"Агрессия" - внушительный сборник в 576 страниц с подзаголовком "Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации".
Берешь фолиант и поначалу: ну, какой здоровый. Начинаешь читать и не оторваться. В сборнике документы из архива СВР, которые разведка добывала и представляла высшему руководству страны в основном накануне вероломного и внезапного нападения Гитлера на СССР 22 июня 1941 года. Прочитав книгу, убеждаешься: нападение действительно вероломное. Но внезапным назвать его никак нельзя.
Материалы, добытые разведкой прямо из Берлина, из Англии, Франции, Японии… взывали и доказывали: скоро неизбежная война. Главный адресат, который получал их всегда и первым - Сталин. Довольно часто документы под грифом "сов.секретно" читали и другие высшие руководители страны. Сегодня, накануне 70-летия начала войны с огромного массива ценнейших донесений снят гриф секретности.
Наш собеседник - генерал-майор СВР, историк Лев Филиппович Соцков, проделавший титаническую работу по составлению сборника. Сначала ему слово, а потом вопросы, ответы на которые неожиданно откровенны.
- Июнь 1941-го - особое время в истории нашего народа, это величайшая трагедия. Почему взялся за книгу? В последние годы сталкиваемся с такими толкованиями, связанными с войной, которые - чистая фальсификация. К великому сожалению, в авангарде идут соседи - Прибалтийские страны, Польша, до недавней поры - даже Украина. Вся политическая и хронологическая составляющая грядущей войны - 1938-й - 1941-й. 1938 - начало подготовки сценария Мюнхенского соглашения, заканчивается сборник информацией, поступавшей до 22-го июня и некоторыми аналитическими документами, полученными разведкой чуть позже.
Что дает эта подлинная, не сокращенная, не приглаженная документация. Во-первых, вскрывает закулисье европейской политики. Во-вторых, и очень важных, показывает в какой мере политическое руководство нашей страны было информировано о происходивших военно-политических процессах. В-третьих, она, конечно, показывает, в какой мере разведка исполняла свою функцию: заблаговременно информировать руководство о наиболее важных событиях и изменениях в международной обстановке. И, наверное, даже точно, важнейшая часть - рассекреченные нами документы, получаемые руководством страны с января по 22 июня 1941-го. Мы впервые обнародовали множество материалов в дополнение к тем, что приходили из наших резидентур. А информация из резидентур публикуется полностью.
Идут спекуляции: разведка докладывала в Кремль и дезинформацию, в том числе о датах нападения. Это не так. Да, поступали донесения от подставы германских спецслужб нашему резиденту в Берлине Кобулову. Случилось так, что после разгрома, учиненного Берией в зарубежных резидентурах в 1937-1938, работать там было некому. И в самый критический момент резидентом в Берлине оказался брат заместителя Берии - Кабулов, который пришел на важнейшую должность с рядовой бухгалтерской работы и в разведке ничего не смыслил. Ему и был подставлен агент "Лицеист", который пытался подсовывать дезинформацию. И, знаете, сообщения этого фашистского источника мы тоже поместили, чтобы остаться честными перед общественным мнением. То были умозрительные суждения самого общего плана, резко отличавшиеся от информации других агентов.
Корректная, надежная информация, приходила от наших источников в аппарате Геринга и Гиммлера. Люди сработали.
17 июня 1941 начальник внешней разведки Фитин лично докладывал Сталину о предстоящем нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. На прием к нему он прибыл вместе с наркомом Меркуловым. Надеюсь, вы понимаете, что когда начальник разведки докладывает информацию лично, ручаясь за ее корректность и достоверность, то вопрос без всякого переносного смысла мог в тогдашней ситуации стоить ему головы. Фитин взял на себя эту миссию, подтвердив: информация полностью соответствует действительности. Она заключалось и в том, что наш агент "Старшина", офицер штаба военно-воздушных сил Германии, сообщил: из всех документов, прошедших через его руки, следует, что все приготовления к вторжению закончены, вермахт находится в режиме ожидания. Это может случиться завтра или послезавтра, через несколько дней, но не позже.
