Поделиться
9 Мая - праздник всенародный. Но так совпало, что мне приходится отмечать и свое 9 Мая...
О судьбе моего деда, погибшего в Крыму в мае 1942 года, мне известно немного. Но и существующих документов вполне достаточно, чтобы понять, что наши сегодняшние представления о той войне сильно расходятся с тем, что происходило на самом деле.
Белая лошадь
Этих документов, собственно, два. Книга "Гвардейская Черниговская" (М.: Воениздат, 1976), написанная авторским коллективом военных специалистов, и 14 писем моего деда с фронта к его жене, моей бабушке Нине Степановне Басинской, хранящиеся в моем архиве.
На некоторых из писем стоит штамп: "Просмотрено военной цензурой". В одном письме, переданном с оказией, минуя полевую почту, он в конце просит жену: "Данное письмо сожги, т.к. я здесь написал кое-что, что не нужно писать". Десять раз перечитав письмо, я нашел в нем только один "прокол", одну "военную тайну", которую раскрыл жене дед, тогда, в июле 1941-го, начальник гарнизона всего Таманского полуострова: "От станицы мы живем км 9-10, почти на берегу моря".
Мой дед, Павел Григорьевич Басинский, родился в 1904 году и в 17 лет ушел служить в армию. Окончил военную академию РККА, успел повоевать в Гражданскую. Сколько его помнили родные, он всегда был "командиром". Перед войной в Новороссийске в звании капитана принимал Парад на белой лошади - просто как маршал Жуков. Эта лошадь, как вспоминает его дочь, моя тетя Маргарита Павловна, была ручная: по утрам сама приходила из конюшни за дедом через весь город. Дети баловали ее рафинадом. Перед войной, кроме старшей Маргариты, в семье было еще двое детей: дочь Галина и годовалый Валерий, мой будущий отец. Дед был примерным семьянином. Он был человеком практичным и рассудительным. Сын дьячка, в лихие 1930-е временно ушел из армии, боясь репрессий. Но вернулся... Не смог без армии...
В 1940 году его направили в Новороссийск. Был мобилизован в первый же день войны в составе 157-й стрелковой дивизии и отправлен в Тамань.
Цена Победы
8 июля 1941 года дед писал жене в Новороссийск:
"Здравствуй, Нина!
Сообщаю, что я жив, здоров. Работаю много и часто вас вспоминаю. Дни летят, как часы, и иногда просто удивляешься, как это всё идет быстро. О себе пишу: работаю вовсю, о себе заботиться нет времени. Но пока чувствую недурно. Скучаю по вам всем и по тебе лично, а как ты там чувствуешь? Что вы делаете? Как с питанием? Как живете? Пиши подробно, много мне, т. к. это остается для меня единственная утеха и радость... Как ты устраиваешь свои дела? Что ты и как чувствуешь? Всё мне пиши. Я как-то видел тебя во сне с каким-то чернявым - это мне усталость дало во сне. Ну, Нина, пока еще спокойно работаю, но ежеминутно начеку и условия боевые".
Начиная с этого первого письма он очень мало сообщает о себе, зато задает жене очень много вопросов. С ним-то (ему) все понятно. Он - кадровый офицер, началась война, призвали и т.д. Но они-то как? Как они-то там переживают войну, в один день лишившись мужа и отца?
Оставим без комментариев этого "чернявого". Хотя меня эта фраза пронзила насквозь, ибо в ней аккумулирована вся тоска и ревность здоровых мужчин, оторванных от любимых женщин на год... на четыре... навсегда. После нее понимаешь, почему стихотворение К. Симонова "Жди меня" со странными строками "Пусть поверят сын и мать" (только ты не забывай!), которые ставили поэту в укор, пользовалось бешеной популярностью на фронте. Есть вещи, которые не надо объяснять, надо просто понять.
Слова "посылаю", "пришлю" едва ли не самые частые глаголы в письмах моего деда. Армию-то снабжали, а вот в тылу приходилось туго. Особенно многодетным. Львиная часть этих писем посвящена скрупулезному отчету о деньгах, которые жена могла получать по офицерскому аттестату и которые он посылал ей еще и переводами, поскольку по аттестату больше 1500 руб. получать не полагалось. При этом в самом последнем письме, написанном уже весной 1942 года, во время страшных боев, после которых наша армия оставила Крым (вместе с моим дедом и всем его погибшим полком), он настоятельно просит свою жену не обманывать государство: "В апреле тысячи 2,5 я опять пришлю лично сам, а с 1 мая по аттестату будете получать 1500. Если военкомат вам дает деньги, то с 1 марта прекрати получать, т.к. иначе я и ты будем обманывать государство, а если получишь, отдай обратно, когда получишь от меня. Обманывать не надо. И так тебе будет достаточно, а мне их не нужно..."
