Центр имени братьев Люмьер открывает выставку литовской фотографии

"Хорошо родиться в маленькой стране, где природа человечна и равноценна человеку, где столетиями уживались разные языки и разные религии. Я говорю о Литве, земле мифов и поэзии". Так сказал о земле, где он родился поэт Чеслав Милош, когда в 1980 году ему вручали Нобелевскую премию в Стокгольмской ратуше. Земля Литвы вырастила не только одного из лучших поэтов ХХ века (по мнению Бродского, может быть, самого великого), но и одну из лучших фотографических школ в мире.

Центр фотографии имени братьев Люмьер - один из самых увлеченных и последовательных пропагандистов знаменитой литовской школы фотографии. Осенью 2009 года Центр фотографии показал мощную ретроспективу Александра Мацияускаса, открыв ею серию проектов "Классики литовской фотографии". Год спустя тема была продолжена. И на выставке "Феномен литовской школы. Западная фотография в СССР" зрители увидели работы уже четырех крупнейших литовских фотографов - Антанаса Суткуса, Александраса Мацияускаса, Виталия Бутырина, Альгимантаса Кунчюса.

Ныне, почти четыре года спустя, 4 февраля Центр фотографии открывает новую выставку "Гений места. Классика литовской фотографии", которая значительно расширяет представление российского зрителя о феномене "литовской школы". Помимо уже знакомых четырех фотомастеров будут представлены фотографии Ромуальдаса Аугунаса, Марюса Баранаускаса, Римантаса Дихавичюса, Аудриуса Завадскиса, Йонаса Кальвялиса, Витаса Луцкуса, Антанаса Межанскаса, Ромуальдаса Пожеркиса, Ромуальдаса Ракаускаса, Вацловаса Страукаса и Виргилиуса Шонты.

Фактически этот проект рифмуется (но не повторяет) легендарную выставку 1969 года "9 фотографов Литвы", показанную в Москве, в Центральном Доме журналистов. Надо сказать, что уже тогда литовцы появились в Москве отнюдь не в качестве "темных лошадок". К 1969 году Каунасский фотоклуб, который представляли эти девять человек, существовал уже шесть лет и объединял почти 150 фотографов республики. Их проекты демонстрировали в Польше и в Чехословакии. Чешский журнал "Фотография 69" высоко оценивал их работы: "Литовская фотография давно уже обращала на себя внимание. Этим она обязана прежде всего молодым фотографам, смелым искателям, чьи снимки, на первый взгляд, привлекают тем, что должно быть присуще каждому произведению искусства - индивидуальностью. Можно даже сказать, что благодаря им литовская фотография оказывает определенное влияние на мировое фотоискусство". Но чтобы понять то огромное влияние, которое литовская фотография в те годы оказала на российскую, как минимум, стоит  вспомнить, что 1969 год - это время после оттепели, после ввода танков в Чехословакию. Иначе говоря, литовская фотография в Москве 1969 года воспринималась прежде всего как европейская.

Ей были внятны мучительные темы, "пропущенные", точнее вычеркнутые из советской фотографии, или даже вовсе не допущенные в нее. Драма модернизации крестьянской страны, "умытой кровью", чувственная витальность природной жизни, одиночество предстояния человека перед смертью… Советские фотографы эпохи оттепели жили совсем иными темами. Большей частью они или иначе апеллировали к конструктивизму 1920-х, заново открывали утопии авангарда или пытались открыть "лирическое" (читай - гуманистическое) начало в системе, только-только пытающейся освободиться от ГУЛага и одновременно осваивающей космос…

Александрас Мацияускас. "Лето" (1982). Фото: Центр фотографии имени братьев Люмьер

Литовские фотографы вели речь (точнее, снимали) совсем о другом, но они не были "чужими" европейцами. Их боль, их темы, их образы, наконец, дерзость их фотографического языка находили в России и отклик, и понимание, и восхищение. Так, о литовской фотографии написали книги (!) два крупнейших критика советской эпохи - Виктор Демин и Лев Аннинский. Когда Аннинский писал о литовской школе фотографии: "В этой школе нет внешне очерченных границ, ни даже сколько-нибудь жестко сформулированных принципов и приемов. Она держится внутренним притяжением - как горящая плазма жгутом держится в вакууме", - никому не надо было объяснять, о каком вакууме шла речь. Но важнее идеологических подтекстов был этот образ - плазмы, горения. Образ, заставляющий почувствовать едва ли не главное в работах литовских фотографов, - обжигающий огонь страсти, жизни, печали, боли, любви - словом,  живой жизни, которую не могли усмирить ни расчисленные ракурсы, ни выверенные композиции кадра, ни продуманные оптические эффекты.

Нынешняя выставка в Центре фотографии имени братьев Люмьер отнюдь не предлагает входить в одну и ту же реку дважды. Это не ностальгический проект, а весьма современный. Не только потому, что позволяет увидеть новые работы легендарных литовских фотографов, но и потому, что их драматическое видение мира может дать если не точку опоры, то хотя бы ключ, интонацию для разговора о сегодняшнем дне. Кстати, 5 февраля в рамках образовательной программы Центра фотографии обещают диалог Льва Аннинского и Ирины Чмыревой о литовской фотографии.

Цитата

Лев Аннинский: "Самая глубинная загадка литовской школы - соединение тяжести и полета. Это какой-то совершенно особый тип меланхолии, который нелегко определить "со стороны", но наверное, еще труднее определить это "изнутри". Один литовский писатель, стараясь понять связь земли и небес в этой национальной душе, вынужден был занять образ из библейского арсенала; он сказал: "лестница в небо". Может быть, лучше было бы воспользоваться другим словом, которым перевел библейский образ Томас Манн: не "лестница", а "пуповина". И, пожалуй, не небо: не купол небес - в ойкумене этой души, точка отсчета - земля. Ветви змеиного древа жизни. Просвет в ветвях. Точно так же, не крест, а сияющее из-за него солнышко оказывается точкой отсчета, когда это языческое солнышко горит над литовскими храмами. Витальная сила, насыщающая клеточки бытия, соединена здесь со страстным порывом ввысь".

Ромуальдас Ракаускас. Из серии "Будни Вильнюса" (1960-1965). Фото: Центр фотографии имени братьев Люмьер