Была информация и от источника в аппарате Гиммлера. Известный теперь Леман, агент Брайтенбах, вызвал нашего работника Журавлева на внеурочную встречу и сообщил даже дату - 22-е. А последний документ до 22 июня, он только-только рассекречен, это телеграфная информация из стран - будущих союзников Германии в войне. Их войска участвовали в операциях вермахта на советской территории - это телеграммы из Финляндии, Румынии, Венгрии и Рима. Они исключительно доказательны, ибо в них описываются такие детали, которые вообще не оставляли никаких сомнений: и политическое, и чисто военное решение о предстоящем нападении принято. Так из Финляндии докладывали, что одна их армия блокирует Ленинград, другая - Мурманск. А в финских портах шла массированная высадка немецких войск. Резидент добавлял: проводится мобилизация по меркам военного времени. И что даже командный пункт финской армии перебазировался, как того и требуют условия войны, в железобетонный бункер под Хельсинки. А последняя телеграмма, тоже весьма впечатляющая и впервые разрешенная к публикации, пришла из Рима. Расшифрована руководству 20-го. Посол Италии в Берлине докладывает в Рим для передачи Муссолини, что он был вчера приглашен в верховное командование германских вооруженных сил, где ему было сообщено, что вторжение немецкой армии на территорию СССР пройдет в период с 20-го по 25-е июня.
Информация о вторжении шла с января 1941-го по нарастающей. Докладывались детали. Сначала об аэрофотосъемки наших объектов - военных и промышленных. Немцы осуществляли ее очень массированно с территории генерал - губернаторства в Польше и из сопредельных стран - Финляндии, Северной Норвегии. Использовалась техника высокого разрешения. Наш источник в главном штабе немецких Люфтваффе докладывал: снимки великолепные, "они уже конкретно преобразуются в материал для оформления цели бомбардировок". Немцы понимали, что дороги в России не очень - плохие шоссейные и никудышные грунтовые, так что основные способы перевозки техники - железные дороги. Железнодорожные узлы и развязки стали первыми целями бомбардировок. Так они считали возможным блокировать и парализовать возможность маневра нашей армии. Если подсчитать, то 30 подобных тревожных донесений докладывались наверх.
Любопытно, что "Старшина", прекрасно разбиравшийся в вопросах авиации, даже выступал с рекомендациями, какие ответные меры следует применять. Какие объекты в Германии подвергнуть бомбардировке, чтобы нарушить систему снабжения, произвести соответствующий психологический эффект.
Но когда из разведки писали соответствующие донесения в Кремль, эти элементы, понятно, уходили. Комментарии бывали очень осторожные. В донесении - об одном, а комментарий несколько иной. Ясно почему: информация вызывала раздражение у Сталина. Или в донесении аналитические и прогностические выкладки, а он любил конкретные данные. Но все равно информацию пытались до него донести, пусть и с какими-то оговорками.
Выделю донесения из НКГБ Украины и Белоруссии. С румынами же почти все было понятно. Когда в 1940-м их заставили отдать Бессарабию, то глава Румынии Антонеску договаривался с Гитлером об участии в войне. Там никаких передислокации, мобилизационных мероприятий и отслеживать не нужно было. Они проводились в полном объеме, румынская армия была готова. Их 3-я и 4-я армии обеспечивали фланги под Сталинградом. Финны тоже нам войну не простили, большие расчеты были на Гитлера, две армии полностью отмобилизованы. А вот из Украины и Белоруссии информация шла исключительно обширная, потому что основной удар немцы готовили по нашему будущему Западному фронту. Ожидали, что все-таки поначалу немцы двинутся на Украину: там железная руда, уголь, хлеб, дальше нефть. Но случилось по-иному, основной удар Гитлер решил нанести по Белоруссии, а цель была - Москва. Группировка, которая двигалась на Москву и та, что шла частично через север Украины на Киев, она развертывалась на территории занятой Польши. Информация - в основном визуальная - из погранвойск, из других подразделений, где действовала госбезопасность, была исключительно обстоятельной. И здесь мы приводим массу таких донесений. Вот докладывают: идет беспрерывное пополнение частей живой силой и техникой, которая дислоцируется на территории генерал-губернаторства. Готовятся средства для форсирования водных преград. Оборудуются в большом количестве полевые аэродромы для сосредоточения авиации. Склады боеприпасов и горючего - полевые. А со второй половины июня поступающие с германских предприятий боеприпасы выгружались на грунт. Любой мало-мальски разбирающийся скажет вам, что речь об использовании идет не о неделях, только о днях.