Что мы знаем об этих поистине кровеносных финансовых потоках невероятной войны? Но они, судя по письмам, тревожили моего деда гораздо больше возможности быть убитым, о чем в 14 письмах он пишет один-единственный (!) раз, и буквально во время боя:
"Сейчас идет ураганный огонь. Я делал перерыв - было невозможно писать - огонек мешал их мне. Нина, милая, как ты живешь? Как хотел бы строку твоего письма посмотреть и почитать. Да, Нина, выйду ли я из этой войны, как из прошлой? Ну, ничего, Нинуся".
Нехорошо на душе
Вот деталь, которая не укладывается в голове. По крайней мере первые два месяца ему не передавали письма из дома, чтобы не отвлекать от работы. Езды до Новороссийска было 7-8 часов на машине, и все свои первые письма он посылал жене с оказией, вместе с сапогами, арбузами, отрезом материи для старшей дочери, которую особенно любил... К нему из города приезжали знакомые: "Ко мне часто ездят ведь, а ты не знаешь ведь?" Но письма из дома тормозили. Зачем? "Я верю, что ты их пишешь, но поверь, что я их не получаю. Вот сегодня 22.8, а от тебя писем нет еще. Где? Я не знаю, но догадываюсь, что те, кому поручено - дабы не нервировало в работе, просто нашли варварский метод - твоих писем мне не передавать. Здесь я бессилен".
Одним из самых серьезных лишений был недостаток одиночества. Да, армеец до мозга костей, дед страдал от невозможности побыть одному. "Иногда совершаю нехорошее, а именно: никому не скажу и ухожу на берег Черного моря и там долго, долго сижу в раздумье обо всем. Меня долго ищут, и чувствую и вижу, что мой уход нервирует моих подчиненных, так что и этого я не имею права делать".
На фронте жили мысленно там, дома. Я не нашел в письмах моего деда, который был, повторяю, кадровым офицером, ни одного яркого чувства по поводу самой войны. Ни до боев, ни во время... Может быть, он был плохим офицером? Исключено! Не успев провоевать и года, он был награжден двумя боевыми орденами, Красной Звезды и Красного Знамени, за бои под Одессой и за поистине страшные, кровавые крымские бои. В письмах ничего этого нет. Или почти нет.
"Ты, наверное, вспоминаешь, что я впопыхах взял чашку, ножик. Ну прости - мне ведь тоже нужно, а у тебя же есть еще дома.
Всё как-то нехорошо на душе".
Крымская мясорубка
Это неправда, что в первые месяцы войны Красная Армия только и делала, что непрерывно отступала, убегала в глубь страны. Гигантский маятник войны начал раскачиваться с самого начала, в одну и другую сторону, сметая на своем пути тысячи, а затем миллионы жизней. И наших, и немцев. И румын, чья 4-я королевская армия, обладая пятикратным численным превосходством перед защитниками Одессы, безуспешно пыталась взять город в сентябре 1941 года, а затем очень серьезно пострадала от 157-й дивизии под командованием полковника Д. И. Томилова. "Наиболее успешно действовал 633-й полк (командир - майор Г. Гамилагдишвили, военком - батальонный комиссар Н. Карасев), - сообщается в "Гвардейской Черниговской" об особых успехах этой операции. - За умелое командование батальоном и личный пример в бою был награжден орденом Красного Знамени капитан П. Г. Басинский, орденом Красной Звезды политрук 4-й роты Л. И. Булавин, сержанты П. Г. Гаев и Г. Т. Капустин, лейтенант И. Захаров и ефрейтор А. Аринов".
Тем не менее Одессу пришлось отдать. 157-ю стрелковую дивизию перебросили обратно в Крым, где 18 сентября начала наступление 11-я танковая армия Манштейна вместе с румынским горным корпусом.
157-ю направили на соединение со 156-й дивизией, которая после тяжелейших боев на Перекопском перешейке отошла к селу Ишунь и закрепилась между озерами Старое и Красное.
18 октября 1941 года начался немецкий танковый штурм ишуньских позиций.
А 22 октября дед пишет жене во время боя, прыгающими буквами:
"Здравствуй, милая Нина!
Здравствуйте, мои милые дети Марочка, Галиночка и сынок Валерий!
Сейчас я в Крыму - всё время в боях. Устал? Конечно, да. Но обстановка не ждет - враг борется не слабо, и ты пойми, это ведь не Гражданская война.
