Поделиться
Идея встречи Эль Лисицкого с Ильей и Эмилией Кабаковыми, которая возникла у Чарльза Эше, директора Музея Ван Аббе в голландском городе Эйндховен, оказалась фантастически плодотворной.
Не в последнюю очередь потому, что изначально была выстроена как международный проект, привлекающий работы из собраний крупнейших музеев. Кроме раритетов Эль Лисицкого из коллекции Музея Ван Аббе и работ Кабаковых из ГТГ, Эрмитажа, Центра Жоржа Помпиду и Музея Соломона Р. Гуггенхайма произведения и архивные материалы дали Театральный музей им. А. Бахрушина, РГАЛИ, МАММ, частные галереи и коллекционеры. Выставка была показана уже в Музее Ван Аббе, Эрмитаже, она только что открылась в московском Мультимедиа Арт Музее, а в следующем году отправится в Австрию.
Но главное, конечно, в том, что Илья и Эмилия Кабаковы, став сокураторами проекта, тем самым подняли перчатку, брошенную чуть меньше века назад архитектором, художником, автором дизайна довоенных советских выставок за рубежом Эль Лисицким. Словом, мэтр московского концептуализма принял вызов одного из главных героев российского авангарда. Не менее интересно, что встреча двух поколений на каждой новой музейной площадке оказывается новой. И тот, кто видел выставку в Эрмитаже, не может не поразиться, насколько по-другому звучит в Москве та же драма в семи частях о встрече "отцов и детей". Та самая, в которой для каждого проекта будущего от "отцов" находится аргумент из этого самого будущего, где коллективная мечта обернулась коммунальной скрученностью и отчужденностью в своем "углу".
Немаловажно, что каждый раз пространство для экспозиции выбирали Илья и Эмилия Кабаковы. Если в Эрмитаже выставка заняла тесноватую анфиладу залов Надворной галереи Зимнего дворца, то в Москве она развернута на семь этажей МАММ. На каждом этаже - свой виток сюжета. На одном - "Победа над бытом" отзывается сардоническим "Быт победил", а "Чистота форм" рифмуется с "Мусором". На другом - проект трибуны для пролетарского лидера соседствует со страшноватым "Памятником тирану". Из одного пространства в другое ведет резкими зигзагами ковровая дорожка. В одном пространстве - свет и энергичная диагональ, устремленная ввысь, на которую нанизываются или с которой спорят строгий ряд эскизов, фотографий проектов... В другом - низкая коричневая полоса, как в коридорах старых общежитий, гарантирующая, что любая грязь и пятна будут незаметны, а сверху - бесцветная серая плоскость стены, где место картин и эскизов заняли объекты-стенды... Ковровая дорожка ведет ввысь, по спирали, и на седьмом этаже утопия достигает апогея, как, впрочем, и отчаяние невидимого персонажа "в углу". Инсталляция Ильи Кабакова "Человек, который улетел в космос", привезенная из Центра Жоржа Помпиду, - место встречи Великой утопии и невыносимой коллективной радости бытия.
Мы выходим на лестницу и упираемся в огромную дыру, зияющую в бумажном перекрытии, на котором узнаваемая надпись давнего плаката "Клином красным бей белых!". Заглянув вниз, мы увидим его - того, который улетел, - внизу, на первом этаже, упавшего, со сломанными крыльями, торчащими вверх нелепыми беззащитными пятками. Огороженного красно-белой полосатой лентой, какой обозначают место происшествия. И окруженного говорливой толпой энергичных зрителей, охотно фотографирующих друг друга на его фоне.
Надо ли говорить, что перед нами сюжет падения Икара, но поставленный в контекст не героического мифа, а пошлой повседневности? Трагедия и фарс оказались рядом - рукой подать.
Илья и Эмилия Кабакова сделали пронзительную тотальную инсталляцию, устремленную ввысь по спирали, как башня Татлина, и напоминающую одновременно их проект "Вертикальной оперы". Его макет, кстати, можно увидеть здесь же. В том проекте для каждого театрального яруса предназначалось свое зрелище, и каждый зритель был уверен, что уж выше-то небеса. Увы, попытка прорваться-улететь в космос-будущее обернулась лишь зияющей дырой в бумажном плакате.
И все же тотальная инсталляция под названием "Утопия и реальность? Эль Лисицкий и Илья и Эмилия Кабаковы", которая вроде бы вся - о тотальной неудаче, оставляет тоненький просвет надежды, впрочем, возможно, иллюзорной. Хотя бы потому, что возвращает сюжет об Икаре в пространство сегодняшнего дня. В этом смысле знак вопроса, появившийся в названии выставки в Москве, весьма красноречив.