Вся сумма сообщений, опубликованных в виде рассекреченных архивных материалов, свидетельствует о том, что информация была полной. Я не скажу избыточной, потому что информация всегда ценна разнообразностью, не может быть ее слишком много. Повторюсь, что она подтверждала: политическим руководством Рейха принято не только чисто политическое решение о начале войны, но и военное. Известны и группировки. Это то, что впоследствии стало Группой Север, задачей которой было быстро прошить Прибалтику, пользуясь хорошей инфраструктурой. Не скрываем, что немцы рассчитывали на достаточно хорошую или пассивную реакцию населения. Задача - в короткие сроки захватить Ленинград. И затем завернуть всю группировку на Москву. А наводить порядок в Ленинграде, тоже увидите в книге, должен был финн Маннергейм. Группа армий Центр имела задачу захватить Москву. Считается, что нашим высшим военным руководством просчет в определении главного немецкого удара был допущен. Наверное, это так. Но когда начинаешь сравнивать группировки, которые действовали в составе группы немецких армий Центр и Юг, они примерно равны. Хотя, возможно, танков было больше на московском направлении.
В документах все это выглядит еще более убедительно. Формулировки четкие, выпуклые, иных толкований не допускающие. Возникает вопрос: откуда же тогда возник термин "о внезапном нападении"? Я придерживаюсь твердого убеждения и заложил этот тезис в небольшую вступительную статью к книге "Агрессия". Термин "о внезапности нападения" был выдвинут нашим руководством из таких соображений: хотели хоть как-то объяснить советскому народу катастрофические неудачи, постигшие нас на первом этапе войны.
Только подумайте, вся сумма этой информации легла на стол Сталину, А из мемуарной литературы выясняется: далеко не всеми сведениями он делился даже с нашими высокопоставленными военными. Сказать заранее, что нарком обороны или начальник генерального штаба обо всем знали, трудно. Может быть, и не все. Но Сталину докладывалась вся, подчеркиваю, ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ, и он ею владел.
Все-таки под нажимом наркома Тимошенко и начальника генерального штаба Жукова вечером 21-го июня убедили Сталина дать ориентировку в войска о приведении в полную боевую готовность. Он, в конце концов, такую команду дал, директива была быстро подготовлена там же, в Кремле и, зачитанная вслух, подписана Тимошенко и Жуковым и ушла в войска. Считается, что пока расшифровывали, пока доводили до рядового звена, прошло время. И, кончено, опоздали. К моменту нападения многое не было готово. Но хочу обратить ваше внимание на ключевую первую фразу документа. В ночь с 21 на 22 июня может произойти "внезапное нападение" гитлеровской Германии на СССР. Потом указание частям - дислокация, рассредоточение авиации…
Вдумайтесь сами: направляется директива, что может произойти внезапное нападение. Но если оно может произойти, то какое же оно внезапное? Тем не менее, формулировка "в результате внезапного нападения" вошла в обиход
На самом деле наша разведка - внешняя, военная свою миссию по информированию руководства о начале войны выполнили. Другой вопрос, возможно, не все было сделано в плане выяснения реального плана, реальной конфигурации.