Пишу под огнем дьявольским - пыль, грязь. Ну, Нина, - я пока жив, здоров. Убит Скержецкий Юрий. Ал., его жена живет Конституции, 23, - скажи ей, она с сыном живет - мы его похоронили в бою. Он погиб геройски - пусть сын это помнит, а жена его не забывает этого в ее будущей жизни. Холодков, Перекрест, Кривошеев, Тихонов, Архипов, Друзякин, Кобзев, Альховик, Логвинов, Кравцов, Терещенко, Бондаренко и др. все живы, здоровы - дерутся хорошо. Биндюков ранен. Трунов, Скиданов ранены еще в Одессе. Там же тяжело ранен Джидзалов. Марков убит в Одессе. Кто будет спрашивать - скажи им, что я пишу. Нина, милая, как это так, что я вас не вижу и не знаю, что и как вы?
Вспоминай меня и выкупай за меня детей - я ведь грязный. У меня карточки есть ваши, твоих, Нинуся, целых 3, и Мары.
Дети, помогайте матери, она ведь больше всех нас с вами страдает.
Ну пока. Прощайте.
Деньги, если успею, пошлю, у меня их до 3-х тысяч.
Целую вас крепко, крепко. (Подпись)
Нина, я представлен к правител. награде за бои в Одессе.
Целую тебя, моя милая Нина. Ваш (подпись)".
Три полка находились в эпицентре боев: на правом фланге - 633-й, в центре - 384-й, на левом фланге - 716-й. Несколько раз они переходили в контрнаступление, но при этом несли огромные потери.
В "Гвардейской Черниговской" в описании этих боев мой дед упоминается дважды. И не скрою, что я невероятно горжусь этими страницами...
"Не выдержав губительного огня, фашистские танкисты повернули назад. Командиры батальонов Н. А. Дыкленко и П. Г. Басинский подняли свои подразделения и повели их в атаку".
"Убитых пулеметчиков заменили комбат П. Г. Басинский и секретарь комсомольского бюро полка Н. Мещеряков. Огонь оживших пулеметов заставил противника залечь. Но вскоре кончились патроны, и автоматчики опять поднялись в атаку. Командир полка снял с охраны своего командного пункта роту ПВО, которой командовал лейтенант М. П. Завальнюк, и направил ее на помощь батальону. Четыре машины со счетверенными станковыми пулеметами на большой скорости сблизились с противником и, развернувшись веером, открыли по нему огонь. Немногие оставшиеся в живых гитлеровцы в панике бежали".
Седой майор
После письма, написанного во время ишуньского боя, в письмах - 5-месячный перерыв. За это время дед успел побывать у семьи в Новороссийске и отправить ее в Липецк, на свою родину.
За это время 157-я дивизия отступила в район Анапы и Адлера и стала готовиться к новым боям за Крым, которые начнутся 29 декабря с удивительной по дерзости высадки нашей армии с моря в портах захваченной немцами Феодосии. Немцы готовились встречать Новый год и были уверены, что высадка десанта (несколько полков!) в такой шторм и мороз просто невозможна. Конечно, были серьезные проблемы. Например, на подходе к Феодосии от жуткой болтанки непривычные пехотинцы повально заболели... морской болезнью. Но ведь высадились, выбили немцев из города и несколько дней гнали их в глубь Крыма.
Как жаль, что дед ничего не пишет в письмах об этой операции, которую даже я могу представить с какой-то кинематографической ясностью. Хотя, без сомнения, он в ней участвовал в составе своего 633-го полка командиром 3-го батальона. В письме к жене от 27 марта 1942 года пишет: "С 29 XII п/г (прошлого года. - П. Б.) до сих пор в боях, всё время под опасностями, но пока жив".
По крупицам я выбираю из книги факты о жизни моего деда в это время, пытаясь представить себе, как это происходило. Вот взяли Феодосию.
"Город и все прилегающие к нему высоты были очищены от противника. Только на горе Лысой оккупанты удерживали свои позиции. Этот опорный пункт препятствовал дальнейшему продвижению наших десантников на запад и давал возможность вражеским артиллеристам обстреливать портовые причалы и входящие в бухту корабли... По приказу командира передового отряда майор И. А. Калинин направил один из своих батальонов для наступления на восточные скаты горы Лысой. 3-й батальон 633-го полка, используя густой снегопад, обошел гору с юго-запада..." ("Гвардейская Черниговская".)
Фамилия деда не названа, но я-то знаю, кто был комбатом в 3-м батальоне. Кто именно вел людей сквозь густой снегопад.
В письмах деда ничего про это не сказано.
Кадровый офицер есть кадровый офицер.
Для него война - работа. Тяжелая и утомительная. В начале первого письма 42-го года он на двух страницах отчитывается перед женой о деньгах, которые он может выслать семье в Липецк. Цифры, цифры... "Прошу, если это можно, удовлетворить мою просьбу - давай матери ежемесячно 100-175 р. Если нельзя это сделать, напиши - я из своих ей буду посылать... Матери помогай, это моя фронтовая просьба. Если надо, то и своего отца без помощи не оставляй - он тоже достоин внимания и заботы..."
