Поделиться
Чудовищной трагедии удалось избежать каким-то чудом. Пилот Чесли Салленберг совершил невозможное - он посадил падающий самолет на водную поверхность Гудзона и спас жизни 155 находящихся на борту пассажиров и членов экипажа.
Первые несколько дней фамилия Салленберга не сходила с телеэкранов и первых полос американских газет. Пилота называли героем, все вокруг восхищались его невероятной смелостью и способностью принять единственно верное решение в критической ситуации.
Однако в том, что это решение было единственно верным, сразу же начали сомневаться в американском министерстве транспорта.
Воссоздав в специальной программе все исходные условия, они пришли к выводу, что посадка на Гудзон была самым рискованным из возможных решений - пилоту хватило бы и высоты, и времени, чтобы приземлить самолет в двух близлежащих аэропортах.
Неожиданно для рядовых обывателей началось громкое расследование, главным фигурантом которого стал как раз Салленберг. На кону оказалась его карьера пилота и честное имя.
Эта реально произошедшая в США история будто бы была создана для того, чтобы Клинт Иствуд снял по ее мотивам фильм. По крайней мере, в ней сошлись два его излюбленных мотива противостояния - мужественного героя и безнадежных внешних обстоятельств, честности и бездушия.
Причем победа над системой, по Иствуду, дается куда тяжелей, чем совершенный ранее подвиг.
Но есть в "Чуде на Гудзоне" и несколько неожиданный пласт. Легко представить, как другой, пусть талантливый, но менее мудрый режиссер превратил бы историю пилота Салленберга в рассказ о черном и белом. Авиационные власти в данном случае, конечно, были бы средоточием зла, а герой в белых одеждах торжественно одерживал бы над этим злом победу. Иствуд избегает использования столь дешевого пафоса, снимая картину не об абстрактных героях и негодяях, вставляющих им палки в колеса, а о живых людях.
Неслучайно Том Хэнкс, играющий Салленберга, тут постоянно строит недоуменную мину, когда совершенно незнакомые люди, узнав, что именно он спас жизни полутора сотням человек, кидаются ему на шею и пытаются угостить пивом в баре.
Иствуд ни секунды не сомневается в правоте главного героя своей картины, но он далек от его идеализации. В то же самое время и противостоящая ему государственная машина - глупая и неповоротливая - состоит из людей, которые делают свою работу и уверены в том, что делают ее во благо других людей. Просто эти люди слишком увлеклись компьютерным моделированием ситуации с авиакатастрофой и забыли про человеческий фактор.
Этот фактор - один из самых важных моментов, на котором Иствуд максимально сосредоточивается. Противостояние Салленберга и его обвинителей неслучайно показано в фильме как противостояние человеческой честности и чиновничьей упертости. Честность апеллирует к фактам и эмоциям, без учета которых невозможно принятие ни одного критически важного решения. Упертость чиновников эмоциональную сторону вопроса вовсе игнорирует - и пытается организовать заведомо неправое дело, поверив не человеку, а машине и ее компьютерной симуляции реальности.
Тут можно, конечно, кивнуть на почтенный возраст режиссера, который не доверяет современным технологиям. Но с одним из главных выводов фильма поспорить все-таки сложно - идеально нарисованные машиной вероятности чаще всего так и остаются вероятностями, в реальности масса деталей изменяет картину до неузнаваемости.
В финале "Чуда на Гудзоне" Иствуд добавляет к этому посылу еще один моралистичный месседж.
Не превращая чиновников, пытающихся добиться отстранения Салленберга, в отрицательных героев, он снял в итоге не шаблонный фильм о противостоянии человека и системы, но скорее смог, наоборот, создать гимн самим понятиям честности и правосудия.
Самые сентиментальные последние минуты картины - о том, что, конечно же, нормально функционирующее общество обязательно разберется, что к чему, а невиновным ни в коем случае не придется понести несправедливое наказание.
Это едва ли не самый оптимистический и идеалистический для иствудовских картин финал, который, с одной стороны, конечно, выглядит излишне сентиментально, но с другой - язык не повернется назвать его искусственным и неуместным.