1938-й год - является точкой отсчета в подготовке войны. И вопрос стоял только так: где будет война в начале? На Западе или на Востоке? И борьба была за это. Куда двинется германская военная машина? Все остальное - прикрытие. Мюнхенские соглашения, поделившие Чехословакию, были окрещены политикой умиротворения. Термин выдуман тем, кто задумал тот сценарий. На самом деле это было стремлением договориться с Германией о том, что в начале она двинется на Восток.
Белых пятен осталось еще много. У нас сейчас уродуют термин о равной ответственности, городят всякую чепуху. А шло соревнование: где начнется война. И, кстати, телеграмма о сценарии Мюнхенского соглашения, легла на стол Сталину вскоре после того, как закончилось совещание Чемберлена и Деладье в Лондоне. Я считаю это громадным достижением разведки: был моментально получен сценарий того, что же будет делаться дальше. А дальше было понятно что. Два пункта читаются с интересом. Первый - оказать давление на Чехословакию, чтобы все германские условия были приняты. И второй пункт, подчеркиваю, информировать Гитлера об этой линии Англии и Франции. Так потом и произошло. Чемберлен беседовал с Гитлером, а накануне Мюнхена он встречался с ним дважды, И даже Деладье говорил англичанину: что же вы зачастили в Берлин. Вы хотя бы для вежливости съездите один раз в Москву. Потому что существовали наши предложения по созданию системы коллективной безопасности. А Чемберлен спросил Гитлера во время той беседы, хорошо, мы оказываем нажим на Чехословакию, вы забираете Судеты, и можем ли мы быть уверенными, что вы больше ничего не потребуете? Фюрер ответил "конечно, конечно". И Чемберлен прилетел в Лондон, выходя из самолета размахивал бумагой: "я привез вам мир". А привез он декларацию о вечном мире между Англией и Германией. Для англичан это было существенно. А еще он привез декларацию новых урезанных чехословацких границ.
И возникает вопрос: когда в 1939 году немцы ликвидировали Чехословакию, превратили ее в протекторат, почему на том этапе англичане опять не вмешались?
И еще один эпизод. Произошло нападение на Польшу, грянула Вторая мировая война, первый этап которой был назван "странной". Немцы захватили Польшу и остановились. Потом подумали-подумали и двинулись на Францию. А затем всю свою танковую группировку отодвинули на Запад - заняты Бельгия, Голландия, Франция, Люксембург. И вот Дюнкерк - и вдруг остановка. Две танковые группы самых способных германских генералов-танкистов Клейста и Гота остановились и не сбросили англичан и французов в Ла-Манш. Вот вам еще одно большое белое пятно.
В это время состоялся и полет Гесса. В "Агрессии" есть на сей счет документы. Сразу после полета получили сведения: цель - договориться с англичанами о совместных действиях против Советского Союза. Англичане до сих пор документов по Гессу не рассекретили.
А наши будущие союзники Англия и Франция эвакуировали из Западной Европы десять английских дивизий, 18 французских и 12 бельгийских. 30 дивизий! По самым скромным подсчетам 300 тысяч войск. Сравнимо с армией Паулюса под Сталинградом.. Потери, естественно, понесли, немцы их бомбили, порезвились, Но вот такая махина была эвакуирована в Великобританию. Почему немцы на это пошли? Историки склоняются к версии, что все-таки Гитлер попытки договориться с Англией не прекратил. Немцы питали иллюзии о заключении какого-то соглашения, которое бы устроило Германию. Но не состоялось.
Возникла антигитлеровская коалиция. Вопрос стоял уже так: кто кого и забыты, отброшены были идеологические разногласия. Большая тройка принялась за работу. А мы сочли возможным заключить наш сборник некоторыми аналитическими материалами, которые были подготовлены англичанами, что особенно ценно. И этот анализ наиболее полно присутствует в докладе британского посла в СССР Криппса. Документ заслуживает того, чтобы его - пункт за пунктом - прочитать полностью. Одно дело резонировать где-то в далеком кабинете, попивая кофе. И другое находиться в положении посла, который писал свой секретный доклад в Лондон, когда немцы были на подступах к Москве и не знал удастся ему вернуться в родную столицу или нет. Разве что через Дальний Восток, но туда еще надо было доехать. Ему деваться было некуда. Криппс понимал, в каком положении оказались страны антигитлеровского блока. И это не досужие рассуждения, а совершенно четкие политические выкладки - они даны прямо по пунктам, с анализом случившегося.