"Как я живу? Одно плохо - левая нога вот уже 9-й день не хочет ходить, я ее волочу, но хожу. Лечат меня тут же и неплохо, но всё это не помогает. Сам я стал седой и достаточно другим, чем я был, когда жил с вами. Война изменила меня много, много. Кушаю плохо, даже водка, коньяк не помогают. Кстати, водка и вино на меня не стали действовать - видно, впился, т. к. ежедневно потребляю. Сплю тревожно и мало. Завернувшись в кавказскую бурку, я часто "нос грею", но спать не сплю. Обычно сплю по 1-2 часа в сутки перед вечером - ночью на ногах, всё время беспокоясь о людях. Раньше я не мог думать, как хороши русские люди. Мои люди в полку 4-й месяц в боях, но ведут себя героями, терпя лишения, невзгоды и т. д. Мои помощники хорошие - вчера потерял одного, он умер героем. Комиссар полка мой утешитель - часто развлекает меня кой-чем, и хорошо выходит. В общем, работаю и живу пока".
Если бы не упоминание о помощнике, которого он потерял буквально вчера, можно было бы подумать, что дело происходит в тылу или на запасных позициях. Черта с два! Кругом тот же "страшный ад", который начался осенью 1941-го под Одессой и практически не прекращался до весны 1942-го. Только перед зимним наступлением у деда был короткий отпуск. Он побывал в Новороссийске и Анапе, жил в семье райвоенкома Пашинцева - "у него мать там осталась, он меня часто приглашал в свою семью, я часто у них, будучи на отдыхе в Анапе, спал, отдыхал, купался. У него прекрасная жена и дети, она за мной хорошо ухаживала и была как мать заботливая".
Но с конца декабря 1941-го шли непрерывные бои за Крым. В середине января "под Ак-Мелезом был смертельно ранен командир 716-го полка майор И. А. Калинин, тяжелое ранение получил военком полка У. Я. Аникеев. В командование полком вступил начальник штаба капитан П.Г. Басинский" ("Гвардейская Черниговская"). В марте 1942-го дед уже был в звании майора.
Его это не слишком радовало. "Стал седой сильно и достаточно постарел, - пишет он жене 29 марта, в предпоследнем письме, - уже не тот вид бравого капитана, остался майор пожилой".
"Как я живу? Также все дни и ночи в боях, в поле, на воздухе, в борьбе и в борьбе. К такой жизни я уже привык и часто, часто забываюсь, но адъютант мой, следя за мной, следит, а иногда одергивает. Но поверь, что привык ко всему, а иногда даже не придаю значения. Бои идут крепкие, жестокие, враг цепляется за каждый куст, но бить его бьем здорово и много. Тебе покажется странным, если сказать, что писать, есть, спать и т. д. приходится под свист снарядов, пуль, мин и т.д. К этому привык, и кажется иногда, что это тактические учения в мирное время. А сколько, Нина, хороших людей у меня, как они работают, не зная сна, не зная тишины... Да, вот уже 3 месяца, как я вновь на фронте, а кажется мне, что вчера был в Анапе, в Новороссийске..."
Последнее письмо датировано 30 марта 1942 года. И вновь половина письма - отчет перед женой и детьми о своих фронтовых заработках. Но только из этого письма я, дурак, понял, откуда шел этот финансовый педантизм. "Вчера посылка денег вам доставила мне большое удовольствие - я, как говорю, имел возможность проявить заботу о вас. Большего не могу, т.к. нет условий, а желал бы большего в помощь вам".
Что еще он мог сделать для семьи из своего "страшного ада", кроме этих денег? А так хотелось жить для семьи, для жены и детей. И ничего другого, в сущности, никогда и не хотелось...
"С утра 9 мая командир 157-й дивизии, выполняя приказ командарма, направил 716-й полк для восстановления положения в районе высоты 66,3..." ("Гвардейская Черниговская"). Эта высота 66,3 часто упоминается в описании боев за Крым, гораздо чаще, чем иные населенные пункты. Сражения за нее продолжались с февраля 1942 года, она постоянно переходила от немцев к нашим и обратно. Бои за нее вел 633-й полк, в котором мой дед был комбатом, но с середины января он сам командовал 716-м полком, который и бросили 9 мая 1942-го на высоту "восстанавливать положение". Что там произошло - непонятно... По некоторым сведениям, весь полк просто сравняли с землей. В живых осталось 15 человек, но сохранилось знамя. О судьбе этого полка сказано предельно строго: "... местонахождение стрелковых подразделений 716-го полка, его командира и штаба после 9 мая остается неизвестным". Следовательно, с 9 мая 1942 года местонахождение моего деда, П. Г. Басинского, "остается неизвестным".
Я ношу его имя.