свои эмоции. Я благодарен, что меня позвали на это обсуждение, потому что его статья заставила меня задуматься о проблемах страны, о проблемах, которые волнуют мыслителя такого масштаба. Оказалось, что и Толстого, и Солженицына волнуют схожие проблемы: философское осмысление истории - в первую очередь истории России. Основной вопрос: есть ли закономерность в истории или движение истории есть только цепь случайностей? На самом деле и то, и другое в истории играет огромную роль, также как личность и совокупная воля. Только Толстой говорил о "совокупной воле", а Александр Исаевич говорит "о состоянии в обществе". Александр Исаевич точно подтверждает самое главное определение общества - именно того общества, в котором вызревала февральская революция. Общество - это гигантский, абсолютно не тронутый и "не продремавшийся" массив. Я имею смелость утверждать: до сих пор "непродремавшийся" массив, потому что он не имеет никакой связи с верхним слоем правящего класса. Настаиваю: никакой. И я думаю, что пассивность нашего общества во многом определяет трагедию нашей страны. А может быть, в этом и мой оптимизм. Потому что если бы наше общество не было бы таким пассивным, то страну разнесли бы уже не раз. Во всяком случае, ХХ век давал для этого массу возможностей, включая недавние 90-е годы.
И с этой точки зрения, можно задаться вопросом: а была ли революция? Мне, например, трудно согласиться с тем, что февральская революция была буржуазной. Потому что, по моему мнению, в России буржуазии до сих пор не возникло. Ведь буржуазия - это не потребительская корзина. Буржуазия - это сознание своих прав. В Европе класс буржуазии начал возникать в XII веке, и уже к XIV веку этот класс стал предъявлять свои права суверену. В этом, собственно, и были предпосылки к созданию конституционной монархии. Потому что конституционная монархия возможна только тогда, когда есть класс, который обладает политической и экономической властью. Это мысль Плеханова. В России же этого класса никогда не было, потому что нашим купцам и промышленникам просто разрешали быть богатыми, и их это их абсолютно устраивало. У них никогда не было прав, и они, главное, их не хотели. Вспомните, например, купцов у Гоголя. Они кланялись в ноги, давали взятки, и их это вполне устраивало. Поэтому то, что мы называем гражданским обществом, возникшим в Европе с развитием городов на рубеже XIII-XIV веков, в России не существовало.
И Александр Исаевич не случайно пишет о тонкой прослойке, о "толпишке", которая изменила суть всего строя именно потому, что массив "не продремался". Плеханов по этому поводу говорил, что он приветствовал февральскую революцию, думая, что буржуазия получит права, и после этой революции Ленин был уже не нужен. Только русский народ этого не знал. И с этой точки зрения, самое существенное то, что подымает Солженицын этот вопрос. Еще Гершензон сказал, что "Петр I накрыл Россию тонким плащом цивилизации". И именно в этом тончайшем "цивилизационном" плаще вызревали революционные идеи, приходившие с Запада. "Массив" же не реагировал на это, а когда среагировал, то разнес все, потому что масса недовольства была критической.
Единственное, с чем мне трудно согласиться, так это с тем, что царь Николай II предал Россию. Александр Исаевич говорит так потому, что он художник и его темперамент не выдерживает, понимаете? Но мне кажется, что даже исходя из того, как у него описано состояние общества на тот момент, это не так. Один процент общества был поражен либеральными идеями. Они были нетерпимы: если убивали какого-то губернатора, то говорили: "Собаке собачья смерть!" В обществе была ненависть, оторванные ноги, убийства, принципиальные революционеры с горящими глазами.
И хотя все это было очень "по-русски", но к стране в целом отношения не имело, потому что находилось наверху. И до сих пор находится там. И все переделки, разделки происходят до сих пор. И до сих пор, к сожалению, наши выборы не могут быть абсолютно справедливыми в силу того, что в России не сформировалось правосознание. Поэтому народ не контролирует и не хочет контролировать действия избираемого парламента. Это происходило тогда и точно так же происходит сейчас.
Я, конечно, культурологический детерминист, потому что считаю: культура определяет политику, а не наоборот. Все попытки изменить культуру при помощи политики кончались жесточайшими провалами и кровавым месивом. Это было и у нас, и у Мао Цзэдуна. Вспомним, как Мао Цзэдун сказал Никсону: "Я пытался изменить китайский народ, у меня не получилось". Об этом Киссинджер пишет.
Мне кажется, это самая главная проблема. Может быть, я не понимаю чего-то или абсолютно по-другому воспринимаю Россию. Но как мы воспринимаем Россию? Мы воспринимаем Россию как некую страну, которая идет по особому пути. Но, дорогие мои, Россия отделена была от Европы "железным занавесом" не коммунизма, а другой религией. Религией восточной церкви, которая обожествляет власть. И поскольку власть в восточной церкви обожествлена, а в латинской церкви она была отделена, то складывается абсолютно разная концепция во взаимоотношениях с властью. У нас ведь до сих пор говорят, что власть - от Бога. Бог дал царя, Бог дал этого, Бог дал того. И это самое серьезное наше заблуждение. Что случилось бы, если бы Николай II принял жесточайшие меры, подавил бы все? Он мог бы удержаться. Но дело ведь не в этом. Дело в том, что все равно остался бы тот разрыв, который существует до сих пор между колоссальным, нетронутым "массивом" и интеллектуальной верхушкой, интеллигенцией, как хотите ее называйте - но не буржуазией. Потому что интеллигенция всегда была против правительства и должна быть против. А буржуазия может быть вместе с правительством. У нас, как только кто-то ладит с правительством, - говорят: продался! Это концепция русского интеллигента - быть всегда против. Потому что власть всегда действует так, как она хочет, а не так, как хочет народ. Так что, если бы Николай подавил все, этот разрыв не удалось бы преодолеть: верхи были поражены либеральными идеями, а низы не хотели этого слышать. Им это было неинтересно. И этот разрыв между интересами существует до сих пор. И если мы этот разрыв не преодолеем, то у нас опять будет иллюзия, что мы сейчас построим новое общество. Только назначьте правильных людей, чтобы не воровали. А таких нет! Нельзя сказать: вот эти хорошие, а эти плохие! Все мы люди одного и того же общества.
Так где же все-таки точка, от которой Россия пошла в катастрофу, в обвал? Я не историк, но мне кажется, что Россия имела шанс стать государством с конституционной монархией, когда возникли две первых республики: Псков и Новгород. Они были потоплены кровавым способом: всем отрубили головы. А это было первое зарождение русской буржуазии. После этого буржуазии не было и нет до сих пор. Это и есть точка бифуркации пути, по которому Россия идет и сейчас.
Стенограмма публикуется только на сайте "Российской газеты"