Вот что представляет из себя сборник "Агрессия". Пусть сами люди судят на основании прочитанных документов, что знало политическое руководство, насколько адекватны были меры, которые были приняты.
Российская газета: Я смотрю, вы даже не правили орфографию и запятых не расставляли. К примеру, везде "финская кОмпания", через "о", а не "а".
Лев Филиппович Соцков: И фамилии некоторых известных лиц мы тоже не писали на наш сегодняшний лад. Пусть останется так, как было, и в этом тоже - дух эпохи. Столько людей нам помогало, стараясь, жизнями рискуя нас информировать. И приходила от них хорошие, дельные сведения, которые не допускали двойных толкований.
РГ: В некоторых документах вы называете псевдонимы агентов, в некоторых - сплошные пропуски.
Соцков: Кое-кто, например, "Старшина", "Корсиканец", были хорошо известны Сталину, по крайней мере их псевдонимы. Некоторые имена мы снимали.
РГ: Знаете, что неожиданно производит громадное впечатление? Даже не похищенные нашими великими агентами типа Филби суперсекретные документы. И не донесения из заграничных резидентур, в которых точность поразительная. А посланные весной 1941-го спецсообщения НКГБ из Украины, Белоруссии о передвижении немецких войск в районе наших границ. Они такие лаконичные, конкретные, доступные для понимания. И школьнику видно: на страну надвигается чужая могучая лавина. Какая уж тут паника или дезинформация, и без, извините, "Корсиканца", картина абсолютно ясная. Неужели Сталин не понимал, вот она - война, подобралась уже к самому к порогу?
Соцков: Что вам сказать? Создается впечатление, что Сталин больше всего боялся обвине6ний в развязывании войны, в первом шаге. Предложения об упреждающих мерах были, но все они Сталиным отклонены. Немцы у нашей границы. Значит, можно ударить. Но тогда мы - агрессоры, и могла бы идти речь об антигитлеровской коалиции? Мы стояли перед угрозой на два фронта - с Германией и Японией. Это потом, когда у немцев не стало получаться на Восточном фронте, японская угроза отпала. И все же все проводившиеся военные учения в районе Западного фронта на Украине и в Белоруссии имели в качестве противника Германию. Во время последних учений в 1941 году "синих" и "красных", "синими" были немцы. Сомнений ни у кого не было. Все, что происходило, начиная с 1938 года, - англо-французский договор, англо-польский договор, франко-польский договор, франко-советский договор, англо-советские переговоры - были против какого противника? Собирались воевать против немцев. Было очевидно: войне быть. Но, опять-таки, соревновались, где начнется - на Западе, на Востоке. И второе: видимо, Сталин настолько боялся обвинения в агрессии и трудностей, которые возникнут, что игнорировал разведсообщения. Когда даже день нападения был назван, авиацию не рассредоточили. А морской флот, по распоряжению его руководителя, рассредоточить успели, и он понес минимальные потери, Чего гадать? Командующего Западным фронтом генерала Павлова расстреляли, но это ничего не меняет. В душу ушедшего Иосифа Виссарионовича, не оставившего ни воспоминаний, ни записок, мы уже не влезем. Я же, не вторгаясь в епархию моих коллег из Главного разведывательного управления, приведу хрестоматийный факт. Когда немцам назвали день нападения, два их перебежчика с двух разных фронтов переплыли реку и сообщили даже точное время. И все равно… Хотя на серьезнейшей телеграмме из Рима наложил резолюцию: информировать наркома Тимошенко.
РГ: Информировали. И что?
Соцков: Когда я работал над этими документами, то удивлялся также как и вы. Ну, что еще нужно? Что и как надо докладывать, если со всех сторон ползет одна и та же информация "завтра - послезавтра".
