Анна, как вы с очень насыщенной творческой жизнью успеваете растить детей или, наоборот, воспитывая детей, заниматься писательством, пением?
Анна Панкратова: "Растить" детей, кроме младшего, которому 12, уже не нужно: старшим 24, 23 и 18 лет. Все остальное - от вдохновения. Да и детей не растить или воспитывать надо, а любить и понимать.
А как вы начинали?
Анна Панкратова: Рифмовала лет с двух. То, что уже можно было назвать стихами, стало получаться годам к 8-9. Первые сказки - тогда же. А "песенки" стали складываться лет с 13-14. Но то, что это особый "жанр", узнала только в выпускном классе средней школы, когда авторскую песню, в конце восьмидесятых, активно стали популяризировать СМИ.
Что в ваших сказочных историях правда, а что вымысел? Многое ли в них соотносится с реальными событиями из жизни вашего младшего сына Демьяна-Даниила?
Анна Панкратова: Никаких вымыслов: все истории цикла "Про мальчика Дему" - это реальные эпизоды Демкиного дошкольного детства. Только рассказаны они не с точки зрения взрослого, а так, как видел все эти ситуации мой сын, который не только мой первый читатель, но и в некотором роде соавтор. "А если кто-то не верит, что так бывает, значит, ему просто очень не повезло, что ничего подобного с ним никогда не происходило!" - говорится в одной из моих недавних сказок из цикла "Снежный кот и другие обыкновенные волшебности".
Кто и где издает ваши произведения?
Анна Панкратова: Тут скорее уместнее спросить, кому это надо. Сейчас издатели чаще ориентируются на произведения, которые будут массово раскупаться и быстро принесут доход. А мне иногда приходится слышать, что мои сказки написаны "слишком сложным для восприятия ребенка языком". Но это отнюдь не повод для того, чтобы с целью повышения раскупаемости ориентироваться в своем творчестве на детей с минимальным словарным запасом, которые с трудом овладевают алфавитом лишь к окончанию первого класса, а к седьмому, как следствие, органично переходят на примитивный интернет-диалект. К тому же все сказки из цикла "Про мальчика Дему" писались о сыне и вместе с ним, - с его двух и до семи лет, - тем языком, который был ему понятен именно в этом возрасте. А сборник "Снежный кот и другие обыкновенные волшебности" сложился в куда более позднем периоде, - в последние два-три года. Но, честно говоря, на данный момент книги Якова Перельмана, Владислава Крапивина, Кира Булычева или Макса Фрая сыну куда более интересны, чем наивное и, на его взгляд, "слишком детское" мамино творчество.
Вы живете в Беларуси, но пишете по-русски. А на белорусском языке пробовали что-нибудь сочинять?
Анна Панкратова: Нет. Хотя и владею разговорной речью, свободно читаю и даже иногда перевожу для русскоговорящих друзей фрагменты из любимых мною книг Владимира Короткевича. Но не считаю свое владение белорусским языком достаточным для того, чтобы на нем писать. Чтобы получилось написать хоть что-то, что коренные носители языка не сочтут за литературный хлам, автор должен писать на том языке, на котором думает и видит сны. Чаще всего это язык, на котором учился говорить с самого рождения. А я с детства слышала только русскую речь, так как моя семья осела в Минске лишь в начале шестидесятых. Мой дед по маминой линии родился в Тамбовской губернии, бабушка - в Воронежской, а бабушка и дед по отцу - на Урале. Мама родилась в Грозном, отец - в Вильнюсе, а я вот - в Минске. Белорусский язык до самой школы слышала лишь из радиоприемника и, честно говоря, почти не понимала. В школе, по заявлению родителей, я могла получить освобождение от его изучения, но мама и бабушка категорически отказались написать такое заявление. Очень хорошо помню, как после долгих уговоров с моей стороны, бабушка сказала: "Аня, ты родилась в этом городе и у тебя здесь очень много друзей, поэтому ты просто не имеешь права не знать язык, историю и культуру страны, в которой живешь, и людей, которых любишь, а изучение языка - это первый шаг к тому, чтобы не просто знать, но еще и понимать".
Вы как-то сказали, что "человек, не выбирающий средств для достижения собственной цели, мне безынтересен, будь он хоть трижды талантлив". Какая ваша главная цель в жизни?
Анна Панкратова: А у меня не цели, слишком уж глобально звучит. У меня только красивые мечты: быть рядом с любимым человеком и чтобы ему самому хотелось быть рядом со мной... Чтобы младший сын, повзрослев, остался таким же искренним, как в детстве... Еще - успеть в своей жизни построить дом, а по пунктам - "вырастить дерево" и "родить сына" - я программу уже перевыполнила. К тому же, стараясь попасть непременно в яблочко, можно сначала полжизни прицеливаться, а потом всю мишень изрешетить, но в цель так и не попасть. И хорошо, если под прицелом была всего лишь мишень, а не живая человеческая душа. Поэтому, пусть лучше будут не цели, а заветные желания: ведь если чего-нибудь очень-очень захотеть, то это обязательно сбудется.