РГ: Мы слышали о "Красной капелле", Зорге, "Кембриджской пятерке", предупреждавших о войне. Но из книги "Агрессия" виден такой труд самых разных разведчиков и агентов из многих стран… Будут ли когда-нибудь рассекречены их имена?
Соцков: Нет. Это - наше правило. Некоторые - антифашисты из "Красной Капеллы" или Филби, Маклин… - волею судьбы известны, Другие так и останутся под своими оперативными именами. Мы никогда и никого не подводили.
РГ: И все же эти люди заслужили благодарности.
Соцков: Согласен. И мы упоминаем некоторых из них, пусть под оперативными псевдонимами, в книге. Это все, что возможно для них сделать. Иногда наталкиваешься на очень интересное дело, а в нем есть наша государственная награда, заслуженная этим человеком - "За выдающиеся заслуги …". Редко, однако, бывает.
РГ: И человек получал эту награду? Или, как однажды мне рассказывали, агенту привезли коробочку с орденом, он подержал награду в руках и ее отвезли обратно в СССР. И это уже удача?
Соцков: Ну, да. Только так и редко. А что делать? Обычно нашему помощнику об этом сообщалось. Агенты не были и не будут никогда раскрыты. Таковы правила игры, тут ничего не поделаешь. Но если оказался здесь, в Москве, то все награды вручались председателем, носили их с гордостью.
РГ: Хорошо, перейдем к иной теме. Сталин на разведчиков гневался: вы сто раз сообщали о нападении. Кое-кто из современных историков упрекают нашу внешнюю разведку в том, что назывались разные даты.
Соцков: Очень хорошо, что было именно так. Сроки на самом деле менялись. Из документов, с которыми вы познакомились, видно, что Гальдер (генерал-полковник, начальник штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта - Н.Д.) предлагал 15 мая, потом перенесли на 25-е, и даже дату эту затвердили. Но началось восстание в Югославии, и Гитлер не хотел начинать, когда Балканы восстали, хотя царь Павел был готов сотрудничать с немцами. И 25 мая тогда зарубили, передвинули сразу на месяц вперед. И, что вполне естественно, об этих новых сроках нападения сообщали.
РГ: В этой книге много абсолютно нового. Даже английский премьер Чемберлен, который у нас - и заслуженно - всегда в черных красках, вдруг предстает в донесениях несколько по-новому. Приводятся его слова о необходимости расширения сотрудничества с французами, о расширении связи между двумя генштабами, о совместных демаршах, которые необходимо сделать в Берлине.. И передал их французский источник с переговоров, которые проходили на лондонской Даунинг стрит. Гложила Чемберлена совесть, видно, понимал, что предал Чехословакию и ошибся. И потом мелькают его оценки Советского Союза - тоже отнюдь не уничижительные. Ракурс - необычный.
Соцков: Мы ничего не утаивали. Публикуем французский документ, из которого узнаем, что английский министр Иден пеняет польскому министру иностранных дел Беку: вы додружитесь с Германией до того, что мы вынуждены будем вообще отказаться от сотрудничества с вами.
РГ: Бек просто прогибался перед Гитлером. Зловещая фигура.
Соцков: И пусть в Польше об этом прочитают. В 1937 году поляки встречались с Герингом, обхаживали, убеждали: у нас общие с Рейхом интересы, главное - задавить Москву, потом остальное вместе поделим. Известный польский посол Потоцкий заявляет госсекретарю США Хэллу, который спрашивает его о германской угрозе: мы не видим угрозы со стороны Германии, важно объединиться против России. Но случилось нападение на Польшу, на нас. И тот, кто хотел воевать против немцев, оказались либо в Москве, либо в Лондоне. А где вдохновитель всей польской внешней политики Бек? В Румынии - в стране гитлеровского блока. Мог уехать в Англию, потом во Францию. Вот и толкуйте это как угодно. Много всего открывается. У СССР с эмигрантским польским правительством в Лондоне были нормальные отношения до 1943 года. Тогда мы не пытались вот так все перекраивать, как получилось потом. Знаете ли вы, что генерал Сикорский приезжал в Москву 30 июля 1941 года?. Представляете? У нас - положение аховое, кто знал, чем все закончится. Но приехал генерал, успешно воевавший против России в 1920-м. А слышали, что в СССР до июля 1940-го не было предусмотрено почетного караула? Не было такой роты, не очень-то к нам ездили главы иностранных государств, кроме Монголии. И первый почетный караул выстроили по случаю пребывания у нас генерала Сикорского. Во время встречи со Сталиным ему было сказано: после войны мы гарантируем независимость суверенного польского государства.
РГ: А польская разведка нам не помогала?
Соцков: Польская разведка имела определенные позиции. В Германии им, как и всем остальным, вести разведку было сложно, и они сосредоточились в нейтральных Стокгольме, в Берне, а наиболее мощная резидентура в Лиссабоне.
РГ: Почему в Лиссабоне?
Соцков: Резидентуру там возглавлял бывший военный атташе в Москве в 1930-е годы полковник Ковалевский. И они пытались уговорить англичан и американцев откликнуться на мирный зондаж немцев 1943 года. Ковалевский предлагал принять предложения немцев и создать единый фронт с использованием немецких частей, поставить его на западной границе с Польшей, чтобы не пустить туда, а потом и дальше в Европу нашу армию. У СССР в Лиссабоне резидентуры не было. Поляки боялись утечки этой информации, и англичане тоже - ведь союзники. Но Ковалевский бегал в Лиссабоне и к немцам, и к англичанам. А все донесения направлял в эмигрантское правительство в Лондон. Англичане их перехватывали.
РГ: Как вскрывали баулы с чужой диппочтой подробно описано Кимом Филби в книге "Тайная война",
Соцков: Да, англичане все читали. А то, что читали англичане, то читали и мы.
РГ: Вот это помощь.
Соцков: У нас, наверное, есть донесений 30 этого самого Ковалевского. Но должен сказать, что было у нас с поляками некоторое взаимодействие. Установились контакты с начальников польской разведки. Пока армия польского генерала Андерса была на нашей территории, были контакты и с его разведотделом. Но чтобы что-то такое серьезное… Нет, не помню. Это было скорее чисто формальные связи. Очень хорошую информацию передавали нам чехи, кое-что, немного, норвежцы, французы. Кое-что приходило от югославов.
РГ: А правда ли, что был у нас источник в окружении немецкого генерал-фельдмаршала Листа?
Соцков: Давайте скажем так. Вся связь была утрачена в 1941-м, когда наш разведчик Коротков после начала войны вместе со всем посольством уехал из Германии. Пытались завербовать двух военнопленных, чтобы возобновить связь с теми, кого называют "Красной Капеллой". Те двое казались нам надежными.
РГ: Но обоих поймали после выброски в Германию. Один молчал, второй не выдержал пыток, заговорил, хотя потом и звучало, что подал условный радиосигнал. Работал под их контролем и нашего единственного агента в гестапо Брайтенбаха тоже выдал. Правда ли, что разведка пыталась выйти на контакт со своими немецкими источниками через нейтральную Швецию?
Соцков: Через Стокгольм, да, пытались, но ничего не вышло.
РГ: Лев Филиппович, держу в руках ваш труд - 576 страниц, и позволю себе спросить: сколько же время ушло на эту кропотливейшую работу? И как все это делалось?
Соцков: На это ушло много лет. Постепенно, ибо наш архив для научной деятельности не предназначен. Никто и никогда не думал, что когда-то эти документы потребуются для использования. Во-первых, уничтожали все подлинники.
РГ: Но почему?
Соцков: Из соображений безопасности - английские, германские документы - уничтожались. Считалось так - зачем?
РГ: Хотя бы ради людей, которые под Дамокловым мечом нам все это передавали.
Соцков: Все, что касалось оперативной деятельности - в оперативных делах есть. Как этих людей приобщали в работе, как все это развивалось, как решались те или иные оперативные проблемы. А переданная информация - к чему ее накапливать. Да, вот такой был подход. Теперь сунулись, и начался поиск. Но переводы оставались. Наши высшие руководители иностранных языков не знали. И если спрашивают у меня английский текст, то я отвечаю: обращайтесь в Форин Офис. Боялись, что на документах могут быть какие-то отметки, которые могут вывести на след - откуда утечка. То есть, на источника. А искать документы было очень тяжело, потому что расползались они по рабочим делам, по агентурно-наблюдательным, по делам информационным. Но полазили, извлекли все, что можно.
РГ: Сейчас изучаю историю Кима Филби. Перелопатил книги на русском, на английском. И какое-то впечатление, что "Кембриджская пятерка" - название условное. Пятерка или семерка, и Кембриджская - были же и есть и другие знаменитые британские учебные университеты. Даже в открытой печати вдруг всплывают фамилии, которые в состав той самой "пятерки" не входили.
Соцков: Тут, не вдаваясь в подробности, я соглашусь, что, конечно, все это довольно условно.
РГ: Лев Филиппович, мы знаем вас как автора книг по истории разведки. Но, похоже, чистому историку до генерал-майора не дослужится. Нельзя ли несколько строк из биографии?
Соцков: Я в разведке очень давно - больше полувека. Это тяжелый труд. У каждого разведчика своя судьба. У одного - высокий результат, у другого - пониже. Что совсем не значит, будто один работал хорошо, а другой - плохо: разные условия, разные ситуации. Приобрести человека, заставить его служить иностранному государству вещь сложная. Сделаем сноску на то, что когда возникла опасность победы Третьего Рейха, то многие к нам пришли сами. Сейчас обстановка меняется, и работать становится еще более сложно. Разведка, надеюсь, это понимают, тот инструмент, без которого государству, которое претендует на какую-то роль в международных делах, не обойтись. Надо защищать свои интересы - значит надо располагать эффективной разведывательной службой. Работать в такой Службе - большая честь, но предупреждаю сразу: миллионером вы там не станете.
РГ: А как началась разведка для вас? И в какой момент, трудясь над этой книгой, вы поняли весь масштаб той работы, что проделали ваши старшие коллеги перед войной? И всю ту трагедию сталинского неверия, непонимания, нежелания принять неизбежное. Все то, что поставило страну на самый край.
Соцков: 22 июня 1941 был я школьником десяти лет. И, не скажу ничего оригинального, в хороший и ясный воскресный день мы гоняли в футбол. А у громкоговорителя у небольшого стадиона рабочего поселка в Ульяновске собирались люди: заговорил Молотов... Потом я учился в ИМО, специализировался по Германии, имел возможность слушать многих выдающихся ученых, политических деятелей. Все это впитывалось, да и читал все, что только можно было достать на эту тему. А после института сразу же был взят в разведку, попал в Берлин, и работал помощников в Александра Михайловича Короткова.
РГ: Одного из знаменитейших советских разведчиков, "короля нелегалов", как его называли и специалиста именно по Германии.
Соцков: Правильно. Поэтому прошел школу, дай Бог каждому. И знал достаточно много, мой подход, мои взгляды формировались годами. А закончил активную службу, и занялся исследованием архивных материалов. Здесь и раскрылась картина во всей полноте - огромное количество информации, добытой разведкой перед началом войны. Мы - современники войны. Не хотелось бы, чтобы память о ней, о ее начале ушла из жизни. И, по-моему, решение извлечь, собрать, опубликовать все документы, с 22 июня 1941-го связанные, верное. У меня получилась такая трилогия: книги по довоенной Прибалтике, по Польше, и "Агрессия" по нападению на СССР. Знаете, работал над ними с большим удовлетворением.
РГ: Читал все три, но "Агрессия" для массового, как говорят, читателя, более понятная.
Соцков: Так это естественно, в ней не только большая политика - наша жизнь и колорит времени.